Жолдак, пожалуй, остается у нас единственным последовательным постмодернистом. Хотя многие снимают и надевают стиль, как маску, шапку или пальто, столь наглядно получается не у всякого. И даже у Жолдака — не каждый день. Суть постмодернизма в том, что чужое заряжает твой творческий механизм энергетически. И, «поедая» стиль Някрошюса, Жолдак стократно «усиливает» создаваемый на сцене собственный мир. Но «пообедал» Жолдак не одним Някрошюсом. Может быть, именно за счет протагониста Багдонаса кажется, что именно литовский гений оказался у Жолдака «основным блюдом». Я так не думаю. Ведь что мы видим в спектакле? Мы видим гомогенное пространство, состоящее из, казалось бы, несоединимых, несоизмеримых элементов: одинокий «советский», почти «шукшинский» вагончик со светящимся окошком на заднем плане, захлебывающийся в стихии целлофановых волн, деревянные мостки и высвечивающиеся на них чучела животных, почти античные красотки в белом и похожий на жирного ночного мотылька ангел Парашкиной, натуральное засохшее дерево, в первом действии стоящее, в третьем лежащее на планшете сцены, чистая, свежеобструганная деревянная комната со стенами и накренившимся полом, стул и разъятый пень… Мы видим, наконец, старомодное товстоноговское «раздвоение» Венички на старого и молодого. Но эти «цитаты» не распадаются, а представляют собой новое образование. Лично у меня этот жолдаковский мир прочно соединился с сегодняшней родиной. Конечно же, образ этот — брутальный и героический и одновременно нелепый и абсурдный — невероятно льстит и мне, и моей родине. Делая из сентиментальной исповеди вечно пьяного и немытого бывшего интеллигента героическое сказание о загадочном богатыре, Жолдак остается в какой- то мере гламурным художником. Какие бы стихи ни бушевали в душе героя — на сцене всегда приятная картинка. Но даже если это и гламур, то, несомненно, гламур для маргиналов.
И кстати. Меня приятно удивил актерский ансамбль. Да, мы издавна и страстно любим Владаса Багдонаса за его иноземную душу и суровое тело, но приглашенный гений существует в спектакле отнюдь не соло: это викинг, забредший в мир таинственных гоблинов, и актерский диалог протагониста и стихии — на равных. Первый гоблин живет, конечно же, внутри самого Венички: замечательный Леонид Алимов пытается «поверить алгеброй», «измерить аршином », «выговорить», «обналичить» мутный мир Веничкиной души и, разумеется, терпит фиаско на этом поприще. Неумолимым сходством с писателем Дмитрием Быковым alter ego Алимов только обогащает свой дуэт с «генеральным» Веничкой—Багдонасом, подчас выводя диалог разума и души героя на уровень дискуссии классика русской литературы (во втором действии при помощи накладной бороды Веничка превращается в Льва Толстого) с представителем постклассического периода. Дискуссия «Быкова» и «Толстого» о сущности и пути русского народа, конечно же, абсурдна, как и сам предмет. Русский народ в исполнении Антона Багрова, Ильи Борисова, Виталия Григорьева, Александра Передкова охотно принимает в ней участие. Играя строителей, пассажиров, алкашей и других представителей «великого и могучего», актеры прекрасно чувствуют и передают жанр «героического абсурда», над загадкой и притягательностью которого бьется душа интеллигента. Прекрасно исполнена и женская партия: соблазняющие и ускользающие девы Юлии Горбатенко, Александры Кузнецовой и Дарьи Степановой — главный манок свирепого и дикого мира, который засасывает героя. А вот неоднократно воспетая критикой Наталья Парашкина в роли Ангела, как мне кажется, немного выпадает из ансамбля, актриса, что называется, «купается» в роли, вдохновляя зрительный зал сочной «характерностью», но нигде не достигая того самого героизма абсурда. Впрочем, я видела только премьеру.
Замечательно то, что режиссер Жолдак, кажется, всерьез проживает маски, в которых является нам. И в плане собственной постмодернистской игры — играет по Станиславскому.
Комментарии (0)