ЧТО ДЕНЬ ГРЯДУЩИЙ НАМ ГОТОВИТ: ФЕСТИВАЛЬ «ЛЮБИМОВКА»-2010

История фестиваля, как и всего живого на Земле, заключается в постоянном обновлении. Самое любопытное в этом творческо- биологическом процессе — череда переходов из одного состояния в другое. Рождение, рост, развитие… Любопытный пример существующего вот уже 20 лет организма — «Любимовка». Появившаяся на свет в 1990 году как «калька» с американского ежегодного фестиваля, она жива и по сей день. Михаил Рощин, один из организаторов и творческих вдохновителей фестиваля, рассказывал, что привез идею с берегов Атлантики, из штата Коннектикут. «Там, в городке Уотерфорд, где жил наипервейший американский драматург Юджин О’Нил, проходил ежегодный фестиваль новой пьесы: из 600–700 выбиралось 14, чтобы разыграть их вчерне, вне театральных стен, обсудить и оценить. Три года назад мы тоже попробовали и провели впервые такой всесоюзный (еще!) фестиваль- конкурс». Любопытный проект «прижился » и стал привлекать молодых драматургов. Заряд «Любимовки» получили Ольга Михайлова, Елена Исаева, Ксения Драгунская, Максим Курочкин, Василий Сигарев, Наталья Ворожбит, Вадим Леванов, Вячеслав и Михаил Дурненковы, Юрий Клавдиев и многие другие. Большая часть из них сегодня перешла в ранг «взрослых» самодостаточных авторов с внушительным послужным списком созданных и поставленных пьес. Но это не мешает им приезжать на фестиваль, теперь уже в качестве учителей и наставников. И если прежде старшие братья по перу участвовали в конкурсе наравне с начинающими драматургами, то в этом году была введена американская система тьюторства, при которой «старшие» помогают «младшим» работать над пьесой.

Зарубежный опыт в виде мастер-класса преподавателя и драматурга Эрика Рамзея лишний раз доказал, что учиться никогда не поздно, особенно такому кропотливому делу, как написание пьесы. Авторам предлагалось, руководствуясь тремя основными вопросами: «Что вы старались сказать?», «Как хорошо вы это делали?», «Стоило ли вообще это делать?», — определить основные болевые точки собственных произведений. «Есть чисто технические способы показать драматургу, что происходит в пьесе. Самый простой — выявить словесное облако (облако тегов). Допустим, я беру текст „Гамлет“, убираю все технические слова (афишу, обозначения частей, действий, актов, сцен) и заливаю этот текст в облако тегов. Эта программа считает слова. Например, в пьесе „Гамлет“ чаще всего встречается слово Гамлет. Таким образом, сразу видно, о ком эта пьеса. Облако тегов помогает определить, какие персонажи главные, а какие — второстепенные. Очень часто молодой драматург говорит: я написал пьесу о Гамлете. Но когда я заливаю его текст в нашу программу, то вижу, что Гамлет упоминается два раза, а Гильденстерн — сто. Выходит, что пьеса о Гильденстерне».

Этот «технический способ» вызвал уйму вопросов. Не ограничит ли американская модель творческий потенциал автора? Не упростит ли отношение к тексту как чему- то неведомому, но святому, чего нельзя касаться руками? Не помешает ли второй человек интимному разговору драматурга и пьесы? Во многом подобная оживленность вокруг простых вещей рождалась из чисто русской нелюбви к критике и иронии в свой адрес. Система тьюторства, как лакмусовая бумажка, высветила именно эту обостряющуюся с годами проблему — отсутствие конструктивного диалога. Автор присылает текст, отборщики запускают его в конкурс, а дальше читка и, увы, достаточно формальное обсуждение. Кажется, что серьезных вопросов здесь не ждут и не слышат, критики не приемлют, тенденций не обсуждают. Что остается? Так, легкий пинг-понг между драматургом и залом. После чего — новый текст с «врожденными пороками» остается существовать. Хорошо, если автор неглупый человек и способен к самостоятельному анализу, разбору. А если нет? Разочарование в профессии или того хуже — рождение заштампованных банальных «скрипторов», работающих в сериальной индустрии. Но в чем же тогда смысл фестиваля? Только ли в поиске новых имен?

Возможно, в начале 1990-х, когда политически нестабильная ситуация в стране заставляла людей сбиваться в творческие объединения, такой проблемы не стояло. Хотелось просто найти единомышленников. Михаил Рощин писал: «Мы репетировали буквально в несколько дней и показывали, прочитывая вчерне, без костюмов, разумеется, и декораций, по-домашнему, а затем шло обсуждение и оценка. Был виден сегодняшний процесс, его достижения и недостатки, его масштаб. Было важно просто познакомиться, поглядеть друг на друга — неужели есть еще другие психи, которые пишут пьесы?! Профессиональная школа?.. В какой-то степени. Но — одноразовая, как шприц».

Прошло уже 20 лет, ушел из жизни Рощин, добрая часть «психов» разбрелась по театрам и кино, занимаясь написанием сценариев и инсценировок, но фестиваль продолжается. Шумные молодые сотрясают стены страшными историями про изнасилованных женщин, подлых шоуменов, брошенных подростков. «Новые» хорошо забытые истории растворяются в общем потоке, не успев появиться. Старые по форме пьесы «Любовь как доза кокаина» Гульнары Ахметзяновой, «Поворотный пункт» Виктории Доценко, «Смерть Андрюши» Андрея Стадникова гордо именуются новыми словом в современной драматургии. Общее состояние коматоза усугубляется бодрыми живыми текстами зарубежных авторов с четко выстроенными сюжетными линиями, прописанными мотивировками и любопытными характерами, где актеру есть что играть (например, «Дисфункциональные» Майка Пэкера).

Что будет дальше? Какой станет «Любимовка» в новом году? Вполне возможно, что, согласно законам драматического действия, течение фестиваля наполнится новыми емкими смыслами, серьезной борьбой идей, поисками нового языка. Или же, что печально, «Любимовка» превратится в памятник самой себе.