В.Набоков. «Приглашение на казнь». Омский театр драмы.
Режиссер Олег Рыбкин, художник Илья Кутянский

В России роман «Приглашение на казнь» Владимира Набокова в свое время был прочитан «с громадным успехом злободневности», т.е. в социально-разоблачительном ключе, после чего спокойно перекочевал на тихие полки освоенной в обязательном порядке или требующей прочтения классики. Только погруженные в литературу исследователи, не обращающие внимания на общественный ландшафт, на протяжении многих лет стремятся «к уразумению руководящей идеи» (П.Бицилли) этого «слоеного» произведения. «„Приглашение на казнь“ имеет множество интерпретаций, может быть разрезано на разных уровнях глубины. Аллегория, сатира, сопоставление воображаемого и реального, страшная проблема жизни и вечности…» (З.Шаховская).

Давно замечено, что дразнящая и кувыркающаяся проза В.Набокова содержательна прежде всего своей стилистической игрой: «Время, ровно жужжа, продолжало течь». Может, она сродни цирку, содержание которого — сложность и чистота выполнения трюка. Тройное сальто на ходулях переживается как некое событие, и эмоции захлестывают вас. А укрощение диких животных — какой в этом смысл, кроме очевидного? Вот и Набоков, возможно, пишет «так, для окончательного порабощения слов» («Дар»).

В «Приглашении на казнь» автор постоянно выглядывает из своего романа и, выглядывая, бросает сотворенные им слова и фразы читателю, тем самым напоминая о своей роли Демиурга. «…Всякий художник в каком-то смысле обладает святостью (я и сам нечто подобное очень часто ощущаю)…» (В.Набоков). В спектакле Олега Рыбкина эту роль присвоит себе персонаж — Цинциннат. Ощущение исключительности художника станет одной из главных тем этого Режиссера-Демиурга и этого Цинцинната-Творца. Режиссер выглядывает из спектакля, разбрасывая вокруг персонажа нотные листы, намекая на его причастность к избранным, делая его своим alter ego.

Ощутив себя полноправным творцом реальности, как и положено режиссеру, Олег Рыбкин меняет сценографию набоковского произведения.

Пространство романа «Приглашение на казнь» сродни театральному. Жизнь — это плохо поставленный и не всегда со вкусом декорированный спектакль, в котором приходится принимать участие. «Луну уже убрали, и густые башни крепости сливались с тучами».

Автор инсценировки и режиссер Олег Рыбкин вместе с художником Ильей Кутянским отказались от приема «театра в театре», который напрашивался сам собой. Они — на малой сцене Омской драмы — устроили цирк. Зрительский амфитеатр, манеж с барьером, покрытый красным ковром, оркестр над главным входом, всегда готовый разразиться маршем или барабанной дробью. В этом пространстве, нагло залитом ярким светом, уютно и по-хозяйски себя чувствуют все, чья одежда пестрит разноцветьем, а лица скрыты за толстым слоем грима, чья речь проникнута бравурным пафосом или пошлым блеском реприз. Так выглядит то, что Набоков называл в своем романе «общий мир».

Цирк — Эльсинор Цинцинната.

В.Майзингер (Цинциннат).
Фото А.Кудрявцева

Герой осужден по статье «непрозрачность» и заключен в круг цирковой арены. Приглашение на казнь предоставляет Цинциннату возможность, как и всякому приговоренному к смерти, всмотреться во все те ценности и устои, на которые мог бы опереться человек, принимая в дар эту жизнь, а значит, всмотреться в тех, кто эти ценности олицетворяет. Всмотреться пока еще не для того, чтобы постичь мир в последнем откровении, а чтобы разорвать предсмертный морок и увидеть жизнь в ее изначальной ясности и простоте. Он обращается за помощью ко всем, от кого, казалось бы, этой помощи можно ждать: к Матери, Жене, Адвокату, Эммочке, девочке-надежде. Но они стремятся не понять его, а изменить его природу и тем самым перетянуть в «общий мир» — соблазнительный, яркий, плотский мир людей-клоунов или, если угодно, людей-аллегорий. Запеленать его в пестрый кокон «общего мира» и ждать, когда из него вылупится кривляющаяся пустота.

Роль Цинцинната задумана режиссером так, что каждая попытка героя найти какую-то опору превращается в знак утраты. Борясь за жизнь, Цинциннат теряет аргументы в ее защиту. Постепенно утраты приобретают такой масштаб, что под сомнение попадает сам смысл жизни, которая словно высыпается из песочных часов.

Но чем меньше у героя остается аргументов в защиту жизни, тем яростнее он сопротивляется ее уходу. Что заставляет человека цепляться за жизнь, если практически все ценности, все, во что верил, чему отдал свою душу, оказалось враждебной злой пародией, абсолютно равнодушной к твоим переживаниям и даже смерти?

Может быть, спектакль Рыбкина и есть долгий поиск ответа на этот вопрос, а его скрытый смысл — это метафора пребывания человека на земле. Приговоренность к смерти — это не мгновение, не минута, а вся жизнь. Человек начинает умирать с момента рождения… И все, что происходит с Цинциннатом, рано или поздно происходит с каждым, и каждый в эти мгновения — исключителен, даже Родриго, Родион или Марфинька.

А может быть, если, пользуясь набоковской игрой в «нетки» (обратные зеркала, которые преображают предметы), и к этому спектаклю поднести зеркало, то в его глубине мы увидим другого Цинцинната — Цинцинната Кезона, прообраз героя романа, жителя города Рима (V век до Р. Х.). Цинциннат Кезон — оратор — «поработитель слов». Осужден на изгнание за непомерную гордыню.

Январь 2001 г.