Один мой друг позвонил мне ночью и сообщил, что 18 ноября в театре «Особняк» состоится поэтический вечер. Он просто знает, как я люблю поэзию и что я всегда иду туда, где есть поэзия, если представляется такая возможность. Он еще сказал, что на самом деле там очень, очень известные актеры, связанные как-то со школой Анатолия Васильева, которая расположена в Москве, и что эта школа — суперсерьезное заведение, и там специально обучают читать стихи и разбираться в поэзии. Еще мой друг сказал, что попасть на этот вечер почти невозможно, так как это вообще-то акция и пускают буквально по списку и только своих. И вот мой друг, которого пригласили, пойти не сможет и уступает мне свое место, зная мою бесконечную любовь к поэзии. И чтобы я назвал его фамилию при входе, и меня пустят. Я нарядился в белую рубашку и назавтра с радостью и предвкушением отправился в театр «Особняк».

Я пришел к театру вовремя и при входе громко назвал фамилию, хотя никакого контроля не было и никто у меня ничего не спрашивал. Я понял так, что это начало акции.

В зале находились в основном дамы, и, как я понял, дамы, знакомые артистам, потому что артисты им приветственно кивали и с некоторыми весело и бойко переговаривались. Правда, что это артисты, я понял уже потом. А сначала они мне очень понравились, у них было природное обаяние и искренний вид. Представление долго не начинали, так как ждали Автора, поэта Алякина. Он летел из самой Москвы на самолете вместе со своей женой. Но потом сообщили, что самолет задерживается, и решили поэтический вечер начать без поэта. И начали. Но из зала было уже не выйти до конца, так как дверь заперли и артисты своим выступлением перегородили вход. Все стихи артист Яцко читал очень отрывисто, так что всякий смысл от меня ускользал. Его, то есть артиста, то и дело прошибала слеза. Видимо, от чувств, которые он испытывал от поэзии поэта Алякина. Он стеснялся плакать открыто, но и успокоиться никак не мог и вызвал мое сочувствие отсутствием платка. Некоторые стихи артист Яцко читал наизусть, а некоторые по бумажке, а прочитав бумажку, насаживал ее на какую-то вешалку, вроде как для одежды. Когда все положенные ему стихи были прочитаны, артист Яцко поджег бумажки на вешалке, и стихи стали корчиться и вонять, а потом летать в виде пепла по театральному помещению. Я очень заволновался, чтобы не случился пожар, но потом вспомнил, что это акция, и примирительно решил, что, наверное, кто-нибудь же за это отвечает. Но смысл поджаривания стихов от меня опять ускользнул из-за моих волнений и удушливой вони. Когда артист закончил свою часть программы, он опять стал очень обаятельным и искренне попросил зрителей ему похлопать. Он сказал, что у него записано, что в этом месте должны быть аплодисменты. Я не хотел аплодировать, но подумал, что ведь это акция, и похлопал. Без всякого перерыва второй артист тоже стал читать стихи, как бы от лица Гамлета, его родителей, друзей и невесты, то есть то, что Шекспир, видимо, не дописал, дописал поэт Алякин, а зачитал артист Тереля. И вот, наконец, прибыл сам поэт Алякин со своей женой. Поэт был похож на удачливого бизнесмена, а его жена мне показалась очень милой. На ней была надета меховая горжетка. Впрочем, я не очень в этом разбираюсь. Возможно, это было просто меховое боа. В самом конце акции поэт вышел на сцену и тоже прочел свои стихи. И уж совсем в конце на сцену вывалили книжки со стихами поэта Алякина и велели зрителям брать бесплатно. Я книжку взял и поскорее пошел домой. Книжка хорошая, картинка на обложке очень красивая, но вот стихи в книжке…

Акция…Так вот они, значит, какие, акции… Нет, решил я. Не надо мне никаких акций. Я лучше сам, без всяких акций, Пушкина или Кузмина почитаю. Или хоть Елену Шварц. Подумал так и пошел рубашку белую стирать.