Анастасия Волочкова.
Фото из архива автора

Она танцует, и ей рукоплещут стоя. Москва, Париж, Нью-Йорк, Лондон… Мои коллеги журналисты пишут о ее красоте, таланте и богатых поклонниках, приближенных к королевской семье. И доверчивым читателям кажется: там, за границей, она живет, как принцесса. А прославленная балерина Анастасия Волочкова мечтает, в общем-то, только об одном: вернуться «в свой город, знакомый до слез», — и танцевать, танцевать, танцевать!..

Владимир Желтов. Анастасия, вы никогда не скрывали, что в Большом театре чувствовали себя неуютно, а также, что не единожды могли воспользоваться приглашениями зарубежных театров и покинуть Россию. Если такое, не дай Бог, произойдет, как ваш отъезд следует расценивать — как поражение или как спасение?

Анастасия Волочкова. Естественно, как спасение. Балерина не может творить «в стол». Я должна танцевать! Сегодня, сейчас. Иначе погибну, умру. Поэтому я буду благодарна любому театру, который готов меня приютить. Готов предоставить условия для творчества. Именно для творчества, а не для жизни. Я люблю красоту, удобства, я бы даже сказала — люблю роскошь, но я могу спокойно без всего этого обходиться. Мне приходилось жить и работать, не имея нормальной крыши над головой. Но не танцевать я не могу!

Что же касается приглашений… Ну, во-первых, у артиста балета должна быть возможность танцевать на любой сцене мира. А во-вторых, где бы я ни танцевала, я все равно буду представлять Россию.

«Памяти принцессы Дианы».
Фото Н.Разиной

Китри. «Дон-Кихот».
Фото из архива автора

Принцесса Лебедь. «Лебединое озеро».
Фото А.Бражникова

Жизель. «Русская Жизель».
Фото М.Логвинова

«Шутка».
Фото из архива автора

Принцесса Лебедь. «Лебединое озеро».
Фото А.Бражникова

Жизель. «Русская Жизель».
Фото М.Логвинова

Анастасия Волочкова.
Фото из архива автора

Больно, конечно, иной раз слышать, что я, русская балерина, в России — чужая. Но мой отъезд возможен только в одном случае. Если я пойму, что на родине не нужна. Не нужна чиновникам — людям, решающим судьбы артистов. В том, что я нужна зрителям, у меня нет сомнений. Именно внимание, любовь зрителей делают меня счастливой, а не количество часов и дней, прожитых в каком-то театре.

В.Ж. Анастасия, давайте сделаем краткий экскурс в ваше такое еще недалекое прошлое. В хореографическое училище вас, как часто бывает, за руки привели родители?

А.В. Желание стать балериной изначально было моим, и только моим. Мой папа был профессиональным спортсменом, чемпионом Советского Союза и Европы по настольному теннису, а затем — тренером сборной России. А мама инженер и еще… экскурсовод в Летнем саду. От папы у меня — сила воли, упорство, абсолютный музыкальный слух, от мамы — эстетическое восприятие мира. Но моя профессиональная ориентация никак не связана с их желаниями и планами.

Девочкой пяти лет я посмотрела на сцене Театра оперы и балета имени Кирова, нынешней Мариинки, балет «Щелкунчик» — и все! Решила окончательно и бесповоротно — стану балериной! К своей профессии я готовилась достаточно серьезно. В школу, то есть в Вагановское училище, я приходила в 9 утра, уходила в 7 вечера. И еще — дополнительные занятия.

В.Ж. Насколько мне известно, у вас в школе имелись трудности и психологического плана — те, о которых вы обычно умалчиваете.

А.В. Умалчиваю. Умышленно. Боюсь быть неправильно понятой.

В.Ж. И все же?..

А.В. В 9–10 лет я столкнулась с неизвестным мне миром — миром зависти, жестокости, борьбы за первенство. Да, конечно, каждый человек независимо от возраста может стремиться быть лучшим, но — какой ценой?! Одноклассницы за полученные пятерки могли мои туфли засунуть за батарею или разбросать вещи по раздевалке. Я чувствовала негативное отношение к себе и некоторых родителей. Но самое плохое все же не это. А когда педагоги — педагоги! — откровенно намекают, что ты никогда не будешь балериной! Или исподволь подводят тебя к мысли бросить училище. Когда я слышала от преподавателей такое, мне становилось страшно.

В.Ж. Можно сказать, что в Вагановском училище вы помимо специальной и общеобразовательной подготовки осваивали еще и азы «науки побеждать»? И у девяти — десятилетней была уверенность в победе — откуда?

А.В. Скорее, уверенность в своих силах. Откуда — не знаю. Но уверенность была, что терпение и труд помогут мне преодолеть все преграды и я обязательно стану балериной. И стала!

В.Ж. Анастасия, ваш дом в двух шагах от Мариинки. Зная, каких трудов вам стоил обмен и прочие связанные с этим хлопоты, думаешь, что с Мариинкой вы не собирались расставаться.

А.В. Мариинка была и осталась моей мечтой. Когда я получила неожиданно для себя за год до окончания училища приглашение в Мариинский театр — и сразу на положение солистки балета! — тоже ничуть не сомневалась, что вся моя творческая жизнь пройдет в его стенах.

За четыре сезона я станцевала четырнадцать ведущих партий. Мои работы сделали этот театр моим — навсегда, а меня — балериной Мариинского театра. Но обстоятельства сложились так, что мне пришлось перейти в Большой. (Кстати, я не стала обзаводиться собственным жильем в Москве — все время снимала квартиру.) И в Большом за довольно короткий срок мне посчастливилось исполнить такие партии, как Принцесса Лебедь в «Лебедином озере», Фея Сирени в «Спящей красавице», Никия в «Баядерке», Раймонда и Жизель, Царь-девица в «Коньке-Горбунке». «Конек-Горбунок» ставился специально на меня.

В.Ж. Не потому ли вы оказались в положении «человека со стороны»?

А.В. Оказалась… Конечно, в Большом мне приходилось тяжело. Меня не только там считали, но и называли чужой. По разным причинам. В первую очередь потому, что я пришла в него сложившейся балериной, с готовым классическим репертуаром, с большими сольными ролями. Многим не нравилось, вероятно, мое стремление танцевать, а не «сидеть на скамейке запасных», мое стремление быть независимой в творчестве. Ну и, конечно, мои сольные концерты не могли не вызывать раздражения в труппе. А вообще-то мне кажется, что внутренний психологический климат в коллективах постоянно усложняется. Но не потому, что приходят «люди со стороны». В искусстве снижается планка профессионального уровня.

В труппе Большого театра живут согласно своим, как там говорят, устоям. Что в моем понимании равнозначно застою. Большой живет по закону инерции! А храм искусства, каким является любой театр, должен находиться в постоянном движении вперед, в поиске.

Когда гениальный, на мой взгляд, хореограф Борис Эйфман предложил постановку в Большом театре спектакля «Русский Гамлет»…

В.Ж. А вам в нем — роль императрицы Екатерины Великой!

А.В. Да. Так вот, многие солисты отказались. Даже не захотели попробоваться в чем-то для себя новом! Дескать, мы всю жизнь танцевали классические балеты и не намерены менять амплуа. А я так думаю, что отказники прекрасно понимали, что работа с Эйфманом — работа на износ! Зачем им это?!

В.Ж. Ваша работа в Большом завершена…

А.В. Контракт с Большим театром у меня закончился.

В.Ж. Насколько мне известно, вас никто не раскручивал. Мало того, впоследствии вы не раз отказывались от предложенной материальной поддержки.

А.В. Принципиально отказывалась. Чтобы оставаться независимой. Возможно, я еще и потому имела сложную жизнь в театре.

В.Ж.Анастасия, принято считать, что сильный человек в постоянном сопротивлении крепчает…

А.В. Я называю это «эффектом резинового мяча». Чем сильнее его ударяют о пол, тем выше он прыгает. Я оказалась самой жизнью подготовленной к творчеству в любых, самых невероятных условиях. Ни в Мариинском, ни в Большом театре мне не создавали парниковых условий. Зато теперь я могу танцевать с любыми партнерами — с именитыми, начинающими. Могу танцевать на любом полу. Могу — без репетиций! Я не говорю, что это нормально. И всегда считала, что выходить на сцену без репетиций непрофессионально. Но случалось, что меня вынуждали к этому.

В.Ж. Мне говорили, что в Америке вы танцевали сразу после многочасового перелета.

А.В. Вы, вероятно, имеете в виду мой гала-концерт в Канаде. Танцевать прямо с самолета крайне трудно. Но зрители-то ждали! Примерно в таких же условиях состоялся мой первый спектакль на сцене Большого театра. Я, тогда еще солистка Мариинского, на гастролях в Америке танцевала четыре концерта подряд. В каждом акт из «Баядерки» и — через десять минут перерыва — па-де-де из балета «Дон Кихот». После таких сложных концертов я прилетела в Москву. И в день прилета — «Лебединое озеро»! Конечно, любая дорога отрицательно сказывается на самочувствии, на мышцах ног, даже на координации. Но одно дело — физическое состояние, другое — психологический настрой. Упустить возможно единственный шанс показа в Большом я не могла. Господь помог — я выдержала, и спектакль прошел с успехом.

В.Ж. В австрийском городе Сент-Пёльтен в мае нынешнего года Юрий Григорович вручил вам приз «Золотой лев» как самой талантливой танцовщице Европы. К слову, прежде из наших соотечественников такой награды удостоился лишь Владимир Малахов. Конечно, любую награду, даже самую престижную, можно расценивать лишь как факт официального признания заслуг. Но, простите, балерине (!) в одиночку(!) собрать БКЗ «Октябрьский»!.. (Я о вашей прошлогодней сольной программе «Моя хризантема»…)

А.В. Риск был, и большой риск. Не появляться в Петербурге в течение полутора лет и рассчитывать на то, что четыре тысячи человек тебя не забыли!.. Не скрою, перед началом концерта я с тревогой выглядывала через шторку закрытого занавеса в зал. А по окончании слезы радости не могли не появиться у меня на глазах: робкая надежда на то, что петербуржцам все еще интересно мое искусство, оправдалась. В тот день в городе произошло большое наводнение, но и оно не остановило зрителей!

В.Ж. Название программы — «Моя хризантема» — многозначительное, с подтекстом. «Моя хризантема» — это изумительная миниатюра, подаренная вам хореографом Эдвальдом Смирновым, но это и цветок, который считается в Японии символом стойкости. И сорт хризантем есть — «Танец красавицы», что тоже символично.

А.В. Хризантема — символ всей моей жизни. Я всего достигаю с трудом. Но, видно, правильно говорится: Бог испытания по силам дает.

В.Ж. «Мою хризантему» видели ваши поклонники в Петербурге…

А.В. …на Украине, в Австрии, в Германии. В Москве концертный зал «Россия» также был полон.

В.Ж. Как часто вы смогли бы собирать подобные концертные залы на свои творческие вечера?

А.В. Даже если бы и могла часто, я бы никогда не стала этого делать. Такие программы должны быть подарками для зрителя, а не становиться чем-то обыденным. И еще: я не могу себе позволить повторяться. Из уважения к своему зрителю. Да и у самой есть внутренняя потребность поиска, создания нового.

В.Ж. Как вы думаете, кто-то из балерин способен на осуществление подобного проекта?

А.В. Большинству балерин в силу разных причин и обстоятельств это и не нужно делать. Но и вряд ли кто решится. Программа равносильна нескольким спектаклям в один вечер. Станцевать девять серьезных номеров, имея от трех до пяти минут даже не на передышку, а на перемену костюма и настроения, безумно трудно. «Моя хризантема» мною выстрадана. Теперь она и мне самой кажется непосильной.

В.Ж. Программа необычна — и по форме, и по содержанию. В ней и классический балет, и «Танго» Болдвина, и «Англичанин в Нью-Йорке» на музыку Стинга. Волочкова — признанная классическая балерина — и вдруг модерн?

А.В. Обращение к современным танцам — это мое желание обогатить себя как балерину, расширить диапазон своих возможностей. Конечно же, мое призвание — классика. Но очень часто случается, что балерина классического плана не может танцевать современные танцы, и наоборот. Мне было важно доказать прежде всего себе самой, что я могу и то, и другое.

В.Ж. Может, я и не прав, но мне кажется, что программа «Моя хризантема» — форма балетного искусства уже нового ХХI века.

А.В.Если она смогла сподвигнуть вас на такие мысли, это — замечательно!

Декабрь 2000 г.