У. Шекспир. «Верная дружба двух сердец».
Студия культурного центра г. Титувенай (Литва).
Режиссер Андрея Гричюте
Нельзя не признать, что крошечная по географическим меркам Литва на театральной карте мира занимает вполне солидную территорию. А имена сценических колоссов литовского происхождения столь знамениты, что и называть их лишний раз на страницах профессионального театрального издания нет большой нужды. Иное дело, что «почва», давшая жизнь их самобытным методам и приемам, не часто становится объектом пристального внимания теоретиков театра.
О влиянии национального самосознания и ландшафта на развитие литовского театра вряд ли задумаешься в переполненном балтдомовском зале… Но если приехать в эту страну не «по делу», то, например, сидя в автобусе Вильнюс—Клайпеда обязательно заметишь, что проносящиеся за окном пейзажи и облака на закатном небе необъяснимым образом выдержаны строго в стиле Чюрлениса, а колориты Левитана и Саврасова остались по ту строну границы. И промелькнувшие золотые стволы тут же повернут мысли к театральному контексту, и вспомнятся слова Гедрюса Мацкявичюса: «В Литве Бог в каждой сосне»… От ландшафта к театру, от театра к ландшафту.
Современный литовский театр, кстати, ландшафт обживает весьма активно. А на факультете искусств Клайпедского университета поиск и освоение нетрадиционных пространств для драматического действия — важная часть учебной программы. Инициатором этого направления стал доцент отделения театральной режиссуры Гедиминас Шимкус, ему принадлежат идеи театра Повозок, Камней, Воды. Под его руководством студенты объездили немалую часть Литвы, играя спектакли в самой разнообразной среде: от этнографической усадьбы до городской свалки. А в 1997 году при Клайпедском университете был открыт студенческий Театр Двора, который сейчас работает как учебная площадка, активно участвует в мероприятиях Международной Ассоциации любительских театров (АИТА), успешно гастролирует за рубежом.
Оказывается, Литва лидирует среди бывших прибалтийских республик по количеству непрофессиональных театров! Вполне можно сказать, что так продолжается старинная народная традиция: ведь еще во времена царской России, когда литовский язык не имел статуса государственного, а фольклорные праздники были запрещены, здесь появилось такое явление, как «театр сарая». Народная драма и устный фольклор тогда «спрятались» и выжили, но очевидно, что и сегодня возможность сценического самовыражения осталась для литовцев неким специфическим гарантом культурной и личностной свободы. В Клайпедском университете нет специальности «режиссура народного театра», но обучение работе с непрофессиональными актерами входит в основную учебную программу, а словосочетание «любительский театр» в этой балтийской стране явно не имеет пренебрежительного оттенка. Многие из выпускников отделения театральной режиссуры становятся руководителями любительских коллективов, работают, совершенствуются, и кому-то из них удается впоследствии получить звание государственных. В этом смысле студии сельских культурных центров теоретически существуют почти на равных правах с новообразованными труппами молодых профессионалов.
А практически… Мне удалось посмотреть премьеру спектакля, поставленного будущим режиссером, а ныне — студенткой факультета искусств Клайпедского университета. Андрея Гричюте (курс Г. Шимкуса) осуществила в студии при культурном центре городка Титувенай (около двух часов на машине от Клайпеды) постановку по сонетам Шекспира. Ее действие проходило под открытым небом, в особенной среде: во дворе бывшего католического бернардинского монастыря XVII века. Сейчас здесь находится действующий храм, посвященный Деве Марии и «Часовня двух лестниц» (одна из лестниц деревянная, в каждой ее ступеньке есть стеклянное окошечко, за которым видны частицы святых мощей, подниматься под ней разрешается только на коленях, с молитвой). Обрамляющая эти здания крытая галерея воспроизводит более тридцати эпизодов Крестного пути Христа, каждый из которых обозначен фреской или лепным рельефом. Этот храмовый комплекс — значимая для литовских католиков святыня, верующие посещают ее постоянно, в Титувенае работает паломнический центр, а сам архитектурный ансамбль включен в реестр важнейших культурных ценностей Литвы (а значит, реставрируется из бюджетных средств). В бывшем монастырском дворе проходят музыкальные концерты, а вот театральный спектакль состоялся впервые.
Постановка под названием «Верная дружба двух сердец» (первая строка 116 сонета так интерпретирована в переводе на литовский), конечно же, смелый учебный эксперимент. Молодому режиссеру была предоставлена возможность и освоить нетрадиционное пространство; и соприкоснуться с более чем сложным для постановки литературным материалом (к тому же имеющим историко-театральный литовский контекст — спектакль Мацкявичюса «Глазами слышать — высший ум любви», 1987); и получить опыт работы в экстремальных условиях (постановщика здесь подстерегают финансовые и технические сложности, куда более серьезные, чем в репертуарном и даже учебном театре); а главное — проверить состоятельность творческих амбиций и художественных идей, осуществленных на собственный страх и риск, «без присмотра» театральных мэтров.
А. Гричюте предприняла попытку воплотить на материале шекспировских сонетов свое понимание природы и философии творчества: «Люди, которые создают красоту, часто склонны к соперничеству и стремятся к тому, чтобы муза кому- то одному принадлежала. Но настоящая муза в мире только одна, и она не может быть рабыней. Она любит тех, кто много трудится, не думая о соблазнах». В спектакле два безымянных персонажа (студенты факультета искусств Клайпедского университета Марюс Цемницкас и Айдас Матутис) в условно ренессансных костюмах (короткие пышные штаны и сборчатые воротники, надетые на черные трико) олицетворяют упомянутую конфликтную сторону творчества. Они страстно полемизируют, произнося сонеты, трансформированные в диалоги, сражаясь на шпагах и врукопашную, то пародируя сценический пафос, то словно вопрошая самих себя, зрителей и Шекспира о смысле и цели искусства. Диалоги звучат по-литовски (в переводе Сигитаса Геда и Алекса Хургинаса) и замолкают, когда внезапно начинается музыка: невидимая певица (Неринга Навикаускаите, меццо-сопрано), спрятанная за белой драпировкой, поет сонеты на русском языке (перевод Самуила Маршака на музыку Дмитрия Кабалевского). Глубокий голос Музы заставляет героев прервать свое соперничество и прислушаться — но ненадолго. Каждый раз страстная земная натура заставляет их или возобновить спор, или погрузиться в самолюбование (перед двумя большими прямоугольными зеркалами, увитыми золочеными гирляндами листьев), или вовлечься в томный танец соблазнительниц-масок в кокетливом льняном «рубище» (Алмеда Вайделаускаите, Виталия Пуидокаите, Юстина Баранаускене, Даинора Янкунаите, Ёвита Ваиткуте). Земной путь художников приводит к неизбежному концу — оба, «поделив» наконец- то надвое «мраморный» куб (материальную составляющую искусства), падают на траву бездыханными. Но затем в центр сценической площадки выходит поющая женщина в багряной мантии, а на внутренних плоскостях разбитого камня обнаруживаются черно- белые изображения человеческих эмбрионов. Vita brevis, Ars longa. Символика сюжета читается ясно, но зрелище скорее принципиально простодушно, чем дидактично.
Площадка, на которой разворачивается действие, представляет собой угол галереи, опоясывающей прямоугольный двор. Деревянные скамьи для зрителей расположены так, что за спиной у них оказывается часовня, а впереди — часть двора, горящие на низких парапетах церковные свечи, барельефы и фрески в глубине галереи, три укрытых темно-красной тканью помоста- пандуса (в центре, слева и справа от площадки), сделанный из бутопласта «мраморный» куб. Спектакль начинается с заходом солнца, при еще светлом небе, которое в течение представления (около часа) постепенно меркнет до полной черноты, испещренной ярчайшими августовскими звездами, — и так же постепенно вступают в постановочную партитуру мощные театральные фонари и пронзительные голоса цикад…
Конечно же, найдется достаточно поводов упрекнуть эту постановку — например, в отсутствии сценографического «лоска» и не вполне отточенном мизансценическом решении. А. Гричюте поставила перед собой весьма сложную задачу интерпретации поэтического текста (с которой не всегда справлялись и самые искушенные профессионалы театра) и взялась за ее выполнение не в самых простых условиях — что не могло не сказаться на результате, но, несомненно, дало ей ценный опыт и пищу для новых идей.
Премьерное представление приехали посмотреть и Г. Шимкус, и преподаватель факультета искусств Клайпедского университета Саломея Бурнейкайте, и режиссер Альгимантас Армонас (Кельмский малый театр, которым он руководит, ныне профессиональный, вырос из самодеятельного коллектива), а также режиссер и художник Виталиус Мазурас. Легким потрясением для автора было узнать, что куб из бутопласта и несколько масок, по просьбе А. Гричюте, были изготовлены этим великим литовским кукольником. Присутствие столь авторитетных зрителей — большая честь и серьезное испытание, критика художественных достоинств и проблем спектакля со стороны высоких гостей, конечно же, была самой серьезной.
Но было бы несправедливо не отметить, что, при всех спорных моментах, с задачей освоения весьма специфического пространства А. Гричюте справилась вполне успешно. Да и ландшафт не подвел ее, сработав без единой накладки, не погрешив ни равнодушием, ни штампом. В самом деле, даже осветившую финал спектакля откровенно полную луну невозможно было воспринимать иначе, как располагающий к самым глубоким эмоциональным переживаниям и архетипическим ассоциациям символ.
Даст ли Титувенай жизнь еще одному знаменитому литовскому театральному имени, пока еще неизвестно. Но в беседе за чашкой чая после премьеры неожиданно выяснилось, что детство знаменитого Мазураса прошло совсем недалеко отсюда, а его колени и сегодня помнят ступеньки «Часовни двух лестниц», по которой он не раз поднимался вместе со своей бабушкой…
От театра к ландшафту, от ландшафта — к театру.
Комментарии (0)