Когда российские телеканалы сообщили о его смерти, сердце сжалось, а в голове крутилась детская протестующая фраза: «Смешные не умирают!» Но «смешной» Шурик — Александр Демьяненко — все-таки умер на 62-м году жизни, и нам остается лишь послать ему вслед наш сердечный привет. В последние годы он был совсем не смешным. На сцене играл драматические роли, а в жизни переживал отнюдь не комические ситуации: одному из самых блестящих и знаменитых советских комиков не нашлось места на сцене Театра комедии, и он играл в крошечном «Приюте комедианта». Между тем, сыграв в молодости в кинокомедиях Леонида Гайдая, он вошел в историю не только советского, но и мирового кино. Маска безалаберного очкарика Шурика обеспечила ему место на мировом кинематографическом Олимпе. Есть маска Чарли Чаплина, маска Луи де Фюнеса, маска Фернанделя, но есть также и маска Шурика, великолепное порождение советского кино. Эта маска сопровождала артиста Александра Демьяненко всю жизнь и была любимым кинообразом советского человека… Юрий Никулин когда-то о своем киногерое из фильма Гайдая сказал гениально метко: «Такой с придурью, но наш человек». Шурик тоже был, несомненно, наш и только наш — с потрясающей придурью и виновато-близорукой улыбкой очкарика-интеллигента, попадавшего в самые невероятные операции «Ы» и другие приключения…

Все его московские и кавказские авантюры, прыжки, погони, нелепости и шутки были комическим фасадом некомической эпохи. В них словно воплотились наши великие иллюзии, что можно жизнь прожить легкомысленно и беспечно, что девушка-комсомолка спортсменка-красавица в облике Натальи Варлей будет вечно в горах танцевать перед тобой твист и петь своим ангельским голосом: «Где-то на белом свете, там, где всегда мороз…» Кажется, у его Шурика было вечное лето.

Два года назад Демьяненко пережил «второе дыхание» своей славы. Общественное российское телевидение произвело ретроспективный показ «Все фильмы Гайдая». Наше старое кино вернуло нас на четверть века назад, и мы все, стар и млад, прильнули к экранам телевизоров. Эпоха великой депрессии вспоминала об эпохе великих иллюзий.

Известно, что наша эмиграция в Америке скупила все кассеты с фильмами Гайдая. Что мы потеряли на тех кинопленках, на том «белом свете»? Нашу безмятежность, жажду приключений, неусыпный авантюризм и, может быть, стакан вина на набережной Адлера за одиннадцать копеек. Все это отражалось в стеклах очков бессмертного Шурика…

Но дело не только в ностальгии. Маленькие дети, бросив брутальных терминаторов и ядовито-красочных героев Диснея, все как один влюбились в Нину и Шурика и запели те песни. На моих глазах одна маленькая девочка, увидев «живьем» постаревшего, седого Шурика — Александра Демьяненко, — потеряла от восторга дар речи, полезла в карман и отдала ему все свои конфеты.

Почему мы так любили Шурика? Он был как бы наш брикет мороженого в выходной день, наше Черное море (тогда еще не отошедшее к Украине)… наши праздники… Советское кино оставило на память потомкам две гениальные сцены тостирования — нашего, может быть, главного вида национальной охоты. Шурик в «Кавказской пленнице», собиратель фольклора, назюзюкавшийся до потери памяти и всплакнувший на весь экран: «Птичку жалко», а потом — Евгений Леонов в «Осеннем марафоне», раз и навсегда объяснивший советскому народу, что «тостуемый пьет до дна»… Сегодня мы можем выпить за помин души великого комика, подарившего нам столько радости и счастья…

В его последних театральных ролях все равно проглядывала его киномаска. Играл ли он бомжа-алкоголика с благородной душой во «Владимирской площади» или Креона в «Антигоне» Ануя — он все равно играл маленького человека, частную жизнь, тихого обывателя — обитателя земли. Его Креон устало отбивался от юной бунтарки Антигоны, как мотылек, летящий на смерть, шлепал ее отечески по попке, пытаясь образумить. Его аргументами были не соображения государственного мужа, но защита частной жизни, с ее негероическими ценностями. «Счастье — жалкое слово, не правда ли», — говорил он. Его горькая улыбка осталась в памяти, беззащитная улыбка очкарика.

Полтора года назад, зимой, актерский благотворительный фонд им. Н.Симонова устроил бенефис народного артиста Александра Сергеевича Демьяненко на сцене БДТ. Он играл отрывки своих театральных работ, на экране вспыхивали киношные эпизоды, юные актеры пели «Где-то на белом свете…», юбиляр танцевал и валял дурака с «Лицедеями», а в финале вечера была пронзительная мизансцена: Наталья Варлей пригласила его на вальс, и они станцевали его на сцене БДТ.

Это был единственный и последний вальс Шурика. «Слышишь тревожные дуют ветра, нам расставаться настала пора…» — поседевший Шурик и по-прежнему прекрасная и легкая Нина вальсировали, а напоследок Наталья Варлей предложила станцевать вальс через десять лет. Увы, ее партнер ушел из жизни, покинул сцену — зрители же того декабрьского вечера навсегда запомнят их прощальный вальс…

Мы все реже ходим в кино, зато дома всякий уважающий себя гражданин хранит видеокассеты с «Кавказской пленницей», с «Операцией „Ы“»… Мы еще долго будем их крутить, вспоминая безалаберность молодого человека. Он — наши старые песни о главном. Его герой вечно и беспечно попадал в нелепые ситуации, куда-то летел, мчался, кувыркался, падал, напивался, поднимался… Нам же он давал ощущение безоблачного синего неба и почвы под ногами.