В прошлом номере мы обещали читателям, что этот будет — о любви. «104 страницы». Казалось бы — немного.
Но любовь — всегда испытание, номер в 104 страницы делается дольше обычного. Он выйдет следующим, а пока его опередили события и лица текущей театральной действительности. И если спросить нас прямо, чем мы занимались, — мы ответим: повседневным процессом. Переезжали в «Бродячую собаку» на пл. Искусств, 5 и праздновали новоселье (см. «Антракты»), ездили по России (см. блок материалов о провинции), смотрели петербургские премьеры, думали о том, что такое театральная критика и как она — настоящая — отличается от текстов этого номера, терзали анемичных авторов (в том числе и в первую очередь самих себя), искали очередные деньги на журнал, переживали обычные трудности и обычные радости. А думали о любви. Вот такой номер и получился. В ожидании следующего.
То есть границу миллениума мы перешли просто и буднично.
Классическая мысль о том, что уровень и состояние театра обуславливают состояние и уровень критики, оказывается чрезвычайно полезной в моменты, когда сезон лишен воодушевляющих пиков и «отражающие» его тексты не играют блестками зрительского восторга. Середина сезона 2000/2001 именно такова. Редкие мгновения театральной жизни будоражат мысль и чувство.
И — не страшно. Мы катим свой камень (тут спасителен образ, пришедший недавно из спектакля А.Праудина «Сизиф и камень») — в гору и обратно.
— Скажи, кто ты и какая твоя работа? — бесконечно вопрошают герои друг друга в поисках экзистенциального покоя. На этот вопрос мы можем ответить точно, назвав и имя, и работу.
Тут бы и замолчать. И подождать, когда какая-нибудь случайность повернет страницы театральной истории и «Петербургского театрального журнала». И в ожидании этого театрального Годо перейти к разговору о профессии — под взглядом Критика, который и так каждый день смотрит на нас с портрета на стене редакции, — пока мы делаем номер о театральной повседневности и думаем о театральной любви.
Февраль 2001 г.
Комментарии (0)