А. Торик. Фото из личного архива
А. Запорожский. Фото из личного архива
Писать про театральные работы Алевтины Торик и Андрея Запорожского по отдельности немыслимо. Это не просто сценографический тандем, художники, часто работающие в паре, Запорожский и Торик в театре — явление неделимое. Им, пожалуй, стоило бы придумать аббревиатуру по типу Иль-ба-зай или Кукрыниксы, это было бы правомерно и очень точно.
Где на сцене заканчивается Запорожский и начинается Торик и наоборот, понять нельзя. Да, пожалуй, и ненужно. Препарировать их творчество и выискивать, что же сделала Торик, а где подредактировал Запорожский, пустая затея — в работе над спектаклем у них нет разделения обязанностей, функций, сфер деятельности. Может быть, поэтому оформленные ими спектакли кажутся такими цельными, законченными, органичными.
Думается, не только взгляды на искусство и театр, но и само миропонимание формировались у них совместно, еще с Уфимского училища искусств, и на Моховой они учились вместе, хотя и в разных мастерских: Алевтина Торик — на художника театра кукол у Т. Мироновой, Андрей Запорожский — в классе М. Смирнова на постановочном факультете. Такой оригинальный дуэт кукольного и драматического — суть природы работ Торик и Запорожского, их театральной эстетики. Соотнесение кукольного и драматического, пусть и в разных пропорциях, всегда становится точкой отсчета в их спектаклях.
Эти художники, что называется, на одной волне, одной крови, во многом совпадают эстетически. А из редких, но острых несовпадений часто высекается яркая сценографическая идея. Широко известные сейчас в основном работами в постановках Руслана Кудашова, его неизменные соавторы, Торик и Запорожский уже стали непременной частью его театра. С главным режиссером БТК они одной театральной веры.
«Пир во время чумы» нужно приводить в качестве примера идеального содружества режиссера и художника. Формула «кукла — маска — актер», концептуально заданная Кудашовым, была решена, визуально создана художниками точно и красиво. На сцене конструкция: большой деревянный квадрат с циферблатом в центре, с изнанки — часовой механизм. В открывающихся окошечках циферблата действуют куклы, а на сцене их двойники, актеры: в масках персонажи, без масок — бродячая труппа.
«Пир во время чумы». Фото из личного архива
«Луна Сальери». Фото из личного архива
Неумолимое время, то дарующее любовь и счастье, то сеющее смерть и запустение, вплетается в конфликт спектакля на визуальном уровне. Оно буквально присутствует на сцене — движутся колесики и шестеренки часового механизма. Человек не в состоянии противостоять бегу времени, у него нет средств, чтобы замедлить его ход, заставить двигаться в обратном направлении или вовсе остановить. В спектакле это может сделать белое перышко — персонаж, действующий наравне со временем, выступающий его протагонистом. Легкое перышко, аллегория чистоты, любви, добра, попадает в механизм, между колесиками — и время прекращает свой неумолимый бег. Пользуясь этим, режиссер выстраивает действие и мизансцены, или, может, это художники идут вслед за режиссерским построением действия и мизансцен и создают визуальный образ спектакля?..
Здесь сценография Торик и Запорожского не столько решает пространство, сколько задает метод его освоения. Утрированная, остро ритмичная, гротесковая пластика актеров соотносится с резкими движениями часовой стрелки.
В спектаклях Кудашова неживой план часто совмещается с живым, актер действует наравне с куклой. Так было в «Пире» и в «Маленьком принце», в «Дюймовочке» и «Холстомере» появлялись еще и элементы теневого театра. Торик и Запорожский умеют создать декорацию, способную обслужить все эти составляющие спектакля. В этом смысле их пространство универсально — и тропа для кукловода, и планшет для куклы, и место для игры актера.
В «Маленьком принце» кукла и актер гармонизируются по тому же принципу, что и в «Пире»: снова используется своеобразное панно, коллаж на заднике. На неглубокой малой сцене актер действует только в начале спектакля, основной же сюжет развивается в окошках- вырезах на цветном заднике, где появляются куклы и актер. Эдакая кукольная модификация симультанной сцены, множество разноуровневых мест действия.
По-другому решается эта задача в «Дюймовочке». Маленькая Дюймовочка может играть прямо на ладони актера, все остальные куклы, за исключением Мальчика, теневые. Принесенные исполнителями чемоданы (вернее, их деревянные каркасы, обтянутые тканью) при помощи контрового света становятся теневыми экранами.
Театр разных видов и технологических систем внутри одного спектакля Торик и Запорожский умеют привести к общему стилевому знаменателю, органично совместить, сгладить естественные нестыковки. Эти художники не тянут одеяло на себя, умеют, где надо, «уйти в тень» или, наоборот, наделить пространство или элементы декораций активной действенной силой. Торик и Запорожский не пренебрегают простыми, подчас наивными решениями, если это нужно спектаклю, они не боятся показаться незатейливыми, банальными или даже примитивными.
В спектакле «Небо в чемодане, или Цуцики в ночи» на первый план выдвинут актер. Герои спектакля — четверо незнакомых людей — встречаются на вокзале, ждут каждый своего поезда, вспоминают, мечтают. Здесь они цуцики, слепые щенки, незрячие душой. Заставленная чемоданами сцена создает атмосферу действия на уровне ощущений — вокзал, чемоданное настроение, ожидание. Ожидание новой жизни, счастья, исполнения мечты. Спектакль пантомимический, и сценография актерской пантомиме не мешает, не акцентирует на себе внимание.
Кукол для своих спектаклей Торик и Запорожский всегда делают сами. Причем они умеют создавать любые технологические системы — марионетки в «Луне Сальери», пальчиковые в «Дюймовочке», в «Невском проспекте» появляются петрушки. Даже в недавней «Русалочке» на сцене МДТ не обошлось без кукольных элементов: актеры водят силуэтные водоросли и рыбок из белой мягкой ткани. Эта ткань, кстати, главная фактура не только визуального плана спектакля, но и характера его действия. Пенная, мягкая, обволакивающая, ритмично-легкая, она и спектаклю, и самим актерам придает воздушность, прозрачность. Огромным полотном, расшитым лоскутками-перышками, художники преобразуют планшет сцены, меняют его природу. Такая сценография подчиняет себе актерскую пластику — все здесь завязано не на планировке пространства, а на его свойствах и качествах.
Торик и Запорожский в этом смысле сценографы не амбициозные, они самозабвенно служат действию, а не пытаются формировать его. И такая простая формула сотворчества Алевтины Торик и Андрея Запорожского не срабатывает редко. С другой стороны, их работа не выдерживает испытания плохой режиссурой. Особенно в кукольных спектаклях она выглядит беспомощной, часто безвкусной, дезориентированной пустотой режиссуры без концепции.
«Русалочка». Фото из личного архива
Эскиз к спектаклю «Русалочка»
Самостоятельных работ этих художников в последнее время становится все больше. Интересна сценография Андрея Запорожского к студенческому, выросшему из учебных этюдов спектаклю курса Руслана Кудашова «Кафе, или Безумный день одного влюбленного бармена» в постановке Сергея Бызгу. Уличное кафе Запорожский изображает просто и изящно — несколько красных столиков, барная стойка на возвышении. Задником служит огромное окно во все зеркало сцены, выходящее на воображаемую улицу (видеопроекция на второй задник). Даже в таком, казалось бы, банальном месте действия, как кафе, Запорожский разворачивает свою фантазию во всю силу. Задники распахиваются, и зрителю отрывается большая сцена БТК — действие переходит в пространство фантазий, снов, мечтаний героев спектакля. На волнах черного полиэтилена в глубине сценической коробки появляются бумажные кораблики и зубастые акулы, возникает загадочный берег недосягаемой мечты — Кубы и даже привидевшийся во сне Че Гевара. В струях красного шелка рождается образ любимой, играющей на саксофоне, или роковые красотки стюардессы вдруг выплывают из этого нафантазированного океана. Так просто Запорожский придумывает эффектное решение, пространственно разделяющее разные пласты действия.
Алевтина Торик успешно работает в «Бродячей собачке» («Петрушка», «Гусенок» Н. Гернет, «Бармалей» К. Чуковского), создает пестрые, радостные детские спектакли. Эти художники вполне самодостаточны и поодиночке, но театральным зрителем они все же воспринимаются вместе, неразрывно.
Андрей Запорожский и Алевтина Торик, Алевтина Торик и Андрей Запорожский — от перемены мест слагаемых художественный результат не меняется!
Октябрь 2010 г.
Комментарии (0)