К. Коллоди. «Пиноккио».
Копродукция московского театра «Практика», Центра
им. Вс. Мейерхольда, театра «Сцена-Молот», французского театра Compagnie Louis Brouillard и Французского культурного центра в Москве при поддержке Culturesfrance. Режиссер Жоэль Помра
Практика перекупать удачные постановки, придуманная на Бродвее, в России встречается сравнительно редко. В этом году театр «Практика» предложил французскому режиссеру Жоэлю Помра поставить дубль спектакля «Пиноккио», идущего с 2008 года в театре «Одеон», с русскими актерами.
Но у театрального франчайзинга, особенно в случае с драматическим театром, есть свои подводные камни: с одной стороны, покупка уже сделанного спектакля — это страховка от неудачи; с другой — спектакль оказывается в контексте иной культуры и театральных традиций, которые могут исказить его как кривое зеркало.
А. Гребенщикова (Пиноккио). Фото А. Гущин
А. Гребенщикова (Пиноккио). Фото А. Гущина
Пиноккио гораздо меньше известен в России, чем Буратино, придуманный Алексеем Толстым по мотивам романа-фельетона Карла Коллоди. Персонажи внешне похожи, но у них совершенно разные цели в жизни: деревянный Пиноккио хочет стать живым человеком, а Буратино — победить злого Карабаса Барабаса. Поэтому у Пиноккио нос растет, когда он врет, а для Буратино это просто знак любопытства и склонности к авантюрам, неотделимый от его имиджа. В переделке Толстого долгие хождения Пиноккио по мукам были основательно урезаны: Буратино — это скорее архетипический Иванушка-дурачок, чем мыслящее существо, как у Коллоди.
Некоторые из эпизодов, от которых отказался Толстой, стали материалом для «Приключений Незнайки на Луне» Николая Носова, поэтому «Приключения Пиноккио» частично знакомы каждому русскому ребенку.
Жоэль Помра осовременивает историю Коллоди (Джепетто выпиливает Пиноккио бензопилой, кукольный театр заменяется клубом, Лиса и Кот — охранники на входе, чрево кита сравнивается с супермаркетом) и рассказывает ее лаконично, оставляя только ключевые эпизоды: рождение Пиноккио; обмен азбуки на билет в клуб; получение денег от владельца клуба Манджафоко; поле чудес, где Пиноккио зарывает деньги; тюрьма, куда его сажают за то, что он стал жертвой ограбления; возвращение в школу; побег в Страну развлечений с Фитилем; превращение в осла и снова в деревянного человечка, который тут же оказывается проглочен китом, где сидит его папа; и чудесное освобождение. На этом Жоэль Помра заканчивает свою инсценировку, опуская финал, где Пиноккио работает не покладая рук, чтобы обеспечить старого отца и больную Фею: его деревянный человечек превращается в живого и без этого.
Для спектакля Жоэль Помра выбирает большую сцену, «Одеона» в Париже или ЦИМа в Москве — неважно: огромное чернеющее пространство нужно ему как холст, на котором он «пишет» свои сложные световые композиции. Столы, стулья, выдвижные площадки и занавесы изменяются в игре цветных лучей и теней, создающих иллюзию пространства Страны развлечений, клуба или колеблющейся морской воды: все материальное оказывается в плену оптической иллюзии. Каждый эпизод из путешествий Пиноккио отделяется затемнением, длящимся до тех пор, пока эмоции, вызванные предыдущей сценой, не схлынут. Такие паузы, когда зритель оказывается наедине с зияющим порталом сцены, подавленный огромным черным пространством, доминирующим над световыми эффектами, создают атмосферу загробного мира. Путешествующий по этому миру смерти Пиноккио, с выбеленным лицом и глубокими черными провалами глаз, скорее напоминает персонажа из хоррора про мертвецов, чем героя детской сказки. Его окружают странные персонажи вроде диснеевской феи ростом с двухэтажный дом или судьи в обезьяньей маске, которые испытывают его на пути к превращению в живого человека. Перед нами история, претендующая на философскую глубину, изысканная форма…
Но в то же время есть странная простоватость, если не сказать опрощенность в игре актеров: они фальшивят, сбиваясь на тюзовские интонации, особенно когда дело касается прямого выражения благородных чувств, например любви к отцу, которую должна показать Алиса Гребенщикова в роли Пиноккио и поведать о которой должен Дмитрий Готсдинер, рассказчик. В самой сложной ситуации оказывается исполнительница роли Феи Светлана Камынина: она не может оживить этого стопроцентно положительного персонажа. Зато бунтарь Фитиль, который зовет Пиноккио с собой в Страну развлечений, получается у нее отлично. Джепетто Олега Комарова тоже не избежал общей участи и остался тюзовским несчастненьким стариком. И в результате получается морализаторская история о том, что нужно слушаться родителей и не врать.
Возникает противоречие между режиссерским решением и его исполнением, но не стоит искать виноватых: это и есть проблема театрального франчайзинга. Специфический способ существования на сцене, найденный во французском театре, когда важно не столько переживание, сколько смысл произносимых слов и сосредоточенность на их звучании, русским актерам не близок, да и вряд ли нужен. Возможно, в одном из следующих совместных проектов удастся найти точки пересечения французской и русской театральных традиций, но на этот раз эксперимент не удался.
С. Камынина (Фея), А. Гребенщикова (Пиноккио). Фото А. Гущина
Ноябрь 2010 г.
Комментарии (0)