Бывает в конце хорошего спектакля недолгая тишина и в ней внятное, совсем не взвинченное «Браво» какого-нибудь нормального воодушевленного театрала. Вот такого достоинства и прошедший в мае одноименный фестиваль — не каждый спектакль афиши, а сам фестиваль как явление. Хорошо организованный, он имел своеобразную драматургию — не относящуюся к раздаче мест и призов (этот сюжет, кстати, разыгрывался на диво спокойно, при всех дискуссионных всплесках интеллигентно), а собственно театральную драматургию.

Екатеринбург — город «на подъеме», что приезжему из Петербурга бросается в глаза: во-первых, в прямом смысле слова улицы то и дело идут «в гору» (Урал), во-вторых, город на глазах хорошеет. Культурное самосознание интеллигенции этого крупнейшего промышленного центра всегда было интенсивным, в спектре от собирания фольклора до самого экстремального авангарда. Театр знавал и прекрасные времена — и все же он был долгое время как будто консервативнее музыки, живописи, литературы. В последние годы ситуация изменилась (читай, например, в «Петербургском театральном журнале» про фестиваль «Реальный театр»). Театральная карта наглядно пестра — соответственно разнокалиберна фестивальная афиша: здесь и номинанты «Золотой маски», и новые студии, и спектакли из области — Серова и Первоуральска, оперно-балетные «тяжеловесы» соседствуют с портативными опусами крошечных трупп. Там справедливо завидуют нашему собственно студийному «Рождественскому параду», но есть и некая театральная правда в демократическом равенстве городских сцен перед фестивальным зрителем.

Скоро выяснилось, что яркая общая черта объединяет лучшие постановки разных жанров и «габаритов»: их осмысленная неакадемичность, тенденция «прорвать» картонность устаревших театральных отношений, завязать новые. В сущности, этим занимается и Г. Исаакян в «Мазепе» (к сожалению, с этим талантливым спектаклем, похоже более убедительным, чем московская критика по его адресу, пришлось ознакомиться лишь в записи). То же конструктивное «озорство» — у артистов во главе с С. Гамовым в «Бале вампиров» театра «ДА», и у А. Ушатинского, устанавливающего свои правила игры в Малом (то есть совсем малом!) драматическом театре, и у Б. Кречмара, поставившего в Театре музыкальной комедии неожиданно культурно насыщенную, сочетающую Л. Минкуса с К.Чуковским феерию «Муха-Цокотуха».

За время, прошедшее после фестиваля, какие-то его события кристаллизуются в памяти с еще большей выразительностью — как, например, драматический контраст узорчатого, китайчатого кукольного мира с «реальным» страдающим Императором — А. Герасимовым («Соловей» Андерсена в Театре кукол, режиссер и художник А. Ефимов) или, напротив, забавные «качели» двух таких разных, но одушевленных и обаятельных комических партий Черта — В. Смолин и Графа — П. Дралов в «Черте и девственнице» режиссера К. Стрежнева.

У всего этого пестреющего поля оказались два мощных полюса, они-то и держат в текущем сезоне драматургию екатеринбургской сцены. Это «Житие и страдание преподобной мученицы Февронии» у А. Праудина в ТЮЗе и «Уйди-уйди» Н. Коляды в Театре драмы (малая сцена). Оба кита, хита фестиваля описаны уже в ПТЖ. Одновременное существование двух названных спектаклей, значение которых не ограничивается культурным событием, но распространяется в какую-то более широкую сферу, дает масштаб местной театральной жизни, выводит екатеринбургский театр за региональные рамки.

О взрывном сочетании «грешного с праведным», несоединимых стилистических потоков в праудинской «Февронии» уже говорилось: в сущности, экспериментально-интригующая провокация. Театр победил: святая правда за Светланой Замараевой в заглавной роли, она заставляет забыть и мелочно тюзовские фишки драматургии.

Только здесь, в Екатеринбурге (что подтверждает и ремейк в «Современнике»), Коляда находит идеальную команду для своего театра (малая сцена Акдрамы), на едином дыхании играющую народную трагикомедию, с нескрываемой тезисностью лубка притом. «Гений места», как сказал о нем мой коллега по жюри конкурса «Браво», челябинец Владимир Спешков. В «Уйди-уйди» зрители не дистанцированы от персонажей, сколь бы маргинальными они ни казались на первый взгляд. Над всеми равно каплет (здесь наконец реализована метафора, никогда не воплощенная, еще петрушевских «Трех девушек в голубом»). Актерский ансамбль спектакля — можно сказать, ноу хау Коляды: резкий голос улицы, пластика человека толпы обретают художественую форму. Вершина спектакля — дуэтная сцена молодых героев в финале первого действия, можно сказать, с музыкальной точностью сыгранная Ириной Ермоловой и Олегом Ягодиным. Во втором действии сильно акцентирована «мораль»: с моей точки зрения, Коляда явно строит на новом этапе некий народный театр, и почти лубочная назидательность входит обязательным элементом в эту систему.

Упомянутый крупный рисунок театральной жизни в Екатеринбурге связан, естественно, и с активностью критиков. Помимо регулярных обсуждений спектаклей за эти десять дней мне удалось прочесть несколько профессиональных публикаций о театре — в журналах и газетах и, что уж совсем здорово, сборничек начинающих театральных критиков (есть такой семинар при Доме Актера, руководимый Л. Немченко). Само собой, вся эта деятельность хрупка, как везде и всегда, но в Екатеринбурге есть театр и есть заинтересованные в нем люди.