Ж. Кокто. «Голоса человека». Алтайский государственный театр кукол.
Режиссер Константин Костин

Т.Королева (Она). А.Чанцев (Он).
Фото О.Богданова

…На слабо освещенной сцене нет почти ничего, лишь по углам стоят мольберты. Они раскрыты, словно бы в ожидании Художника: вот он придет и начнет созидать.

А в центре — бронзовая ваза. Нет, египетская статуя. Нет, это женщина. Но какая-то — как бы это лучше сказать? — неживая, что ли. Жесты ее пластичны, но вычурны, позы изысканны, но картинны. И каждое движение рождается лишь по мановению рук Его — скульптора, ваяющего вазу; Пигмалиона, создавшего Галатею и не давшего ей свободной воли; Мужчины, завладевшего сердцем Женщины и превратившего ее в марионетку.

Женщина разговаривает по телефону, пока не с ним, но, видимо, тем голосом, который нравился Ему, который, по Его мнению, гармонировал с отточенной красотой. Какое тщательно отработанное изящество, какой точно выверенный шарм в ее кокетливо-протяжном «Ал-ло!».

Но вот наконец на том конце провода Он. Интонации теплеют, но и это потепление отмерено с точностью до градуса. Приветливая учтивость. Вежливая забота. И вдруг боль и отчаяние прорываются сквозь маску: «Милый, если нас разъединят, ты перезвонишь, да?»

…Спектакль «Голоса человека», жанр которого его создатели обозначили как «астральное путешествие по пьесе Жана Кокто», своей образностью необычен для барнаульской сцены. Не совсем обычна и его история, в ней, как и в спектакле, два главных действующих лица — актриса и режиссер. Татьяна Королева, актриса краевого драмтеатра, познакомилась с новосибирским режиссером Константином Костиным на съемках телефильма, потом посмотрела его спектакль в театре «Красный факел» и очень захотела работать с этим молодым, смело экспериментирующим режиссером. Константина тоже привлекла богатая актерская природа Татьяны, открывающая возможности для интересного сотворчества.

Как и в сценической истории, в истории создания спектакля есть и третий герой, не появляющийся на подмостках и незаметный на первый взгляд, но на самом деле очень многое определяющий. Но если в пьесе это соперница, разлучающая, отнимающая любимого, то в жизни все оказалось наоборот, намного счастливее (бывает же!). Это — верный друг и страстный профессионал театровед Елена Кожевникова. Она давно уже увидела в Татьяне Королевой, играющей все больше наивных девчушек, глубокое драматическое дарование и сильную женскую натуру, способные воплотиться на сцене. И даже уже подобрала пьесу, в которой все эти свойства могли бы реализоваться. И когда наконец произошла встреча с режиссером, способным и желавшим взяться за эту работу, Елена Кожевникова сделала все для того, чтобы эти планы осуществились, начиная с теоретических, театроведческих консультаций и заканчивая техническими вопросами связи между двумя городами, поиска сценической площадки и даже распространения билетов.

…А на героине уже нет вычурных одеяний, сковывавших ее и делавших похожей на изваяние, исчез этикетный тон. Она освободилась уже от всех социальных условностей, осталась лишь обнаженная женская суть.

На героине глухое черное платье (траур?), она продолжает телефонный разговор с любимым, она знает, что разговор этот последний, и потому стремится продлить его как можно дольше.

Бесшумно передвигается по сцене, постоянно присутствует рядом с героиней еще один персонаж (играет его актер Театра кукол Андрей Чанцев), движения его преувеличенно плавны, одежды фантастичны. Он — образ любимого, созданный воображением героини и неотступно ее преследующий.

А героиня все длит разговор, длит… Пытается представить себе любимого, как он сейчас выглядит, чем занимается. И фантом покорно, как марионетка, реализует все ее предположения. «Какой на тебе шарф — красный?» И вокруг шеи обматывается красный шарф. «В руке что — авторучка?» И авторучка мгновенно возникает откуда-то из воздуха. «Ты рисуешь?» — иллюзорный образ послушен и податлив.

Казалось бы, роли поменялись: в начале спектакля покорной марионеткой была героиня, теперь — герой. Но если он руководил действиями реальной, живой женщины, то она властна лишь над вымышленным образом, возможно имеющим мало общего со своим жизненным прототипом.

На телефонной линии возникли помехи, разговор прервался, героиня тут же кидается набирать домашний номер любимого (он же говорил, что звонит из дома!), но дома его нет, он звонил откуда-то из другого места (от счастливой соперницы?). Он солгал.

С грохотом, заставляющим вздрогнуть, захлопывается один из мольбертов. Все. Конец. Художник не придет. Творения не будет…

…В «Голосах человека», как и в любом другом спектакле, есть социальный контекст. Контекст жестокий, обрекающий любовь на гибель. Жизнь и тут, как это ни удивительно, оказалась милосерднее. Особенно удивительно это в Барнауле, где такое количество поистине чудесных спектаклей погибло, даже не успев достичь зрелости.

Но этому спектаклю повезло — его социальным контекстом оказался Театр кукол, одно из немногих мест в городе, где живы любовь и творчество. Театр долгое время оставался без главного режиссера и сейчас испытывает серьезные трудности с художественным руководством, но положение спасает мудрый директор. Галина Яковлевна Шнайдер понимает, что оставаться исключительно детским театром — это значит обрекать себя на творческую односторонность, и был взят курс на создание вечернего репертуара для взрослых. И если спектакли, которые последуют за «Голосами человека», будут столь же изящными по своей образности, столь же одухотворенными, то Театр кукол имеет шанс стать излюбленным местом барнаульцев, этаким духовным оазисом.

Контекст жизни этой постановки не только добр и духовен, но еще и широк и богат: костюмы для спектакля (очень красивые, эстетичные, а главное — несущие на себе важную смысловую нагрузку) созданы в новосибирской студии экспериментального моделирования, руководит которой Галина Артамонова, над созданием образа работала стилист Елена Вайман (тоже из Новосибирска). Думается, коллеги Татьяны Королевой по барнаульской сцене по-хорошему завидуют актрисе в том, что она окружена вниманием и творчеством стольких незаурядных людей.

…А на сцене между тем один за другим захлопнулись уже все мольберты. Вылились слезы, старательно сдерживаемые вначале. Вырвались слова, которые хотелось оставить в себе. Не осталось ничего.

На груди черного платья героини обнаруживаются застежки-молнии, которые она начинает расстегивать, обнажая красную подкладку, повисающую рваными клочьями. Звук и жест этого расстегивания напоминает вспарывание. «Да, любимый, в первую ночь я уснула. Доктор сказал, что это нервный шок». Вжик — еще один кроваво-красный лоскут. «Но вторая ночь уже невыносима — так было вчера». Вжик — еще одна рваная рана. «А третья ночь сегодня, она начнется через несколько минут, когда ты повесишь трубку, и будет продолжаться завтра, и послезавтра, и еще много-много дней, совершенно пустых дней». Вжик…

Героиня освобождается от своего черного платья и остается в чем-то белом, легком, почти неосязаемом. Душа покинула свою земную оболочку, соединилась с миром идей. И кажется, там стала возможной встреча с мысленным образом любимого, с фантомом, покорявшим воображение, но остававшимся недоступным здесь, на земле.

Октябрь 1997 г.