На десятой минуте спектакля я придумала ему название: «Жопа Кулика». Кулик — это такой персонаж международной тусовки, которого отчего-то именуют художником, картин его мне ни разу не доводилось видеть, одни только фотографии, на которых он позирует перед избранными с голым задом. Через двадцать минут мое название материализовалось в спектакле: перед зрителями стоял стройный ряд молодых артистов со спущенными штанами. Прогнозируемый от точки до точки спектакль, скучный плагиат. Зрители помещены в деревянные кабинки и воспринимают действие через щелочки или окошечки. Привет от Юрия Еремина и его «Палаты номер шесть», поставленной в Москве без малого десять лет тому назад. Там зрители сидели вокруг забранной нестругаными досками сцены, смотрели сквозь щели в этих досках, а санитары следили за ними, как за своими подопечными, готовые каждую минуту заковать любого в смирительную рубаху. Но там это было логично, вытекало из текста произведения и желания постановщика объединить весь зал «Палатой номер шесть». А у Жолдака это просто формальный прием.

Сцены из спектакля.
Фото В. Постнова

Идем дальше. Живая рыба бьется на белых простынях, приводя дам в ужас. Поклон Льву Додину: дамам было чуть похуже, когда вода аквариума на авансцене окрасилась рыбьей кровью в спектакле «Чевенгур». Эффект, конечно, сильный, но еще до Додина и тем более до Жолдака в московской картинной галерее разразился страшный скандал: люди пришли на выставку, а так называемые художники зарезали на их глазах барана, забрызгав стены живой кровью. А все тот же, не к ночи будь помянутый, Кулик свинью резал и свидетелям кусочки раздавал. Но еще до этих пакостников в Театре жестокости курам отрывали головы на глазах у зрителей, а Оззи Осборн во время рок-концерта надкусывал летучую мышь. Оно, конечно, действует на нервы, но к театру-то какое имеет отношение?

По полной программе отработан Сергей Параджанов. У Гинкаса позаимствованы капустные кочаны и топоры. В остальном Жолдак преимущественно пользует Някрошюса: постоянные звуки в фонограмме, зеркала и занавешенные зеркала, увеличительное стекло (как в «Дяде Ване» или в кукольном спектакле некогда великих магнитогорцев), железные тазы, огонь, дым, белые флажки за спиной (как дерево в рюкзаке Макбета), опять же топоры. И главное: языческий ритуал и противопоставление беленького Андрия — христианина (католика, что ли?) визжащему и хрюкающему языческому советскому племени. Люди как обезянье стадо или свиньи у корыта. Нежные тетеньки, видно, прибывшие из эмиграции и попавшие в совхоз. Ах, как оригинально и, главное, как смело — в 2000-то году. Хотя сделай Жолдак своих «Трех сестер» в России, а «Тараса Бульбу» на Украине — можно было бы говорить не о припоздавшей политической спекуляции, а хотя бы о мужестве режиссера. Но ведь он-то сделал ровно наоборот. На Украине показал Россию концлагерем, а в России — свинскую Украину. Кстати, если бы спектакль не назывался «Тарасом Бульбой», в жизни нельзя было бы понять, про что все это. Да и так понятнее не становится. В общем, с миру по нитке — голому королю платье. Человек приглашает тебя в театр, чтобы сообщить, что ты — свинья, и неча на зеркало пенять, коли рожа крива (эта мысль, выраженная весомо, грубо, зримо, — единственное, что осталось от Гоголя). И еще хочет, чтобы тебе это понравилось. Ну, придете ли вы к такому персонажу в гости во второй раз? Что-то я сомневаюсь.

И последнее. В программке расшифрованы символические значения используемых в действии предметов, в том числе несчастной рыбы. Не написано только, что рыба — живое существо и что она вполне съедобна. И правильно, что не написано, потому что ни жизни, ни съедобности в спектакле не обнаружить. Одни обессмысленные, у кого-то заимствованные символы.

Ноябрь 2000 г.