Сцена из спектакля.
Фото Ю.Белинского

Парадокс Романа Смирнова — его «русские» спектакли выглядели и воспринимались как театр вполне европейского уровня, а в этом «международном» спектакле вдруг из всех щелей полезла подзабытая совдепия… На сцене вроде поют песенки и пляшут, а ощущение, что опять играют «Сталеваров». Тяжело, натужно, постоянный топот от фанерного станка, «прикрытый» звуковой реверберацией, неряшливость и нелогичность звукового ряда. Большинство артистов двигается трудно, пластический рисунок, придуманный постановщиками, не сведен с возможностями актеров, которых сразу начинаешь жалеть и думать, что, конечно, питание у нас и вообще условия жизни гораздо хуже, чем были у какого-нибудь там… Боба Фосса. Артисты в спектакле явно побаиваются этого подиума с дырками… Словом, надо бы поосторожнее с этим пластическим жанром. Все-таки у него тоже есть свои законы. При любой степени драматичности сюжета он требует впечатления легкости. Это как минимум хорошая физическая форма актеров, которую сыграть нельзя, а надо просто иметь. А если мы в жизни сутулимся и курим, то и на сцене что-то спина плохо разгибается и дышится как-то… с трудом. Неплохо бы, конечно, еще мыслить, но это уже не обязательно… Тут жанр не так строг. Можно ограничиться перечислением цитат, механически соединенных эпизодов (увы, без пластической связи) и намеками на дружескую ногу с мировой классикой.

Сцена из спектакля.
Фото Ю.Белинского

— Уберите свой чемоданчик! Уберите свой чемоданчик… — хочется сказать режиссеру Р.Смирнову, расставившему массу чемоданов и кофров на покатом пандусе с дырками (художник Э.Капелюш), мучительно напоминающем декорацию додинского «Гаудеамуса». Может, это «привет», который передает Смирнов своей театральной юности и службе в МДТ, где он хотел осуществить этот спектакль? Это было давно, лет пятнадцать назад…

Герои «Гаудеамуса» проваливались в люки общего клозета. Куда-то провалился много лет назад и замысел «Каприччио». Уже нет Курехина, уже давно все и везде иное, «прошла жизнь», а Смирнов, вернувшийся в театр…

— Я не уберу чемоданчик, я не уберу чемоданчик, — как будто твердит он, доставая обветшалый «позавчерашний» замысел из своего «кофра», перетряхивая его на наших глазах и примеряя на новых артистов (эстетический нафталин летит по залу).

Я никогда не пойму этого феномена — любовной эксгумации умерших идей пятнадцатилетней давности. Или каждый режиссер полагает, что его замыслам уготована вечная жизнь? «Каприччио» доказывает — нет, не уготована. Спектакль вызывает скуку, в нем нет ни членораздельной истории, ни сильной образности.