Международный фестиваль-школа современного искусства «Территория», поддерживаемый Администрацией Президента РФ и известный в народе как фестиваль Кирилла Серебренникова, в свой пятый, юбилейный год состоялся под знаком содружества «Берлин — Москва». Проще сказать, на этот раз прошел без скандала, под сенью немецкой благонадежности. Привезли знаменитого «Гамлета» Томаса Остермайера, уникальную группу Rimini Protokoll со спектаклем «Карл Маркс: Капитал. Ч. 1», а также хореографическое действо в постановке работающей в Берлине латиноамериканки Констанцы Макрас, хоть и названное «Ад на земле», но в сравнении с хореографией Алана Плателя (в его спектакле «VSPRS» на «Территории»-2007 давали коллективную мастурбацию) прямо-таки диетическое.
При содействии немецких товарищей была выверена и программа мастер-классов, лекций, кинопоказов и т. п., адресованная театральным студентам из российской глубинки, ежегодно, числом около сотни, отбираемым с помощью анкетирования. Вытащить их на неделю из привычной среды, свести с мастерами, показать новое кино, нашумевшие зарубежные спектакли, словом, помочь расширению их сознания посредством приобщения к актуальности — генеральная идея фестиваля-школы «Территория».
Ранее случались, конечно, перегибы. Сложность в том, что актуальное искусство со школой по определению плохо соотносится. В нем все пока под сомнением, нет проверки временем, значит, и эталонов нет — а без эталонов какая школа? Намеренно провокативные средства воздействия (натуралистические акты совокупления, испражнения, насилия и т. п.) — в порядке вещей для тех, кто в теме. Взрывная негативная реакция на провокацию входит в условия игры — как сильное сиюминутное переживание. Нужны новые формы? Нужны. Но на неподготовленную голову все это может подействовать как перечеркивание личности, разрушить веру в прекрасное. Учредившие «Территорию» энтузиасты поначалу на радостях круто взяли, действуя по принципу «большого скачка»: вывалили самое- самое — без серьезных разъяснений, без комментария оппонентов. Максимум шока — и будь здоров, школяр. До общественности глухо доносились какие-то вопли прибывших со студентами педагогов, истерики каких-то студенток, потом и отдельные СМИ выразили недоумение. В ответ последовало запальчивое интервью Кирилла Серебренникова, и выяснилось, что отныне «Территория» переезжает из Москвы в продвинутую Пермь. Впрочем, через год вернулись.
Сцена из спектакля «Гамлет». Фото В. Луповского
Надо бы разъяснить, почему «Территория» укоренилась в сознании народном как фестиваль Кирилла Серебренникова, хотя председателем оргкомитета там Евгений Миронов, а зарубежные спектакли, легко догадаться, предлагает член оргкомитета критик Роман Должанский. Произошло это не только потому, что пристрастия Серебренникова к актуальному искусству широко известны и ясно, что рулит именно он. Глубинная причина — заинтересованность друг в друге фестиваля и человека. Серебренников нуждается в солидном, при поддержке Кремля проекте, потому что при всех своих талантах и амбициях ничего существенного (фонд, театр, академия) пока не возглавил. Кремлевский фестиваль нуждается в Серебренникове, потому что тот победоносен, как танк, и начисто лишен чистоплюйской интеллигентской брезгливости: танки грязи не боятся. Кто создан для власти и идет к власти, тот не оглядывается на безмолвных свидетелей, он смотрит поверх голов.
Тут показали по ТВ сентябрьскую встречу Дмитрия Медведева с деятелями театра, так на нее почему-то не пригласили Фоменко, Гинкаса, Женовача, Райкина, многих главрежей, а позвали Серебренникова, который ничем особо выдающимся в области театра себя пока не зарекомендовал, кроме обещания поставить «Околоноля», усадили по левую руку Президента, в одном ряду с Олегом Табаковым, Марком Захаровым и Евгением Мироновым. Он моментально внес предложение: давайте, мол, учредим Национальный институт театра, построим, говорит, театральное Сколково. То есть тут нового типа искренность. Сердечная готовность помогать только той власти, которая за модернизацию, потому что он и сам за модернизацию, ну так совпало. Словом, фестиваль и человек буквально созданы друг для друга. Как сказал первый зам. руководителя Администрации Президента Владислав Сурков, «фестиваль-школа „Территория“ призван познакомить молодежь с основными тенденциями современного искусства. Администрация Президента РФ обращает особое внимание на подобные проекты, поскольку воспитание молодежи является приоритетом государственной политики». То есть «Наши» и «Территория» в одной линейке.
Все-таки правильно мне муж говорит: «И чего прицепилась к человеку!» О чем ни пишу — все выходит Серебренников, как в том анекдоте про автомат Калашникова. Что, действительно, плохого — привозят за казенный счет ребят из провинции, они же тут общаются не с Кристиной Потупчик!
Выставка театрального плаката, вечера клубной
музыки, мастер-классы Чулпан Хаматовой, Евгения
Миронова, Ларса Айдингера… А какие лекции! Томас
Ирмер, доктор наук, автор множества книг о театре,
приезжал с лекцией о новой немецкой драме
(эх, жаль, поздно узнала), в буклете подробно расписан
план: от Хайнера Мюллера и фильма о нем —
через ранние
Сцена из спектакля «Карл Маркс: Капитал. Ч. 1». Фото В. Луповского
В трех безумно разных спектаклях из Берлина выявилось сходство. Выяснилось, что актуальный театр по-немецки обязательно включает в себя а) об. личение существующей власти, б) отрицание театра как такового. Отсутствуют: внятная история, прослеженная по принципу начало—кульминация—развязка; полнокровные, в развитии и взаимодействии, образы; в двух случаях из трех нет даже актеров- профи. Присутствуют: упорная нацеленность на принесение пользы обществу; открытый или иронически завуалированный протест против политики государства.
«Гамлет» Томаса Остермайера сделан в яростной эстетике рок-концерта. Гамлет (Ларс Айдингер) — отвязный, выкладывающийся до кровавого пота лидер группы. Не то припадочный, не то под кайфом, он ревет, хрипит, падает мордой в стол, в пол, в сырой могильный холм, вываливается в грязи, наваливается на публику, силой харизмы заставляя ее петь; сует всем в нос видеокамеру — и на экране- занавесе, напоминающем золотой дождь, проявляются лица, лица… Над ним, конечно, не заплачешь, но оттопыришься как следует. Остальные персонажи на подхвате — их играют (обозначают) пятеро, с неимоверной скоростью меняя маски. Президент, жена президента, администрация президента, премьер-министр — одним отточенным штрихом (вот оно, германское чувство формы!). Блескучий шевелящийся занавес выносит их на сцену и сметает со сцены — моложавых, спортивных, ухоженных; костюм, часы, ботинки — все продумано, все недешево. Политика — это дорогое шоу. Стильная, в темных очках Гертруда за свадебным столом президиума исполняет по-французски песенку другой жены президента — Карлы Бруни, призывно изогнувшись, эротично приблизив губы к микрофону. Власть — это сексуально.
Только вот сын президента чисто по-человечески, негламурно жирный. Ларс Айдингер на глазах у зрителей — по-брехтовски — прицепляет себе живот, но глазам не веришь, кажется, он таким и уродился. У Брехта, которому наследует Остермайер и в плане острой гражданственности, и в плане неприятия имитации жизни, есть такие строки про Гамлета: «вот наконец пришел в негодованье / так долго колебавшийся толстяк». Толстяк, да. Но процесс колебанья с переходом в негодованье отсутствует: ему еще до откровений папы-призрака обрыдло это шоу, в котором он сам завяз по уши. Быть в этом дерьме или вообще не быть — вот в чем вопрос. Смерть как конец кривлянью, как высвобождение — вот и ответ. Поэтому не труп на трупе привычно громоздится, а просто умирают люди — штучно, каждый по-своему, посреди внезапно остановившегося рок- концерта, в печальной задумчивости.
Но динамика процесса отсутствует. Вместо Гамлетова осознанья и просветленья, вместо развития интриги — концертная смена эффектных картинок (Гертруда ведьмински превращается в Офелию, сдирая с себя парик, как скальп; Полоний убит полоснувшей по занавесу автоматной очередью; утопленница Офелия возникает на экране — завернутая в целлофан, вся в бликах, и т. д. и т. п.). Картинки множатся, бьют по нервам, но смысла не продвигают и по всем театральным законам должны бы за два с половиной часа без антракта вызвать зевотную скуку. Но зритель сидит не шелохнувшись. Спектакль заряжен какой-то сильной эмоцией, рискну предположить — личной эмоцией постановщика. Вопрос, которым глава гостеатра «Шаубюне» Остермайер терзает толстого Гамлета, — его личный больной вопрос. Авангардист на казенной службе, еще бунтарь, но уже худрук, успешный в плане карьеры, но обремененный талантом, он сам завяз в ситуации, когда нельзя не идти, но невозможно пойти — видали мы бунтарей, пошедших в большие начальники (и не потому ли, прости меня Господи, став главным, в 34 года повесился талантливый Петр Лебл?). Именно энергия самоубийственного отторжения власти пронизывает и держит «Гамлета».
Сцены из спектакля «Ад на земле». Фото В. Луповского
Напротив, «Карл Маркс: Капитал. Ч. 1» группы Rimini Protokoll сделан в сухой эстетике лекции. Но с диковатым юмором, трудно доходящим до простой русской головы. Заходишь — библиотечный стеллаж во всю сцену, а на полках, вперемежку с томами основоположника, сидят реальные стариканы, в смысле — не актеры. Один все улыбается и делает входящим ручкой — его, молодого, потом покажут на висящем тут же учебном экране: еще без очков и седин, он снимает штаны и какает на богатый ковер, протестуя против накопления капитала; теперь это видный китаист — и иногда вдруг что-то говорит по-китайски. Здесь же сильно сутулый и бородатый ученый-марксист, глава Института экономической истории Академии наук ГДР вплоть до его закрытия, он сыплет цитатами насчет прибавочной и меновой стоимости, а ближе к концу ласково, том за томом, снимает с полок «Капитал. Ч. 1» и передает в зал каждому зрителю (триста посадочных мест), «кирпич» по окончании надо вернуть.
Пожилой латыш, бывший советник по культуре президента Латвии, по-русски поведал историю про маму, которая в голодный год не обменяла его, младенца, на столько-то буханок хлеба и один бидон молока. А дядя лет пятидесяти, пролетарий, рассказал, как двенадцать лет осуществлял превращение денег в капитал на игровых автоматах, просадил все и теперь помогает игрозависимым при христианской общине. Финансовый гений вроде нашего Мавроди очертил схему своего дьявольского обогащения — все по Марксу, я заслушалась, но выяснилось, что это прикол: настоящий «Мавроди» уже в тюрьме, а перед нами автор книги о нем. Еще там была переводчица средних лет, до сих пор потрясенная скромностью и простотой в быту нашего Б. Ельцина (она переводила его мемуары). И симпатичный студент-бельгиец, возмущенный тем, что столько отличных продуктов эксплуататоры просто выбрасывают, — сам он питается исключительно с помоек и на этой базе уже открыл с друзьями-социалистами столовую для бедных.
Кстати, на спектакле была моя знакомая, аспирантка психфака МГУ, из состоятельной семьи, так выяснилось, что и она по убеждению готовит себе еду только из отличных овощей, оставленных торговцами на рынке. Это я к вопросу «Берлин — Москва». Понимаете? У нас тоже есть социалисты, но их в театре не показывают. Наш документальный театр — это либо зеки, либо изнасилованные девушки или в этом роде (артисты, разумеется). Чтоб облиться слезами сопричастности. А здесь люди те же, что в зале, и постановщики (Хельгард Хауг, Даниель Ветцель) как черт ладана бегут сиюминутных эмоций, немецкая машина на слезах не работает. Спектакль политически заточен, но тщательно замаскирован под социологическое исследование. Никакого обличительного пафоса — разве что покажут очередной перформанс китаиста, который принародно сжигает на площади денежные купюры, в молодости — марки, а на совсем недавней съемке — евро. Да еще в центре там слепой от рождения обаятельный парень, любитель раритетного винила; работал редактором на радио, теперь — в call-центре. Ну и причем здесь «Капитал»? Да вроде парень хочет выиграть миллион в телевикторине. Или тут метафора общечеловеческой слепоты?
«Ад на земле» прост как правда, выплеснутая Берлину в лицо подростками-иммигрантами. Постановщик Констанца Макрас — уроженка Буэнос-Айреса, и вот уж где эмоции! Власть представлена ражим охранником, и это единственная роль. Остальные участники, обитатели проблемного берлинского района Neukoelln примерно от 8 до 19 лет, играют сами себя. Как в терапевтической «психодраме», где посредством игры человек избавляется от душевной травмы. Лолиты из третьего мира, кто в хиджабе, кто в шортах, с помощью простейшей хореографии, наивного пения, а то и корявым детским монологом рассказывают, какие гады эти взрослые мужики. Особенно поразила меня одна испанка лет семнадцати (или турчанка?): толстая- толстая, быстрая как ртуть, гибкая — хоть «шпагат», хоть «мостик», она излучала животную женственность, при этом робко мечтая о красивой любви. Их танцевальный дуэт с Охранником… ох, нет, какой там «танцевальный дуэт»! Я потом сходила на мастер-класс Констанцы, сама она заболела, но актер, игравший охранника, показал базовые элементы ее хореографии студентам — те через полчаса уже переняли эти странные кувырки и перевороты, напоминающие о зародыше в утробе. Да, так вот. Он ее изнасиловал и выбросил, как мусор.
Короче, ад на земле — это когда ты молод, красив, полон сил, но никому на свете не нужен, потому что смуглей, чем надо, и не умеешь пользоваться ножом и вилкой одновременно. Этот вывод напрашивается сам собой, не подумайте, что там какие-то страдания. Спектакль очень заводной и веселый, зал бурно реагирует, а мальчишки в ответ еще яростней отжигают свой дворовый брейк-данс.
Все три замечательных немецких спектакля, будь то «рок-концерт», «лекция» или «психодрама», отличает по-эстрадному открытый посыл в зал. Актеры как будто идут стенкой, плечо к плечу, не отвлекаясь друг на друга. Все направлено на зрителя, сделано для пользы зрителя и происходит в присутствии зрителя. (Айдингер—Гамлет, заслышав треньканье телефона в зале, тут же отключился от Призрака, сбросил градус высочайшего на тот момент напряжения и приложил ладонь к уху: «Алле?».) Все не относящееся к поставленной задаче отброшено. В «Гамлете» за ненадобностью купирован мотив сверхъестественного, отсутствует тайна. В «Капитале» люди рассказывают о себе, но человечески остаются абсолютно закрытыми: кто они, какие они — это не по делу, важен факт. Не раскрываются и подростки из «Ада», слитые воедино в социальном протесте. Мы — другие, нам бы все о душе. У нас социально-политические проблемы решаются в основном через «Вишневый сад», и складывается впечатление, что по-другому уже нереально. Ну хоть издали посмотреть.
Ноябрь 2010 г.
Комментарии (0)