Б. О. Костелянец. Карельский фронт. 1943 г. Фото из архива автора

Борис Осипович Костелянец преподавал у нас в Театральном институте на Моховой теорию драмы. Каюсь: по юности, этот предмет казался мне прекраснодушным довеском к и без того легкомысленному театроведческому образованию.

Правда, на его лекции мы приходили исправно. От учителя шло такое сияние, а за его рассуждениями стояло такое драматическое напряжение мысли, что пропустить его лекции было невозможно. Кроме того, мы откуда-то знали: Костелянец прошел войну с «Гамлетом» в солдатском вещмешке. Вполне возможно, это была лишь красивая легенда, но нам, уныло сдававшим зачеты по научному атеизму и истории КПСС, эта легенда была жизненно необходима.

Проходит время. Научный атеизм в учебном расписании заменен на историю религии, а уроки Бориса Осиповича «дозревают» в нас. Начинаешь понимать, что зачет по теории драмы ты сдаешь, в сущности, всю жизнь. Открывая нам строение драмы, анализируя — упорно и вдохновенно — все ее тайные и явные переходы, драматические коллизии и катастрофы, трагические прозрения и узнавания, косвенные встречи и явные невстречи, — Костелянец учил нас читать Книгу жизни, постигать ее скрытый смысл, перелистывая страницу за страницей — ничего не пропускать, не бояться глядеть вглубь с обрыва и не лететь к финалу — успеется.

Сегодня, к концу века, на сцене появилось множество Гамлетов. Целый рой мстительных и нервных юношей с кинжалами, отвертками, рапирами в руках… Много званых, мало избранных. Самозванцы, превратившие замок датских королей в проходной двор, пьющие гибельную чашу с отравленным вином, словно «пепси»…Между тем стоит взглянуть на военную фотокарточку Костелянца — и обмереть, и вздрогнуть, и вспомнить блоковское: «Я Гамлет. Холодеет кровь». Этот портрет не даст солгать: молодой человек, глядящий на нас из далекой зимы 1939, с Карельского фронта, непостижимым образом похож на Александра Блока (который, как известно, играл принца датского в дачном спектакле). Но самое главное: вот Гамлет, подлинный принц духа, попавший в трагический мир.

Борис Осипович не устрашился взглянуть своему веку в лицо и написать все свои книги. «Мир поэзии драматической» открыл ему свои чугунные ворота: не филологические штудии, не гаммы, не гимнастика для литературоведческого ума, но — бесценный опыт прочтения шедевров мировой драматургии и вместе с тем — той драмы, которую мы каждый день проживаем сообща и поодиночке.

Я смотрю на военную фотокарточку и, ей Богу, не знаю, что там у него за спиной: крылья? (но ангелом на войне — «быть или не быть?») или все-таки пьеса Шекспира в вещмешке? Он учил нас, что все наши победы, равно как и поражения — всегда с нами. Он одержал очередную свою победу. Вышла в свет его новая книга. Опыт прочтения «Короля Лира» под названием «Свобода и зло: самоочищение и пресечение зла силой».

Он прошел вместе с Лиром его путь, за пядью пядь, путь от тронного зала до дуврской тюрьмы, очищаясь от зла, становясь особенным человеком, устанавливающим подлинную связь с миром и людьми. Он написал о кризисе ренессансного гуманизма, «когда все резче обнажалась противоречивая природа провозглашенной им свободы». Сегодня, когда терпит кризис за кризисом уже не ренессансный гуманизм, а тот, последний, который непостижимым образом и вопреки всему задержался в мире, и человеческая душа, кажется, уже не в состоянии пережить масштабы творимого в мире зла, — Костелянец, вчитываясь в Шекспира, объясняет: ход мрачных событий не отменяет ни глубинной сущности человеческого бытия, ни любви человека к человеку, трогательной и исцеляющей, как любовь Корделии к отцу. Вооруженный лишь филологией, искусством медленного чтения, — ни шпаги! ни кинжала! ни автомата Калашникова! — Костелянец бросает вызов существующему миропорядку, дурной, негативной свободе, чреватой разрушительным злом.Кризис ренессансного гуманизма он рифмует с острейшими противоречиями нашей эпохи — и мужественно не отводит взгляда.Как тот старик, что после дворца попал в степь, в великую бурю, в темную ночь, которая не пощадит ни конного, ни пешего.

Мне бесконечно жаль, что Борис Осипович больше не читает лекции по теории драмы и мои студенты в Театральной академии лишены такого учителя, как он. Но дело небезнадежно: они прочтут его книги, и, даст им Бог, обратят «глаза зрачками в душу».

Май 1999г.