У этого театра все правильное: название («Кукольный дом»), репертуар («Балаганчик» по А.Блоку, «Золушка», «Дюймовочка», «Карнавал» по Р.Шуману), «штатное расписание» (три человека) и, конечно, судьба. Совершенно сказочная судьба: почти восемь лет безвестного существования где-то в тесных подвалах театра Эстрады (почему-то кажется, непременно сырых подвалах, по сравнению с которыми и каморка папы Карло представляется Большим театром). И вдруг, буквально в один день, сразу две «Золотые маски» — за лучший спектакль в театре кукол и лучшую женскую роль…

После официального признания в Москве шлейф таинственности, однако, никуда не исчез — «Кукольный дом» не получил в Петербурге стационарной площадки, в репертуарную городскую сводку театр по-прежнему не вписан. Ну вышли интервью «по случаю», ну упомянули несколько раз «в связи». Для кукольных масштабов это кое-что значит, а по большому-то счету…

Долгое время находясь в тени государственных театральных монстров, «Кукольный дом» почти в полной безвестности мужественно осуществлял титанический труд по созданию многочисленной деревянной труппы на нитях. Изредка выходя из подземелья, он приглашал избранную публику в шикарные залы дворянских особняков, в кружевах и бархате сцены умело скрывая бытовую неустроенность. В спектаклях театра было то, о чем можно только мечтать: камерность исполнения, волшебные сюжеты, трюки и фокусы с куклами и пространством… На примере «Кукольного дома» можно было бы изучать видовые законы театра кукол, его пластическую природу, органическую близость музыкальному театру, традиционную специфику постановочных принципов и т.д. и т.д.

Частный «Кукольный дом» перестал быть театром одного спектакля, расширил свой репертуар и начал настаивать на тех приемах, которые и в рамках одной работы казались избыточными и соединение которых было простительно лишь начинающим постановщикам. В связи с «Маской» лидер театра Александр Максимычев получил возможность изложить в интервью свое творческое кредо и сам жестко сформулировал то, о чем по его сценическим работам можно было только догадываться:

«В „Золушке“ Перро касается темы незаслуженных жизненных приобретений. Если внимательно вчитаться в оригинал — повода для переживаний вы там не найдете».

«Не надо в кукольном театре мудрить […] кукольный театр не нуждается в Гинкасах и Някрошюсах».

«Если посмотреть на спектакли Габриадзе глазами профессионала, никаких взлетов или достоинств в них нет. Десятый класс самодеятельности».

«Только благодаря сочетанию музыки с движением куклы и рождается на сцене красота, пробуждающая в зрителе воображение».

Красота. «Да, в нашем лексиконе это „пошлое“ слово — главное».

«Абстрактной природе куклы гораздо ближе условность музыки, нежели конкретность человеческой речи».

"Главная наша задача — создать совершенную куклу, некий идеальный образ. Чтобы зритель, глядя на нее, радовался не тому, что она говорит, а ее дивной пластике«* .

* «Абстрактной природе куклы ближе музыка, чем речь» // Литературная газета. № 16. Апр. 2000. [Интервью Елены Вольгуст с Александром Максимычевым].

Этого театра слишком долго не хватало городу — так долго, что теперь почти невозможно объяснить, зачем, собственно, он был нужен. Уникальность (для широкого зрителя) постановок «Кукольного дома» достигается набором из нескольких внешних средств выразительности, которые декларируются руководителем театра как основные положения его эстетической программы и, по большому счету, сводятся к категории «бессловесная красота».

На самом деле эти куклы молчат, потому что автору постановок не очень понятно, как на марионеточной сцене соединить слово и жест, диалог и действие; и не очень ясно, о чем говорить, кроме красоты как таковой, о которой марионетки из «Кукольного дома» долго «говорить» не могут, и потому Александр Максимычев вынужден рассуждать о ней сам — как умеет, своими словами. Смотря его спектакли один за другим, вы понимаете, что широко распахнутые глаза, изогнутые руки, капризные уголки губ, исчерпываемая несколькими характерными движениями пластика плюс псевдоизысканность кукольных поз, пряность сюжетов, многозначительность пауз — это и есть «идеальная красота» по Максимычеву.

Если бы не уважение к специфике кукольного ремесла — чрезвычайно кропотливого, требующего исключительного бескорыстия и почти медитативного погружения в процесс, — мне трудно было бы удержаться от соблазна проанализировать работы «Кукольного дома», исходя из эстетических взглядов самого Александра Максимычева. В своем выступлении он обрисовал систему ценностей «Кукольного дома», подсказал, как сделаны его спектакли и как их нужно смотреть. Он сам себя разоблачил.

Только труд и остается здесь ценить, только приложенные усилия. Только верность выбранному пути вызывает уважение. Так что для тех, кто ходит в театр кукол, чтобы испытать чувство уважения, «Кукольный дом» — достойный повод. Тем же, кто претендует на более сильные впечатления и глубокие переживания, советуем пока подождать. Иногда, действительно, лучше молчать, чем говорить. И не только марионеткам.

Ноябрь 2000 г.