А. де Мюссе. «Подсвечник». Театр им. Ленсовета.
Режиссер Алексей Серов

Каждый спектакль для своей публики. Любителям красочных шоу — одно, поклонникам психологического театра — совсем другое, театральным гурманам — особое, третье…

Спектакль «Подсвечник» по пьесе А. де Мюссе, поставленный А. Серовым в театре им. Ленсовета, — показательный пример так называемого домашнего рукоделия. Все так простенько: комедия должна быть комедией.

По сюжету пьеса незатейлива. Молодая жена глупого старика, пытаясь отвести подозрения от своего любовника, драгунского офицера, влюбляет в себя юного клерка, служащего ее мужа. Ему-то и поручается роль «подсвечника», т. е. человека, на которого обрушивается гнев ревнивца. Бесконечные попытки мужа устроить засаду на незнакомца ни к чему не приводят, а молодая женщина начинает испытывать нежные чувства к своей жертве. В конце концов роли меняются, и «подсвечником» становится офицер. Типичная комедия положений: забавно, весело и интересно следить за сюжетом.

Романтический узор с усердием сплетается режиссером. В самом начале спектакля сцена представляет собой адскую смесь атрибутов этой эпохи. Все любовно собранное режиссером создает пародию на романтизм. Темно-синее небо украшено елочными гирляндами-звездочками, высится огромная и конечно же белоснежная кровать с пологом, нечто вроде пожарной лестницы находится здесь же. (Буйная фантазия художника А. Липовских предположила, что из спальни Жаклин на улицу нужно выбираться, поднимаясь по лестнице вверх, а не спускаясь вниз.)

Сладкая до тошноты атмосфера надуманной красивости в полной гармонии с игрой актеров. Мэтр Андре (В. Матвеев) совершенно выжил из ума. Никаких хитроумных выдумок не нужно, чтобы его надуть. Жаклин (А. Алексахина) полна самолюбования, такого вроде бы естественного для женщины, но смотреть на нее при этом как-то неловко. Может, поэтому прячет режиссер свою героиню за белую шторку во время любовных разговоров?

Совершенно фантастическая ситуация с «подсвечником» Фортунио (С. Мосьпан). Артисту просто ничего не остается делать, как поддерживать предложенную режиссером сентиментально-романтическую линию действия. И актер старается изо всех сил: качается на качельках, прикрываясь шторкой, краснеет при виде Жаклин, оскорбленный, все же приходит на встречу, мечется, волнуется… Так сказать, все по законам жанра. При его юношеской внешности это не составляет особого актерского труда. И вообще думать актерам режиссер не предлагает. Надо ли думать о пустячке?

Есть еще один важный, с точки зрения режиссера, персонаж. В списке действующих лиц пьесы он не обозначен. А в спектакле — романтично опять же и вполне таинственно — Гений Сада (А. Новиков). Если бы режиссер создал его в своей фантазии только для небольших перестановок, его бы звали — Слуга Просцениума. Но он и подслушивает, и изображает птиц, и раскрывает зонтики, и светит фонариками, и бегает туда-сюда… Многофункциональный персонаж. Гений Сада принципиально важен для режиссера, но не для зрителей.

Спектакль заканчивается так, как по понятиям режиссера должны заканчиваться романтические истории. Фортунио, теперь любимый Жаклин, меланхолично сидит на стуле на авансцене. Любовь женщины его уже не трогает.

В спектакле нет идей, есть режиссерские претензии на идею… Героиня спектакля, грызущая своими белыми зубками ниточку жемчужных бус, в порыве отчаянья разрывает веревочку, на которую эти жемчужинки нанизаны. Жемчужины катятся по сцене, героиня растерянно смотрит на них… Претензия на трагизм.

Мэтр Андре во время общего пикника отчаянно пьяный, шатается по сцене с бутылкой, щедро наливает всем в бокалы, при этом безумно радуется и брызгает слюной… Претензия на комическое.

Молодые влюбленные, сидящие в глубине сцены под пляжным зонтиком, невнятно шепчущие неинтересный для них текст, высвечиваются силуэтно Гением Сада при помощи фонарика… Претензия на нечто лирическое.

Спектакль как таковой резкого чувства неприязни не вызывает. Скорее чувство жалости и обиды. Ведь можно немного разобраться с текстами, добиться, чтобы речь актеров была внятной, а не сбивчиво-торопливой, убрать все эти пошлые шторки… Наверное, можно. Но это будет уже другой спектакль.