Десять лет назад в додинском спектакле «Старик» яростно протестовал против «ужасов коммунистического строительства на Дону» казак Сергей Мигулин. Молодой актер Виктор Тереля, в бурке и папахе, несся по просторам додинской поэтики — «не щадя живота», до хрипа и срыва связок, соединяясь в эмоциональных «фортиссимо» со скорбной медью духовых, казачьми хорами и вселенским лиризмом «Элегии» Масснэ. Природный и, казалось, не тронутый цивилизацией темперамент Терели был плоть от плоти театра Додина, с его тягой к «почве», к необработанной, физиологической актерской энергии, и не предполагал иного пути, чем органическое служение законам именно такого театра.

Потом где-то на театральных перекрестках мне встречалось это выразительное лицо, в чертах которого смесь украинской и грузинской крови дала экзотическое сочетание аристократизма и простонародной «крестьянской» силы. Лицо сообщало, что учится у Анатолия Васильева в Школе драматического искусства. Но перекресток и есть перекресток, дальше каждый следует своей дорогой, теряя случайного встречного в толпе…

Примерно год назад Виктор Тереля вдруг снова активно возник в петербургском театральном пространстве. Закончив режиссерский курс у Васильева, он опять стал актером МДТ. Но не эта, уже отработанная, роль теперь ведет его по жизни. В. Тереля до хрипа и срыва связок, «не щадя живота», внедряет у нас идею театра Слова, внушенную Учителем, пытаясь организовать в Петербурге место под названием «Салон г-на Диалог», где бы игрались, звучали, обсуждались, соединяя людей, великие тексты цивилизации — трактаты, статьи, эссе, в общем, интеллектуальные песни о главном и глобальном. Ощущение, что вспаханную Додиным почву Васильев засеял семенами мировой культуры и они взрастают так активно, как бывает только на грузинской и украинской земле. Кажется (видимо, это действительно так), что в Школе драматического искусства Виктору Тереле «открылась бездна, звезд полна» — и сочинения великих, от Платона и Беккета до Дидро и Уайльда, стали для него настольными и органически необходимыми.

Главная идея такого театра — не приспособление великих, сияющих в культурном космосе, к бренному ощущению себя в сегодняшнем дне (движение вниз), а восторг постижения Мысли, запечатленной в Слове (движение вверх).

То есть, я не знаю, как формулирует это окончательно сам В. Тереля, это я так понимаю его намерения, исходя из коротких встреч на петербургских перекрестках и из спектакля «Парадокс об актере».

Что больше всего необходимо человеку в тридцатиградусную июльскую жару, в битком набитом театре «Особняк»? Правильно. Особенно необходимо ему понимание трактата Дени Дидро «Парадокс об актере» в его сочетании со статьей Оскара Уайльда «Упадок лжи». На открытую первую репетицию проекта «Парадокс об актере» пришло столько вспотевшего театрального народа, что было ясно: Тереля прав, нужно место, где происходило бы пиршество парадоксального интеллекта, воплощенного сильными актерами.

На сей раз их было четверо. Сам Виктор Тереля (Дидро), Алексей Девотченко (Уайльд), Ирина Тычинина (Актриса) и Виталий Салтыков (Актер). Первые трое связаны додинской Школой, были партнерами в «Старике», у Девотченко с тех пор накопился редкий опыт работы с текстом в моно- и просто спектаклях. Девотченко и Салтыков были партнерами в ТЮЗе. То есть — компания.

… На изысканно оформленную сцену, в декорацию спектакля «Зеленые щеки апреля» (миниатюрный портал классического оперного театра с пурпурно-золотым занавесом) поставили изящные венские стулья — кажется, красный, синий и зеленый — и зажгли свечи. Дидро сидел в расшитом золотом камзоле и слушал рассуждения нервического Уайльда в тюбетейке о том, как природа подражает искусству (если бы поэты не воспели закаты и туманы — мы не замечали бы их. Теперь, наблюдая закат, мы воспринимаем его как неудачного Тернера…) Уайльд играл словами и на рояле, горячился в блестящих парадоксальных эскападах. Они с Дидро (как и полярные по природе актеры Тереля и Девотченко) находились в иронически-дружеских отношениях, что и подобает великим, продолжающим свои споры уже не здесь, а также в ирон-трагических отношениях с сутью искусства.

Все парадоксы Уайльда завершились его признанием, что только лишь искусство актерского перевоплощения, так сказать «истина страстей в предлагаемых обстоятельствах», не подлежит уразумению. Его восторг вызвала даже актриса, грубо (то есть в какой-то мере правдоподобно) представлявшая монолог Саломеи из одноименной пьесы. Он аплодировал ей. И вот тут вступил Дидро. Недавний оппонент Уайльда, он доказывал никчемность на сцене любой житейской эмоции, произносил гимны воображению (почти как Михаил Чехов) и скорбел об утрате жизнью пряной Красоты. Он становился похож в эти минуты на римского патриция времени упадка, а не на просвещенного француза. Дидро отвергал свою любовницу-актрису, для которой реальная любовь стала важнее любви иллюзорной, сценической. Назло Уайльду, презирающему все искусства, кроме актерского, он унижал актера как низшее существо, заставлял разодетого по всем правилам театра актера в берете бессмысленно выводить оперные фиоритуры и прославлял его как творца единственно цельной и настоящей реальности — иллюзии, которая не имеет отношения к жизни. Они обращали свои доказательства друг другу, а двое актеров были инструментом, бессловесным подтверждением их тезисов.

И что тут было игрой, и что — парадоксом, и что — истиной? Трудно с одного раза, за час сорок минут, воспринять гениальный интеллектуальный текст на слух, не сбиться и уследить за отношениями говорящих. «Господин Диалог», собственно, свел не столько оппонентов, сколько апологетов искусства как такового, искусства — как первичной материи и главной реальности.

Темперамент, с каким трактаты были представлены публике, был достоин протеста против красного террора на Дону и Школы Васильева, мистически соединившейся на брегах Невы со Школой Додина в парадоксальной судьбе Виктора Терели. Эмоция восторга перед великими текстами, открывающими свои богатства, вела двух сильных и умных артистов. Это было азартно, увлекательно, по-режиссерски иронично и вспоминается уже после, когда жара спала. Все время хочется снять с полки книгу и перечесть. Дидро и Уайльд будут теперь некоторое время звучать голосами и представляться лицами Терели и Девотченко…

Июль 1999 г.