В рассказе о Шестом нижегородском фестивале искусств имени Сахарова без упоминания публики обойтись нельзя. Во-первых, потому, что ей достается больше всего комплиментов. «Меня восхитила высота, которую вы держите во всем — в участниках, в „ноте“, в стиле, который выбрали, и, конечно, в публике… И дело не в количестве аплодисментов… Я услышала активную тишину, которую умею различать», — говорила на пресс-конференции Галина Волчек. Ей вторили и Башмет, и Кахидзе, и Игнат Солженицын, и Дора Шварцберг, и многие другие участники и гости фестиваля. Во-вторых, состав этой публики (тонкий, к сожалению, очень тонкий слой нижегородской интеллигенции) мало меняется год от года, от фестиваля к фестивалю. Отсюда ощущение некой «домашности», «семьи» (правда, «семьи» довольно требовательной). В-третьих, своим поведением публика выстраивает драматургию фестиваля, по ее реакции можно вычерчивать графики, учитывающие самые различные оттенки чувств (от немого восторга до уничтожающе язвительного смеха). А в-четвертых, эту публику правильнее называть слушателями. Ибо хоть и носит фестиваль «подназвание» «Русское искусство и мир», хоть и разнообразит афишу выставками и спектаклями, все-таки прежде всего является Праздником музыки. «Виной» тому и организаторы (директор — художественный руководитель Нижегородской филармонии Ольга Томина, руководитель Квартета им. Бородина Валентин Берлинский), и большие традиции больших музыкальных фестивалей в городе. Центральным событием, действительно потрясшим и слушателей и участников, стал второй день праздника, когда в программе сплелись три славных имени — Гия Канчели, Джансуг Кахидзе и Юрий Башмет. Впервые в Нижнем (и всего четвертый раз публично) было исполнено сочинение для альта, хора и симфонического оркестра «Стикс».

В основе текста — грузинские слова.

— Их я подбирал по принципу, чтобы легче было петь, чтобы не было гортанных звуков, — объяснял создание своего нового произведения Канчели. — Но в итоге, когда я кончил и посмотрел, — во всем появился какой-то смысл, обращение к Всевышнему.

Впечатление было ошеломляющим…

Вообще же в афише фестиваля было более 30 композиторских имен — от ряда интереснейших премьер до высокой классики. Что касается участников, то их было более 500 человек из России, Австрии, Италии, Голландии, США, Грузии, Литвы. Даже беглый перечень имен и названий в музыкальной афише (помимо названных — Владимир Виардо, Квартет имени Бородина, Доминант-квартет, Игорь Федоров, Сильвия Шлютер, Леопольд Дигрис и др.) говорит и о высоком уровне исполнителей, и об определенной концепции фестиваля. Фестиваль сопровождали выставки: от старинных нотированных рукописей и редких музыкальных изданий XVII–XIX века до фотографий Юрия Роста в музее Сахарова, от выставки «Воплощение. Земная жизнь Иисуса Христа» из фондов Нижегородского художественного музея до экспозиции «Динамические пары», посвященной соавторству в изобразительном искусстве, организованной Центром современного искусства.

Таким был фестивальный фон для приезжих театров.

Но был и другой фон — театральная жизнь самого города. Об этом фоне следует также кратко сказать. Сложилось так, что в городе выросло уже целое поколение зрителей, практически не знающих, что такое театр сегодня, «варящихся» в провинциальной кухне одного города, с засилием актерской, непрофессиональной режиссуры и халтурных гастролей заезжих «столичных звезд» (за очень редким исключением). И это при том, что три театра в Нижнем Новгороде имеют звание «академических»: драмы, кукол и оперный.

Театр драмы восемь лет не имел главного режиссера вообще. «Второе пришествие» в 1988 году талантливого Ефима Табачникова было печальным: силы уже были на исходе, театр привык к смене режиссуры, к конъюнктуре «датских» спектаклей советского времени и «развлекаловке» нового, постсоветского… В результате Табачникова «ушли» (некрасиво, обидно), и вскоре он умер. Театр надолго погрузился в бессмысленное существование от постановки к постановке. Репертуар, естественно, не имел никакой «политики» и продуманности. На этом фоне чуть лучше смотрелись спектакли очередного режиссера Василия Богомазова («Ромео и Джульетта», «Лес», «Хэлло, Долли», «В будущем году, в то же время» и другие).

И вот совсем недавно в театре появился Главный: в родные пенаты вернулся Леонид Белявский, возглавлявший до этого рижскую драму. Он не очень торопился заявить о себе и что-то кардинально менять в театре. Уже при нем актер Фирстов поставил сказочку, а приглашенный из Санкт-Петербурга Андрей Андреев — «Французские страсти на подмосковной даче». Сам же Леонид Савельевич под занавес театрального сезона «выдал» «Девятого праведника» Юрганта. Это не первое обращение режиссера к пьесе, но то, что было, наверное, когда-то вполне приемлемо по драматургии, по режиссуре и по «сверхзадаче», на сцене нижегородского театра обернулось невероятной рутиной и скукой. Стало окончательно ясно, что впереди полный тупик. Впрочем, жизнь показывает, что так бессмысленно существовать можно и десятилетиями. Благо, звание есть, здание к юбилею отремонтировано, и даже местные премии регулярно находят себе «героев».

Театр «Комедiя». Именно так — на старинный лад — называется этот театр, только прошлой зимой въехавший в новое, очень красивое здание в центре города. Если бы этот переезд состоялся лет 15 назад, быть может, от театра той поры что-то и осталось бы. (Был любопытный, разнообразный репертуар, хорошие актеры и главный режиссер Семен Лерман.) Однако развалюха-стационар, постановка «быстрых», не требующих особых затрат, на разные сцены спектаклей, сознательное «неприглашение» интересной режиссуры, бесконечные переезды и напасти (пожары, травмы, уход актеров и пр. и пр.) привели к тому, к чему и должны были привести: творческое состояние театра еще хуже «академического».

ТЮЗ влачит то же самое провинциальное существование. После смерти в 1984 году Бориса Наравцевича из театра как будто ушла душа. Сменивший его на посту главного Виктор Семакин еще пользовался остатками зрительского интереса, актерского ансамблевого единства и трепетного отношения к профессии всех работников театра. Однако эти «остатки» быстро истощились, и нынешний главный режиссер Лев Белов имеет театр, применительно к которому слово «тюзятина» звучит как констатация факта, где устарело в творческом плане все: репертуар, игра актеров, режиссерские приемы, где заново «открываются» Рацер и Константинов, где в театральной сказке все чудеса просто рассказываются и нет даже попытки придумать хоть что-то «волшебное», где в подростковом спектакле главного героя играет актриса-травести и где отсутствие сверхзадачи спектакля компенсируется псевдоатмосферой.

Поэтому приезд в рамках сахаровского фестиваля московских театров вызывал особый интерес у публики, сценическим искусством в последние годы никак не избалованной.

На нынешний, VI фестиваль в Нижний привезли свои спектакли «Современник» («Крутой маршрут») и «Школа современной пьесы» («Записки русского путешественника» и «Чайку»).

Это был первый приезд «Современника» в наш город. Поразили трепетность, дотошность и добросовестность, с которыми готовился показ спектакля. Была четкая задача: спектакль должен идти так, как он идет на стационаре. Никаких «гастрольных вариантов»! Были тщательно отсмотрены (отмерены) все сценические площадки города. Выбор пал на сцену театра драмы. В спектакле участвовал весь первый состав: Неелова, Ахеджакова, Покровская, Козелькова, Толмачева… Привезли даже 90-летнюю Паулину Мясникову, играющую «саму себя» в тюремные и ссыльные годы (всего же в Нижний приехало 85 человек!). Легендарный директор театра Эрман сам проверял готовность всех компонентов спектакля и заботливо раздавал журналистам выпущенные специально к фестивалю программки.

Мог ли при таком отношении спектакль пройти иначе, чем он прошел? А прошел он «на одном дыхании», с удивительно свежей актерской отдачей, которая получила в зале (уже давно отвыкшем от такого мощного актерского «тока») благодарный отзвук. Это был и не спектакль даже, а некая акция внутри фестиваля, который носит имя Сахарова…

Театр «Школа современной пьесы» приехал в Нижний прямо с германских гастролей. Его создатель Иосиф Райхельгауз начал пресс-конференцию с того, что перечислил все фестивали (зарубежные), в которых участвовал его театр. Очень возмущался плохой рекламой в городе (оказалось, ее просто не привезли), в результате которой на первом спектакле («Записки русского путешественника») оказались свободные места. Наличие небольшого количества нераскупленных билетов — свидетельство того, что нижегородская публика не знала Гришковца. Однако те, кто пришли, разочарованы не были: замечательный мужской дуэт Владимира Стеклова и Василия Бочкарева «за жизнь», ностальгические воспоминания «а помнишь?», почти детская увлеченность милыми повседневными «мелочами», уходящими из нашей жизни, самым заразительным образом действовали на зрительный зал. Вот где бессловесная реакция публики (вздохами, смехом, аплодисментами, «живой» тишиной) была настоящим диалогом со сценой. Спектакль несколько сникал, когда обращался к жанру, обозначенному в программке: репетиция. Появлялся режиссер (Райхельгауз), как бы репетирующий то, что происходило на сцене, и тогда искусственно прерывалась ткань спектакля. Зал вежливо пережидал этот режиссерский прием и потом опять с удовольствием бросался в обаятельную словесную игру двух мужчин, вынимающих из потока нашей жизни маленькие ее приметы, привязанные к определенному времени, которое уже никогда не вернуть…

И вот третий спектакль фестиваля — «Чайка». Интерес подогрет. В зале яблоку негде упасть. (Да еще параллельно нет музыкального концерта — все в театр!) К сожалению, зрителей постигло разочарование. Интересно поначалу решение «театра в театре», когда маленькая сцена в помещичьей усадьбе дает возможность героям проявляться по-разному: «на котурнах» (это когда жизнь «играется», и не обязательно для других, можно и для самого себя) и без (это когда забывается игра и жизнь воспринимается всерьез). Однако очень скоро в спектакле игра и жизнь перемешиваются, и, что грустно, легковесность игры начинает превалировать. И чем ближе к финалу, тем больше. Напряжение падает как раз к кульминации, когда Треплев (Александр Гордон) пристраивает к ветке дерева на сцене ружье, выбивает курок и… картинно падает. Но так как это происходит на той самой маленькой сцене, где разыгрывались игрушечные страсти, то и финал кажется игрушечным. Его никак не поднимает Аркадина (Ирина Алферова), оставаясь внутри точно такой же, какой она вышла на сцену в первом акте, — просто актрисой Алферовой. Не поднимает финала и Тригорин (Владимир Стеклов): он как бы отстранен от всего действа и остается гостем не только помещичьей семьи, но и самого спектакля. Разве только Маша (Ольга Гусилетова) могла бы что-то сделать (есть в игре этой актрисы какая-то притягательная странность), но ей не дает этой возможности ни роль, ни режиссер (ее странность так и остается неразгаданной). А Чайка — Нина Заречная? Ее нет. Так как-то… Была на сцене. И ладно.

А «Чайка»? Была на сцене?..

В программной речи о фестивале Галина Волчек назвала приезд своего театра «счастливым недоразумением», имея в виду то, что фестиваль в Нижнем — все-таки музыкальный, а над тем, как более логично и естественно включить в него театральную программу, еще предстоит работать.

Безусловно, Нижний Новгород нуждается в большом театральном искусстве, а фестиваль в его новом статусе (он стал членом Европейской ассоциации фестивалей при ЮНЕСКО) имеет возможность привозить в город все самое интересное. И это накладывает на устроителей еще одну обязанность: отбирать театральный блок так же тщательно, как и музыкальный.

P.S. Прошло время, а в театральном Нижнем событий прибавилось немного.

1. Ушел из ТЮЗа главный режиссер Лев Белов. Этого не заметил никто. Даже в театре.

2. Веселый, «кичевый», но живой спектакль «Сон в летнюю ночь» летом «наездом» поставил в «Комедiи» Владимир Белякович.

3. Вот разве Виктюк с его «Мастером и Маргаритой» что-то расшевелил… Но об этом отдельный рассказ.