Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

ОПАСНЫЕ ИГРЫ

Н. Скороход. «А. П. Покойный бес». ТЮЗ им. А. А. Брянцева.
Режиссер Анатолий Праудин, художник Март Китаев

«В каждом из нас сидит некормленый бес сочинительства…»

ДНЕВНИК ТЕАТРА. Тетрадь первая

Почему — покойный бес? Бесы вообще умирают? Никогда. Почему бес, «некормленый бес сочинительства»? Где муза, ласковая девочка в легких одеждах? Хорошо помню картинку — кудрявый Пушкин сидит на берегу Царскосельского пруда, а она порхает над ним в воздухе, играя на тоненькой дудочке. Так хорошо! Так легко, так изящно, так просто!

Вместо звонкой дудочки — непрерывный вой метели, неистовый стук копыт и ржание несущихся куда-то сошедших с ума лошадей. Вместо Царскосельского пруда — болото, занесенное снегом, и кудрявый Пушкин, кутаясь в знаменитую крылатку, балансирует на тонкой доске и смотрит в глубь, где происходит нечто. И словно разбуженные его взглядом, из глубин этого страшного, таинственного болота выползают такие же страшные и таинственные люди-бесы, ежатся от холода, почесывают лохматые головы, зевают. Кошмар! Где музы?

Анатолий Праудин поставил спектакль о другом роде творчества. О страшной судьбе маленького человека — Ивана Петровича Белкина, ставшего жертвой своего лихорадочного вдохновения. Собственно, за вдохновение всегда приходится платить. Скромный, «неизбранный» Иван Петрович отдал за это свою жизнь. Таинственный, привлекательный мир волшебных образов обернулся для него страшным, уродливым Зазеркальем, в которое, как в болото, затянула, увлекла несчастного автора непонятная сила.

Там, в перевернутом мире, он уже не имеет власти над своими героями: они оживают, ведут себя как им вздумается, даже становятся ему поперек дороги. Они всегда выходят победителями, они постоянно доказывают автору его бессилие. И чем активнее он пытается влиять на события, тем меньше они от него зависят. Чем благороднее его стремления, тем больше он приносит несчастий. Он непрерывно погружается в жадную, булькающую трясину, сам становясь героем своей баллады, героем то комическим и даже фарсовым, то трагическим. Он примеряет на себя различные маски — Мефистофеля, Рыжего и Белого. Его, уже отмучавшегося, забытого и замерзшего, воскрешает к жизни прихотливая воля невыдуманного творца. Зачем извлекли его снова на Божий свет, зачем снова мучают?

И.Соколова (Кирилловна), В.Дьяченко (Белкин) и О.Карленко (Аграфена). Фото Ю.Белинского

И.Соколова (Кирилловна), В.Дьяченко (Белкин) и О.Карленко (Аграфена).
Фото Ю.Белинского

Пушкин не виноват. Он появляется на сцене по воле режиссера, а режиссер, как и любой из нас, пришел на землю тоже по чьей-то воле. Об этом высшем творце мы ничего толком не знаем, только чувствуем его силу и постоянную власть над нами. Он то заботливо ведет по жизни, то вдруг разрушает планы, смеясь над нашей самоуверенностью. Странные, непостижимые отношения Творца со своим Героем. Бог и Человек, Праудин и его Пушкин, Пушкин и Белкин, Белкин и… Законы одни, масштабы разные. Вряд ли возможно объяснить до конца природу этих отношений. Но можно почувствовать ее, задаться вопросом — как? почему? что происходит? и не происходит ли это во мне, со мной? Можно ужаснуться той силе, что терзает Белкина, и одновременно восхититься ее величием.

Перестроенная сцена ТЮЗа, лишенная рампы, напоминает сцену древнегреческого театра. Ни кулис, ни падуг — пространство огромно, воздуха так много, что для него не хватает объема легких (сценография Марта Китаева). Все видоизменяется в этом пространстве. Комната Пушкина с такими обыкновенными, уютными предметами домашнего обихода потеряла стены, словно вытянулась в ниточку на заднем плане. Выстроились в шеренгу длинные скамьи, табуретки, старый буфет, кровать Пушкина со смятым бельем. Дрожит огонек свечи. Справа на переднем плане конторка с письменными принадлежностями, вокруг которой примостились спящие дворовые девки, похожие на большие коричневые кули. Рядом, на табурете вяжет Кирилловна, ключница Белкина (Ирина Соколова). Беснуется метель, заполняя огромный воздушный купол, а старушка тоненьким голосом напевает народную песню. Традиционный русский минор. Посапывают во сне девки. В центре огромной сцены — то самое болото, безжалостно засасывающее любого. Или яма с глиной — материалом Создателя, из которой, как известно, слепили первого человека. Герои будут становиться на край этой черной дыры, как к барьеру, готовые расстаться с жизнью и упасть в небытие. Из нее будут появляться мертвецы, откликнувшиеся на необдуманное приглашение Белкина. Из нее, вооружась ломом, лохматые люди-бесы извлекут в прологе и самого Белкина (Валерий Дьяченко), застывшего навечно в позе аникушинского памятника, словно отраженного в зеркале — другая рука выброшена вперед. Закружила метель, образуя снежные столбы. Пробил час. Начался процесс созидания.

Часы действительно бьют. Пушкин подходит к своему будущему герою, деловито, со спокойным любопытством заглядывает ему в лицо. Кирилловна (сейчас она — Арина Родионовна) спрашивает у Пушкина, с опаской поглядывая на выкопанного «человеко-памятника»: «А не прикажешь ли, батюшка, подать липового отвару?» И первые слова, произнесенные на сцене живым человеком, словно прорывают какой-то барьер. Под звуки настраивающегося оркестра болотные духи окатывают Белкина водой, и он медленно оттаивает, оседая на пол, чтобы через несколько минут забиться в истерике, требуя лошадей у станционного смотрителя.

Так начинается странное действо, где реальность нереальна. Стремясь восстановить творческий процесс гения, взяв на себя роль демиурга, Анатолий Праудин создает свой собственный художественный мир, выстраивая его из света, звука, ритмов, наслаивающихся друг на друга смыслов. Этот мир насквозь метафоричен, и слово в нем — не изначально. Первооснова — не реальный человек, а страх, глюк, навязчивая идея творящего человека. Мысль лихорадочно скачет, в сознании мелькают картинки реальных и выдуманных событий. Из этого бесовского круговорота выхватывается то темный силуэт священника, венчающего невесту не с тем женихом, то пронзительный крик: «Не он!!!», то разлетающиеся листы рукописи, то оглушительные выстрелы. Иван Петрович Белкин заблудился где-то между сном и реальной жизнью. Происходящее на сцене по сути — материализация его больного сознания.

Монтажный принцип, по которому строится спектакль, заложен уже в пьесе Натальи Скороход. Перетасовав сюжеты, драматург и режиссер создают свою историю. Разрушение гармонии намеренно и необходимо. В суматохе событий, наскакивающих друг на друга, путанице между воображением и реальностью, многочисленными превращениями героев читается ясная логика. Спектакль, казалось бы, рассыпается на множество эпизодов, но в основе его — определенный сюжет. Случайное знакомство в домике станционного смотрителя стало для Ивана Петровича роковым. Герой, которого он искал для своей баллады, становится его проклятием, его злым гением, его Бесом (Герой — Иван Латышев). Это он увез Дуню из родительского дома, обрекая Смотрителя (Николай Иванов) на пьяную смерть. Это он оскорбил Сильвио (Александр Борисов), давнего приятеля Белкина. Наконец, это он в метель женился на Маше, в которую Иван Петрович влюблен беззаветно, по-рыцарски, по-детски. Происходит ли то, что мы видим, в его воображении, или все это действительно происходит? Почти все окружающие Белкина — плод его фантазии. Люди-персонажи. И Маша, и Дуня, и Лиза Муромская — все они имеют одно лицо (Героиня — Маргарита Лоскутникова). Белкин никогда не сможет защитить их, уберечь от Беса.

Сцена из спектакля. Фото Ю.Белинского

Сцена из спектакля. Фото Ю.Белинского

Для Ивана Петровича молодой красавец повеса, постоянный любимчик фортуны, становится олицетворением зла, сущности бесовства. Белкин клянется уничтожить того, кто помимо его воли стал его Героем. Но всякий раз, когда правда вот-вот должна восторжествовать, все оборачивается шуткой, фарсом, Бес ускользает из рук. Белкин мечется среди своих персонажей, а они обнаруживают свою выдуманность, послушно «умирая», когда дворовые девки самовольно дописывают балладу, начатую их полоумным барином. Раздаются выстрелы, льется на розово-зеленый паркет вода, которую тут же засыпают опилками, шуршат под ногами исписанные листы рукописи — никому не нужной, ведь Белкин сам пережил свои сюжеты, а дворовым литературные претензии хозяина неинтересны. Весь этот хаос потом превратит в образец гармонии Пушкин, задумчиво бродящий вокруг влюбляющихся, стреляющихся, умирающих людей. Мы этого не увидим. Все активнее развиваются события вокруг бесовской ямы, они все безумнее, все нереальнее, а Пушкин пьет чай, играет сам с собой в шахматы или просто сидит на своей кровати, воткнув перья в непослушные курчавые волосы наподобие рожек… Процесс творчества протекает по-разному. Маленькие ангелы в белом соберут скомканные листы выстраданной белкинской баллады в огромную корзину, Пушкин поможет им в этом, вооружившись совочком. В конце концов, разгребать этот творческий мусор предстоит ему…

Зимняя безумная история сменяется летней, более реальной. Во втором действии намеренно меняется закон. Стихает вой метели, разливается в воздухе зелено-красное, томное сияние. Зритель отдыхает от снежного сумасшествия, наблюдая за развитием отношений между Лизой Муромской и Алексеем Берестовым. Но не кончилась погоня Белкина за своим Бесом. Сюжеты «Метели», «Выстрела», «Станционного смотрителя» слились воедино. Герои «Барышни-крестьянки», казалось бы, уже совсем другие люди. Но Алексей Берестов до боли похож на Героя. Белкин организует всю историю с переодеванием Лизы с целью поймать его. Ловушка захлопывается, но жертвой становится сам охотник.

Иван Петрович Белкин бросил вызов силам, которых лучше не беспокоить. Пытаясь бороться с Героем, он, по сути, борется с самим собой. Его Герой — часть его самого, его отчужденный страх, комплекс, отражение в кривом зеркале. Но сам Белкин — герой Пушкина. Та же связь, та же мука, заставляющая бесконечно бродить по комнате, превращенной воображением в непредсказуемое пространство, меняющееся по непостижимым законам. Следующий уровень — режиссер. Тройное отчуждение. Мир, созданный им, утверждает свою власть над творцами любого масштаба и степени одаренности. Белкина засосало в трясину его образов. Анатолий Праудин азартно играет с Зазеркальем, с бесами, со смертью. Опасные игры. Он ставит спектакль об обратной стороне творчества. Дай Бог, чтобы отражение не ожило, чтобы кошмарики Праудина не материализовались в его собственной жизни, согласно законам, которые он сам придумал. Стреляя в своего Героя, Белкин убивает себя…

Карающей силой в спектакле становятся персонажи «Гробовщика». Мертвецы во главе с Адрияном Прохоровым (Владимир Баранов) — аборигены Зазеркалья, Белкин вторгся на их территорию со своими фантазиями, и они являются к нему во сне, чтобы спросить ответа за все. Здесь и Смотритель, и Сильвио, и Владимир, и отец Маши. Бывшие люди, знакомые и незнакомые, в одеждах цвета болотной грязи, сидят на длинной скамье, мерно раскачиваясь вперед-назад. Все они — жертвы Героя, белкинского Беса, но, пытаясь отыскать его имя в книге Смотрителя, Иван Петрович находит только свое. Тут же помост превращается в ладью смерти, мертвецы становятся гребцами, скелет — мачтой, свободно лишь место кормчего. Его уверенно займет Герой, когда страшный сон Белкина воплотится.

Покушение Ивана Петровича на жизнь Героя окажется неудачным. Как всегда, все исказится, перевернется, и смертельно раненый Белкин осядет на пол. Превратятся в цветную пляшущую толпу и Муромский, и мисс Джаксон, и дворовые Ивана Петровича. Все сюжеты прожиты, творческий материал накоплен. Пушкин сплюнул на пол жеваный бумажный комочек. Маленький, нелепый Белкин должен вернуться туда, откуда был извлечен вначале, — в глубины творческого бесовского болота. Торжественный марш сопровождает это возвращение. Что дальше?

…Вой ветра, темнота, Пушкин в белоснежной рубашке, стоящий к нам спиной. Покуривая, опершись на лопаты, на него пристально смотрят люди-бесы, могильщики творцов. Круг замкнулся.

Страшно. Мрачно. И кажется, что выхода нет. Но зато честно. Муза не всегда — нежное, бесплотное создание. Творчество не всегда — легкий, радостный процесс. Расплата за вдохновение бывает страшной. Но из мук, из боли, из отчаяния может возникнуть вдруг светлая гармония «Повестей Белкина». Иван Петрович писал свой роман собой, всей своей жизнью. И в этом, наверное, его главное достоинство как творца и его главная беда.

Спектакль Праудина заставляет думать. Внедряется буравчиком в память, тревожит подсознание, тормошит мысль. Заставляет заглянуть в себя и увидеть свое отражение. Физиологичность спектакля направлена на пробуждение сознания через пробуждение подсознания. Усиленно работают все органы чувств.

Одно из главных достоинств спектакля, на мой взгляд, в доверии к молодому зрителю. «Покойному бесу» противопоказаны оболванивающие культпоходы. Он будит индивидуальную мысль. Маленькое острое жало направлено на каждого. Кто-то «отравится», а у кого-то выработается противоядие от стереотипов. Естественно, можно испугаться, не узнавая вещей, знакомых со школьной скамьи. И увидеть грязь как грязь, болото как болото, моющегося Героя как голого моющегося героя. Есть большая разница в неприятии спектакля из-за нежелания думать и неприятии после попытки понять. Со многим в спектакле Праудина можно не соглашаться. Но сначала нужно войти в закон.

Свобода выбора предоставляется всем зрителям. Можно просто почитать дома «Повести Белкина», можно пойти в другой театр. Но если вы пришли в ТЮЗ на «Покойного беса», будьте готовы побеспокоить себя. И не надо бояться грязи. К Пушкину грязь не пристанет. Другое — не значит неправильное.

Май 1998 г.

В указателе спектаклей:

• 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.