Куда поедет Гришковец — вопрос далеко не праздный. Ибо узнать, в какой точке земного шара артист Евгений Гришковец собирается «есть» свою «собаку», задача не из легких. Спектакль путешествует по разным городам и фестивалям , и о нем уже складываются легенды. Спектакль «бродячий», как и сюжет, как, впрочем, и его создатель, который, родившись в Красноярске, отслужив во флоте, помотавшись по разным городам и весям, сейчас проживает в Калининграде, но видят его там, наверное, не чаще, чем в Питере. Бывал в Москве, теперь вновь — Петербург, фестиваль «Солнцеворот», хотя самая большая мечта артиста — сыграть этот спектакль на каком-нибудь корабле, а потом выйти с моряками в море.

Куда «поедет» Гришковец именно в том спектакле, который вы смотрите, предугадать невозможно. В основе спектакля движение — на остров Русский, в прошлое — к детству и юности, в память. Отсутствие фиксированного текста открывает обширное поле для импровизации. Тем более, если театральным сюжетом становится собственная жизнь, с ее абсурдом и фантазиями. «Направление» каждого спектакля может меняться от раза к разу, ибо есть один-единственный сюжет — твоя жизнь, а в ней невообразимое количество «путей сообщения» и «пунктов прибытия».

Е. Гришковец в спектакле «Как я съел собаку». Фото из архива театра

Как рассказать об этом спектакле? Все равно что попытаться рассказать о своем и только своем детстве c твоим двором, c твоей школой и твоими стыдами и любовями. Но в том-то и фокус, что у каждого было детство, и та любимая тропинка к школе, и тот учебник по литературе с тупыми картинками. И ты сразу же включаешься в условия даже не беседы, а так, разговора. Просто вышел человек на небольшую площадку и начал рассказывать о своей жизни. Не страдая, не «актерствуя», а по-простому. Как рассказывают знакомым за бутылочкой пива или соседям по купе…

Материя этого моноспектакля зыбкая и невесомая. Она соткана из образов прошлого, из детского стыда и юношеского бахвальства. Прелесть рассказа — в прихотливом и неожиданном рисунке повествования, в наплывах тем и эмоций, в сочетании иронии и разговора о «главном», в узнаваемости этой жизни и одновременно — непривычном, очень личном взгляде на нее. Кажется, что рождение каждого следующего сюжета происходит внезапно, в вольной цепочке ассоциаций. Так бывает, когда запах жареного миндаля вдруг напомнит летний день.

Вышедший на сцену человек был из породы тех, в ком присутствует что-то неизбывно детское, что напоминает о детстве, вызывая какую-то нежность и улыбку — близорукий взгляд ли, коротко стриженная голова или немного ребяческое выражение лица с обиженно припухлыми губами. Собственно, мысль о некой детскости возникла, когда артист вышел поговорить со зрителями, одетый в матросский костюмчик (так любили наряжать своих детей романтически настроенные мамы). Белая просторная матроска, шорты и ботинки. Правда, потом он переоделся и вышел играть в обыкновенной футболке и брюках. Но и сам спектакль дышал некой детской, что ли, наивностью. Герой был по-детски неуклюж и нелеп. Ощущение нелепости возникало от отчаянной неприспособленности героя к миру, абсурд которого является основой нашей жизни и начинается для каждого еще в детстве, когда, живя в Красноярске, за тысячи километров от столиц (страшное расстояние!), нужно писать сочинение на тему «Петербург Достоевского». Неправильность мира рождала вопросы, на которые герой пытался найти ответ, что-то объяснить себе, волнуясь и искренне не понимая, как не понимал он этого в детстве: «Как это — не любят, когда все тебя любят?» И постоянное движение плечом, словно стремление отвернуться, укрыться от мира. Свернувшись на сцене калачиком, как эмбрион в утробе матери, герой пытался вспомнить, вернуть ощущение защищенности и покоя, присутствовавшее в детстве. И невосполнимость потери — потери детства, как времени, когда тебя все любят. Утраты дома, граничащей с разрушением твоего мирка.

Удивительно, что сам спектакль при этом бессовестно смешон. Причем юмор и оценки ситуаций в большинстве своем чисто российские. И «песнь абсурда» этой жизни звучит в рассказе о том, как нашего персонажа забирали служить на флот. Ибо только люди этой страны могут по доcтоинству оценить фигуру лейтенанта, который не ругался матом, а беззвучно проговаривал его губами. Или этюд на тему «Русские не сдаются!», когда капитан с сознанием исполненного долга дает приказание открыть кингстоны. И барельефные композиции актера в луче софита, изображающего героических моряков, словно скопированных с картины «Защита Севастополя» или с памятника «Стерегущему», который, между прочим, стоит в Александровском парке. А апофеоз всей службы — «победа» русского оружия над японской авиацией. Артист словно позволяет смаковать этот эпизод, с удовольствием показывая: вот летит японский летчик, в то время как наш герой-моряк драит палубу, вот моряк вглядывается в лицо летчика, нагло пролетающего чуть ли не над головой, медленно сгибает руку в неприличном жесте, символизирующем непобедимость русского флота, а летчик удивляется и улетает…

Уходя, персонаж взваливает себе на плечо большой алюминиевый якорь, забирает ведро, канаты, лежащие на сцене, словно унося с собой весь опыт прошлого, множество ненужных вроде бы вещей, но дорогих и необходимых. В сущности, у каждого и остается разве только такой багаж, который ты несешь по жизни. И в жизни ты можешь быть нормальным человеком, но 28 июля наденешь воротник, нацепишь бескозырку и пойдешь на набережную смотреть корабли. Потому что ты моряк. И это действительно, правда, я знаю, потому что мой папа тоже служил во флоте.

Июль1999 г.