ТРИУМФ — РЕАЛЬНЫЙ И СИМВОЛИЧЕСКИЙ

Среди лауреатов Российской независимой премии за высшие достижения в литературе и искусстве «Триумф–1998» — Вера Михайловна Красовская. По необъяснимым причинам (скорее всего из-за неизбывной российской безалаберности) эта выдающаяся женщина, известная всему балетному миру, в свои восемьдесят с лишним лет ни разу не удостаивалась какой-либо государственной награды (если не считать медали «За оборону Кронштадта»). Зато неофициального признания ей не занимать.

В театральной среде (да и не только) Красовская — это уже понятие, имя нарицательное, высший авторитет, всеобъемлющее знание. Для тех, кто знает Красовскую по книгам и статьям, — это синоним балетной науки и образец писательского мастерства. Для тех же, кто знаком с Верой Михайловной непосредственно, это еще и незаурядная личность, удивительная судьба. Впрочем, одно неотделимо от другого у этой ученейшей, невероятно талантливой женщины. Превосходные степени и громкие эпитеты в разговоре о ней неизбежны, тут уж ничего не поделаешь. Достаточно взглянуть на книжную полку, где выстроились ее труды — числом около двадцати! И это далеко не все: сотни статей рассыпаны по научным сборникам, энциклопедиям, журналам, газетам и прочим изданиям.

В. М. Красовская. Фото из семейного архива

Нет такого события в отечественном и западноевропейском балете прошедших веков, в ленинградском и петербургском балете нашего столетия, которого не коснулось бы волшебное перо Красовской. Удивляться, собственно, нечему: Красовская посвятила жизнь созданию фундаментальной истории русского и западноевропейского балетного театра, взявшись за дело, беспрецедентное по сложности и новизне. Неукоснительно исполняя сей нравственный долг, она временами «сворачивала в сторону», и тогда появлялись монографии о Вахтанге Чабукиани, Анне Павловой, Вацлаве Нижинском, Никите Долгушине, Агриппине Вагановой, сборник «Статьи о балете».

Литературные портреты солистов Кировского (Мариинского) театра — от Улановой, Дудинской и Сергеева до Макаровой и Барышникова — выпускников Вагановской школы — составили книгу «Профили танца», превосходно изданную в этом году Академией русского балета имени А. Я. Вагановой.

19 марта в музее Академии на фоне замечательной выставки, посвященной В. М. Красовской, торжественно и тепло прошла презентация книги «Профили танца». Среди многочисленных гостей присутствовали герои книги: Н. Дудинская, Г. Комлева, Н. Долгушин; другие герои: Н. Макарова, А. Осипенко, М. Барышников, И. Колпакова, А. Макаров прислали телеграммы и факсы из-за границы.

Не прерывала Вера Михайловна и деятельности критика-рецензента, что не мешало регулярному выходу в свет очередных томов «Истории». В итоге они образовали симметричную «дилогию» — по четыре тома в каждом из двух направлений.

Помимо необъятного, строго упорядоченного свода знаний, с жадностью поглощаемых специалистами-балетоведами и — в пору экзаменов — студентами соответствующего профиля, «История» содержит в себе и нечто, способное приковать внимание неподдающихся исчислению поклонников Терпсихоры, Мельпомены и Талии да и просто любознательных читателей. Это нечто — авторская интонация, авторская мысль, вторгающаяся на мало обжитые территории балетной эстетики и поэтики. Здесь-то и заявляет о себе Красовская-критик, с ее высочайшей компетентностью и мастерством, отточенным в полемических баталиях, бушевавших на рубеже 1950–1960-х годов. Отстаивая все талантливое, все что движет искусство вперед, от консерваторов разных мастей, Красовская находила опору в опыте прошлого. В свою очередь, прошлое расценивалось в перспективе будущих находок и утрат. И если в первых «российских» томах ощутим поиск ответа на вопрос о природе и назначении балетного искусства, то в «зарубежных» автору понадобились уже прямые обращения к новейшей истории, к практике века двадцатого. Перекличка эпох, поданная столь наглядно, демонстрирует процессы преемственности и обновления . . . и держит мысль читателя в напряжении, не давая ему заскучать, как то бывает, чего греха таить, при штудировании иных ученых трактатов.

Любой труд Красовской, включая беллетризованные монографии, требует интеллектуальных усилий и доставляет радость как беседа с человеком энциклопедически образованным и, к тому же, душевно подвижным, наделенным еще и чувством юмора. Среди искусствоведов такое встречается не часто, так что уж говорить о балетоведах, которых можно пересчитать по пальцам. У Красовской безграничная эрудиция соединяется с глубиной анализа и блеском письма.

Редкостный литературный талант сказывается не только в красотах слога. Поистине виртуозно мастерство, с каким выстраивается внутренний сюжет повествования. Не чудо ли, что «История» с каждым томом все больше напоминает гигантский роман-эпопею, охватывающий несколько столетий? Развитие действия определяется сменой художественных направлений, а в качестве героев выступают конкретные исторические личности — сценаристы, композиторы, хореографы, танцовщики, художники, писатели, критики, которым несть числа. Их деяния и судьбы — в скрещениях и противостояниях — воссозданы столь подробно и красочно, что подивились бы и очевидцы-современники.

Если по охвату материала это роман-эпопея, то по конструкции — скорее грандиозная симфония, где завершенные части-тома, контрастируя и перекликаясь друг с другом, развивают генеральную идею-концепцию. Втиснуть эту обобщающую идею в сжатую формулу — значит обеднить ее многозначный смысл, в котором еще и резонирует чувство. В общем виде эта идея такова: утверждение балета как самобытного и серьезного искусства с непростой, извилистой судьбой. А «лирический подтекст» — восхищение и благодарная память о людях театра разных эпох, сотворявших из сплава музыки и танца поэзию классического балета.

Донести эту поэзию до читателей, закрепляя эфемерные образы танца живым, метким словом, — в этом умении, а точнее искусстве с Красовской не сравнится никто. Талантливо развивая открытое титанами художественно-аналитической балетной критики Акимом Волынским, Андреем Левинсоном, Любовью Блок, Красовская имеет одно немаловажное преимущество. Она профессионально владеет танцем, видит его снаружи и изнутри, безошибочно устанавливает взаимосвязи между алгеброй и гармонией в балетмейстерском и исполнительском творчестве. Ее аналитические «поэмы о танце» вскрывают «механизмы» мастерства и учат ценить это мастерство как чистое выражение таланта.

К славной когорте Мастеров принадлежит и героиня нашего очерка. Героиня в прямом смысле слова. Ее вклад в отечественную культуру в полной мере оценят в будущем, но масштаб, значимость и уникальность сделанного видны и сегодня. Объем работы да и груз ответственности, который взвалила на свои и вправду хрупкие плечи миниатюрная, но несгибаемая женщина, под силу разве что большому коллективу, желательно еще и дружному. Но смолоду Красовская предпочитала индивидуальный метод творчества и верила в себя, — на то она и Вера! «Я справлюсь с этим сама», — заявила она, начинающая сотрудница НИО ленинградского института театра и музыки, когда в начале 50-х туда поступило предложение создать фундаментальный труд по истории русского балета. Основания к тому имелись: она и в аспирантуру пришла, можно сказать, прямо с подмостков сцены, чтобы одновременно с сочинением диссертации сдавать экстерном студенческие экзамены по специальности «театровед». В послевоенную пору такое могло произойти, конечно же, не без доброжелательной поддержки старших коллег — заведующего аспирантурой А. О. Гербстмана, научных руководителей Ю.  И. Слонимского и М. С. Друскина, сотрудников НИО C. С. Данилова, Е. Л. Финкельштейн, В. Н. Всеволодского-Гернгросса, К. Н. Державина. Какие люди вводили ее в мир науки! Но и она пришла не с пустыми руками, располагая дипломом Хореографического училища (оконченного по классу Вагановой), знанием балетной сцены, а также владея иностранными языками и прочим гуманитарным наследством «старорежимной» профессорской семьи.

Красовская создала балетную науку и продолжала учиться: у коллег по профессии — предшественников и современников, у собственного мужа Д. И. Золотницкого — известного театроведа и филолога, у практиков балета и смежных искусств. Азарт первооткрывателя звал вперед, а путеводной звездой служило безошибочно угаданное призвание — тот самый набоковский «дар». Вехи жизни-деяния мерялись новыми публикациями. «Красными» датами почитались дни рождения книг.

Свидетель кропотливой будничной работы — домашняя картотека Красовской, cобранная на протяжении полувека. В образцовом порядке здесь покоятся тысячи карточек, исписанных твердым, щеголеватым почерком. Каждая — словно крупица золота, добытого в недрах библиотек. Каждая помнит шелест пожелтевших газетных страниц, бегущий по строкам цепкий взгляд, тепло руки, спешащей удержать найденное. Драгоценный и сам по себе, этот материал служил лишь подступом к главному — осмыслению, анализу, выстраиванию концепции и, наконец, к сочинению собственно текста. Но здесь начинается заповедная зона творчества, куда посторонним вход запрещен.

Прекрасно, что титанический труд подвижницы балетной науки увенчался триумфом — реальным и символическим. Реальный — это достигнутая цель, осуществление дерзновенных проектов. Символический — престижная национальная премия, полученная вместе с Фазилем Искандером, Юрием Любимовым, Алексеем Германом, Гией Канчели — художниками высокого человеческого достоинства, аристократами духа. Красовская — из этой породы, редкой и прежде, а ныне исчезающей на глазах. И как хотелось бы видеть в личном «Триумфе» действительно выдающейся женщины еще и признание представляемой ею профессии, которая требует поддержки как никогда.

Май 1999 г.