П.Зюскинд. «Pro и Contra баса». Театр им. В.Ф.Комиссаржевской (малая сцена).
Постановка, оформление и костюмы — А.Горенштейн

География творчества Александра Горенштейна в стенах театра им. В.Ф.Комиссаржевской разнообразна. Сперва им было освоено пространство большой сцены в качестве художника-постановщика. Затем А.Горенштейн превратил в сценическую площадку парадную лестницу театра, выступив одновременно в роли режиссера и художника спектакля «Ричард III». И вот теперь А.Горенштейн — режиссер, сценограф и художник по костюмам в одном лице — осуществил постановку на малой сцене: сценическая версия повести Патрика Зюскинда «Контрабас».

Повесть Зюскинда сценична — это скорее пьеса-монолог, где авторский текст превращен в ремарки, а исповедь героя составляет драматургию произведения. Контрабас, а точнее, бас — это призма, сквозь которую герой-музыкант воспринимает мир и через которую жизнь проникает в мир героя. Бас — это ось, вокруг которой вращается его вселенная. Это его страсть, его идол, его комплекс, его враг — все что угодно. Музыкант уверенно сомневается и сомнительно уверен в одних и тех же вещах. Он последователен и даже логичен в своих собственных противоречиях. Он жалок и величественен одновременно. Стремление к идеалу, к гармонии и понимание невозможности их достижения будоражат его сознание. Он движется по замкнутому кругу, но, в конце концов, делает попытку вырваться из него.

Автор повести указывает место действия — это комната, замкнутый мир, «полностью звукоизолированное помещение». Инструмент, проигрыватель для пластинок, пиво — таков предметный, материальный мир героя. На протяжении всего повествования музыкант глоток за глотком пьет пиво. В спектакле отсутствует этот бытовой слой, все житейское становится театральным. Само название повести трансформируется в более действенное и игровое название спектакля. Столкновение Pro и Contra уже импульс к началу действия. Перенося литературный текст в сценические условия, режиссер увеличивает количество действующих лиц: их трое — Человек-Контрабас (А.Большаков), Контрабас-Человек (А.Астраханцев) и Певица (М.Бычкова; Е.Симонова), причем Певица — это некий обобщенный женский образ. Музыкант и его инструмент превращены в персонажей, которые не могут существовать друг без друга, но их сосуществование изначально конфликтно. Человек-Контрабас — это, скорее, дух этого союза. Метущийся, хаотичный и страстный. Контрабас-Человек — форма, внешняя завершенность. Их внутренняя двойственность оборачивается препятствием в достижении какой-либо гармонии, целостности. Идеалом для них становится Певица — синтез формы и духа, инструмента и исполнителя в одном лице.

Еще до начала действия, пока зрители рассаживаются на свои места, «точка отсчета» уже дана — на сцене на небольшом черном подиуме возвышается контрабас, его поддерживает фигура в трико с белым ликом Пьеро, на этом же подиуме находится пюпитр с нотами. Фигура и инструмент недвижимы — они единое целое, некая скульптурная композиция. Их статичность сохраняется и с началом действия: появляется Уборщица с тряпкой в руках, она стряхивает пыль с инструмента и, сделав свою работу, исчезает. И лишь когда в пространство спектакля врывается Человек-Контрабас, скульптура оживает. Человек-Контрабас своим появлением «дает жизнь» Контрабасу-Человеку.

Герой А.Большакова энергичен, он опьянен безоговорочной уверенностью, неистребимыми сомнениями и безудержной страстью. Ему (в отличие от персонажа повести) не нужен проигрыватель для того, чтобы услышать звуки музыки, — музыка в нем самом, и все вокруг музыка. В алом халате со шлейфом кружит он вокруг Контрабаса-Человека, он не может найти себе места, поток его же сознания не позволяет ему остановиться. На протяжении действия происходит утрата иллюзий (в чем есть и «заслуга» Контрабаса-Человека), и в результате перед нами оказывается обыкновенный уставший Человек, сброшен халат-мантия, мы видим несчастного и даже жалкого (в «семейных» трусах и майке) музыканта.

Персонаж А.Астраханцева — маска, он более скульптурен. Контрабас-Человек сдержан и гораздо «трезвее», чем Человек-Контрабас; он немногословен и менее страстен. Он раним и обидчив — иногда уходит в тень, умолкает, исчезает, прячется (открывает, как ящик, черный подиум, на котором только что возвышался, и забирается внутрь, найдя там убежище). Инструмент (контрабас) в его руках превращается то в партнершу по танцу, то в ширму, то в монумент самому себе, то он несется в музыкальном вихре вместе с оседлавшей его Валькирией в лице Контрабаса-Человека. Порой Контрабас-Человек может представлять угрозу: именно он держит кирпич над головой Человека-Контрабаса, повторяя это действие неоднократно.

Пространство спектакля — зазеркалье души человека и духа музыки. Это мир, изолированный от «варварских звуков и шумов», которые все же проникают в него в самых различных формах. Реальная жизнь — «этот оглушительный грохот, этот зверский стук, примерно 102 децибела» — возникает в образе рекламного Зайца — Энерджайзера с литаврами: он победно вышагивает, издавая невыносимый лязг. Или же вихри французской революции влетают и заполняют все пространство — вместе со звуками «Марсельезы» появляется марширующая революционерка.

Человек-Контрабас и Контрабас-Человек — это зеркальные отображения друг друга. И с какой стороны мир смотрит на свое отображение, понять невозможно, так как граница между миром реальным и миром идеальным размыта. Мечта подменяет собой действительность, настоящая жизнь становится мечтой. Попытка «поставить все на свои места» оказывается лишь всплеском воображения, но таким ярким, почти реальным: там, в зазеркалье, мы видим «материализовавшуюся» мечту — Певицу. Задник сценической площадки раздвигается, там оказывается огромное зеркало во всю стену, по ту сторону которого действительно видна оперная дива, исполняющая прекрасную арию; и там же виден зрительный зал, слушающий чудесный голос, и каждый зритель может увидеть себя в том зале, он оказывается частью мечты, жителем зазеркалья и, наконец, персонажем спектакля.