Светлана Шейченко. Фото из архива театра

Я стараюсь представить реакцию Светы Шейченко на мои рассуждения о ней и понимаю, что кроме радостного волнения испытает она и неловкость, и досаду, и недоумение — ведь мы подруги, и это решающее обстоятельство как бы бросает тень на саму затею, несовместимую с нашей дружбой, длящейся уже четверть века. Положа руку на сердце — великое множество этих дружб, рожденных «под сению кулис», как правило, рано или поздно подстерегает печальная развязка. Мы «уцелели» среди множества больших и малых испытаний первых наших сезонов в Александринке, у нас история, в которой никогда не было соперничества. И. О. Горбачев (у него во всех спектаклях мы играли дочек, и он вполне уже мог вписать нас в паспорт) проделывал с нами такие шутки: подойдет к Свете и шепчет про меня: «Ну что это за актриса?!» — потом ко мне: «Ну что Светка за актриса!» Нам и в голову не могло прийти — рассказывать об этом друг другу. Понимание, знание, опыт пришли с годами.

Зимой 1974 году в моей уборной стояла молоденькая, тоненькая девочка. Она не могла побороть свое волнение, хотя очень старалась.

Она показывалась в театре в моей роли — Виктории в «Ночью без звезд». Я, конечно, тоже нервничала: дебют молодой актрисы в «моей» роли, почему?! Девочку эту я знала по институту, мы учились на параллельных курсах, но занятия по танцу у нас были общие. И я всегда с восхищением смотрела, как вдохновенно, грациозно и бесконечно высоко взлетала ее нога к лепному потолку нашего танцевального зала. У меня так не получалось. И вот опять новое испытание… Несмотря на ревность, я почувствовала, что ее волнение — вовсе не по поводу результатов дебюта, а потому, что сейчас вот нужно выйти на Сцену и сыграть Роль. Первый раз в жизни. Трепет был искренний, он невольно передавался мне — и мы уже тряслись вдвоем. Так мы и остались в одной гримерке, со старинным мутноватым зеркалом в бронзовой раме, чтобы играть ежедневно свои первые маленькие роли. Ночью, без звезд — каламбуром теперь звучит это название: так мало мы знали и понимали тогда и не чувствовали света далеких звезд, сверкавших на этих подмостках: Савиной, Рощиной-Инсаровой, Вольф-Израэль.

С. Шейченко (Лиза), В. Реутов (Молчалин). «Горе от ума». Фото В. Красикова

Света была любимой ученицей В. В. Меркурьева и И. В. Мейерхольд, что совершенно не означало одного и того же: у них часто бывали разные пристрастия относительно своих учеников. Света была редким исключением: она лучше всех исполняла упражнения по загадочной для непосвященных биомеханике — любимой дисциплине И. В. Мейерхольд, а В. В. Меркурьев вручил ей красный диплом, пригласил в ассистентуру и привел на Александринскую сцену.

Нас окружали тогда удивительные люди. Гигантский ансамбль «Мертвых душ» Николая Шейко соединял корифеев театра, мастеров всех поколений, зеленую молодежь. Нескончаемые переодевания (барышни на балу, девушки у Коробочки, снова барышни, персонажи немых сцен и интермедий) не превращали нас в статистов — спектакль стал университетом. Затаив дыхание, замирали мы в сложнейших композициях, чувствуя, как «жертвуют собой» ради целого Толубеев и Меркурьев, Борисов и Соколов, Дмитриев и Адашевский, Лебзак, Мамаева, Штыкан, Корякина, Инютина, Алешина, Екатерининский, Вальяно… Вместе с ними и десятками первоклассных артистов постигали мы, что в искусстве нет мелочей… Спектакль был красив, на нас были прекрасные туалеты. Kогда возникала пауза в середине спектакля, мы собирались в красивейшем актерском фойе, туда приходили замечательные александринские актеры. Петербургский человек, литератор, неповторимый актер Юрий Михайлович Свирин сидел под портретом Юрьева, и мы все, кокетничая, дефилировали вокруг него. И надо сказать, он был совершенно очарован Светой, по-стариковски, чисто и светло, абсолютно безо всякой пошлости, был влюблен в нее. Это была очень красивая история взаимоотношений — похожая на те трогательные истории, о которых писали великие писатели: при космической разнице в возрасте она была для него Прекрасной дамой (может быть, она напоминала ему женщин, которых он когда-то любил).

Кроме творческой жизни, которой мы были поглощены, в театре была и другая жизнь — общественная. Она в Пушкинском театре занимала довольно серьезное место, и Света участвовала в ней: была комсоргом, членом худсовета театра, депутатом, бесконечно ездила на шефские встречи, концерты, при этом будучи ведущей молодой актрисой. Карьера, казалось бы, «в кармане», но так вышло, что на одном худсовете руководство решило избавиться от нескольких пожилых актрис, Ю. В. Толубеев за них заступился — и вдруг его поддержала девочка-комсорг, а ей этого не полагалось. Потом не подписала что-то, что нужно было подписать. Потом восхитилась спетаклем, которым не положено восхищаться. То есть вела себя не так, как положено было вести себя в театре, где парторганизация была самым сильным органом.

С. Шейченко (Ренева). «Светит, да не греет». Фото В. Красикова

Вот не в чести стала у художественного руководителя Е. А. Акуличева — легендарная ленинградская актриса и удивительная женщина, поразительно светлый человек. Конец ее жизни был тяжелым, она знала свой диагноз и незадолго до смерти, когда я приехала из Москвы и зашла проведать ее, сказала: «Я помогала в жизни многим людям в их трудные моменты, а вот сейчас моя связь с театром, который для меня жизнь, — это Света. Она приходит и общается со мной как со здоровой».

Е. А. Акуличева умерла, ее мама передала от нее для Светы кольцо, которое Света носит всегда.

Вспоминая наше начало и молодость, я бы хотела сказать о каком-то врожденном, абсолютном ее профессионализме, о полной отдаче Светланы каждодневной театральной работе. За это ее всегда любят и ценят режиссеры. Она играла у Музиля и Эренберга, Сагальчика и Шейко, Ольшвангера и Горбачева. Если надо ходить на ходулях — она ходила, если нужно было научиться кататься на роликах — она вставала на ролики, на голове стоять, по канату ходить — все она делала с одинаковой отдачей, профессионализмом, доброжелательностью. Был случай, когда она выручала театр, за двадцать минут вскочив в главную роль. Даже рабочие сцены, осветители не заметили, что произошла замена. Партнером ее был Б. А. Фрейндлих. Я знаю, что он очень высоко Свету ценит. После ухода из театра первой исполнительницы роли Виктоши в «Сказках старого Арбата» А. Арбузова, Н. Максомовой, Света более ста раз сыграла Виктошу. И когда играл сам Бруно Артурович, он всегда просил, чтобы с ним ставили только Свету. Я вспоминаю «Пер Гюнта», тоже с Бруно Артуровичем. Спектакль был традиционным и добротным. И вот сцена Пера и Анитры. Из гробницы появлялась восточная статуэтка, озорная, коварная и лукавая. Сцена была сыграна с тонким юмором, изяществом и прелестной эротичностью. Это был дуэт двух мастеров.

У Льва Лемке — замечательного острого акимовского актера — проблемы с выбором партнерши для спектакля по пьесам С. Злотникова в Театре эстрады скорее всего не было. Выбор пал на Свету, когда он увидел ее в роли Гвен в спектакле «Аэропорт». Злотниковские персонажи играли на сцене вечную тему мужчины и женщины.

Сцена из спектакля «Пер Гюнт». Фото В. Красикова из архива автора

Роль Реневой в спектакле «Светит да не греет» Арсения Сагальчика Света получила в прекрасную пору, когда играть и играть. Драматическая судьба Реневой могла стать и стала в исполнении С. Шейченко ролью исповедальной. Это была больше чем правда — торжество подлинного театра. Замечательное сочинение режиссера А. Сагальчика, неповторимость декораций М. Китаева и особенно звучание центральной роли у С. Шейченко — все это, как ни парадоксально, стало причиной жестокого умерщвления спектакля. Тогда это было легко сделать. И сделали.

У Светы всегда было свойство — нравиться очень многим. Но, к сожалению или к счастью, она такой родилась и такой ее воспитали родители, что какие-то амбиции, которые в театре иногда помогают актрисам, разбивались о ее необыкновенную чистоту. А ведь у Александринской сцены в этом смысле есть традиции, идущие еще от истории Сандуновых, Гедеонова, Асенковой…

Ей отомстили крепко, ее обидели в театре безумно. Когда Б. А. Фрейндлих выпускал «Отца Горио», где Света играла центральную роль, в день премьеры она узнала, что ее уволили по сокращению штатов. Это был какой-то бред. И все-таки Света сыграла премьеру, уже зная, что уволена. Потом вдруг вспомнили, что она занята столько, что ее невозможно заменить, — и ее вернули. Но унизили за то, что вела себя независимо. Причем ее независимость не была независимостью героини, это была естественность человека, который не может переступить через какие-то барьеры. И потом, когда люди, поддерживавшие Горбачева, заложили его и с удовольствием пинали, Света не позволила себе даже косо посмотреть в его сторону.

С. Шейченко и А. Ислентьева в молодые годы. Фото из архива автора

Все — и творческое и личное — сосредоточилось для нее в театре. Придя туда девочкой, все свои неистраченные человеческие качества, искренность, чистоту, она отдала театру.

Света давно и много работает на радио, она оживляет своим красивым голосом героинь телесериалов. Но главная ее любовь — театр. В нее вошло все хорошее, что еще сохраняется в стенах Александринки. Она по прямой получила многое от великих александринских корифеев.

Недавно я видела ее Лизу в «Горе от ума». Мне не понравился спектакль, но Света играла виртуозно. В таком рискованном рисунке, предложенном Праудиным, так тонко и деликатно пройти все рифы и остаться грибоедовской Лизой! Мне жаль, что эта работа недооценена театром. Зато я знаю, что после спектакля к Свете в уборную зашла Тамара Ивановна Алешина и поцеловала ее. А Тамара Ивановна сама когда-то играла Лизу.

В последние жаркие июньские дни я опять оказалась в Петербурге, на премьере «Бориса Годунова» в постановке А. Сагальчика и сценографии М. Китаева. Рядом со Светой продолжают играть наши товарищи Сережа Паршин, Коля Буров, Валера Куксин, Маша Кузнецова, Миша Долгинин, Леша Минин, Вадик Никитин. Не зря 25 лет назад мы замирали рядом с Великими. Когда мы прибегали за сорок пять минут до начала спектакля играть «Чичикова», то видели, как Ю. В. Толубеев в костюме и полном гриме, уже соверешенно готовый, сосредоточенный, сидит, прикрывшись кулисой, и ни на кого не смотрит. Его выход был только в середине первого акта…

Понятие «порядочность» становится на глазах чем-то архаичным. В жизни и в театре множество новых слов и даже новых ценностей, за ними стоящих. Сохраняющие себя так, как Света Шейченко, люди театра, кажется мне, всегда будут, и театру это необходимо. А еще больше — людям, служащим театру. Света может помочь так, что ты даже не почувствуешь, что она подставила тебе в этот момент плечо.

Июль 1999 г.