«Жизнь Эдит Пиаф». Рига. Режиссеры Семен Лосев и Лариса Гурьянова

В. Пьецух. «Около Пиаф». Челябинский облестной теар кукол. Режиссер Сергей Плотов

Л. Глушкова. Фото из архива театра

Люблю, когда в общем театральном потоке вдруг встречаются и аукаются сюжеты, спектакли, не имеющие представления друг о друге. Когда возникает летучее художественное эхо.

Зимой в Риге я случайно увидела очень хороший моноспектакль «Эдит Пиаф» молоденькой актрисы, недавней выпускницы студии Семена Лосева при Русской драме — Ники Плотниковой. Это были мемуары Пиаф, сыгранные с тактом, юным лирическим воодушевлением и великолепной имитацией пения Эдит Пиаф. Молодая актриса, почти девочка, проходила путь, пройденный Пиаф, с доверием к истинности каждого ее шага. Она рассказывала о катастрофах Пиаф — от любви до наркотиков — с искренностью очевидца и без истерики. Может быть, внутренний покой давала ей собственная молодость (жизнь впереди!) и еще — вера в то, что «парижский воробей», великая Пиаф, никуда не делась и существует где-то, посылая нам всем звук своего голоса, а ей, Нике Плотниковой, — редкую возможность идентификации (где-то я прочла, что голос прорезался у Ники на репетициях). Молодая актриса служит талантливым, искренним проводником той энергии, что дает ей Пиаф, — нам, сюда, сегодня.

Н. Плотникова. Фото из личного архива

Весной в Челябинских куклах я смотрела очень хороший моноспектакль «Около Пиаф», сыгранный Людмилой Глушковой по прозе В. Пьецуха, в котором фоном звучит радиопередача о жизни Пиаф… Вдруг представилось, что транслируют рижский спектакль — о тех же бедах, о той же стойкости, те же песни, только обрывками, клочками. Жизнь Пиаф здесь — не параллельный сюжет и не содержательное сопоставление. Просто наша современнница с сумкой на колесиках, в каких возят с дачи картошку, сидит и рассказывает про свою жизнь в деревне. В деревню она, как видно, попала, сильно, смертельно заболев, — и все ее разговоры о природе, об односельчанах и очень простых радостях жизни (книги, ягоды, вода, послеобеденный отдых, огород) — благодарность Богу за тихое, несложное счастье еще быть, благодарность жизни как возможности.

В спектакле есть рассуждения о том, как все связано, как, скажем, например, засуха в Сахаре, сама того не зная, влияет на настроение людей Поволжья. Так же, нечаянным дуновением, случайным касанием, связаны с этой стойкой женщиной, живущей где-то в средней полосе, и «звуки му» — голос неумирающей Пиаф. Та жизнь — и эта жизнь, та живучесть — и эта живучесть. Ну и что? Да так, что-то. Бури Пиаф, не способной жить без любви, и другая любовь — без бурь… Актриса служит искренним проводником того покоя, света, той веры, которую нашла ее героиня и которая дает ее взгляду открытую ясность. Ее глаза действительно лучатся — нам, сюда, сегодня.

В одной из газет Нику Плотникову назвали «рижским воробьем», как будто у «парижского воробья», Пиаф, забрали один слог — «па», легкое движение.

Героиня Людмилы Глушковой радуется деревенским воробьям, лету, простым движениям жизни.

Обе они ничего не знают друг о друге. Как Рига о Челябинске. Как Сахара — о Поволжье.

Обе они — около Пиаф.

Это я так, к слову. Случайная рифма.

Июль 1999 г.