А. Н. Островский. «Последняя жертва». Театр им. Ленсовета.
Художественный руководитель постановки Татьяна Москвина,
режиссер Роман Смирнов, художник Марина Азизян
Премьера «Последней жертвы» в театре Ленсовета не порадовала. В недоумение привело уже начало спектакля. Невнятные пассы и малопонятные словечки двух дзанни, призванные ввести в спектакль по Островскому «итальянскую тему» (зачем — осталось невыясненным), показались напрасными вставками. Темы никакой не возникло, восторжествовала элементарная функциональность: молодые артисты, словно наспех переодетые в «нечто итальянское» и скучливо представлявшие отдельные пластические этюды, всего-навсего заполняли паузы в моменты «чистых перемен» декораций, не давая зрителям принять перерыв за антракт и покинуть зал ради вкусной кружки пива в фойе. Дело не в том, что в этих артистах комедии масок совсем не было ничего итальянского (ни пылкого темперамента, ни виртуозной пластичности, ни обаятельной живости). Хуже то, что в русских артистах — совсем немного русского, а рутинного — гораздо больше, чем это предполагается театральным хорошим тоном.
У МЕНЯ В ПРОФЕССИИ ДВА УЧИТЕЛЯ. ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ТОВСТОНОГОВ И ЕВГЕНИЙ ЛЬВОВИЧ ШИФФЕРС. ОДИН ГОВОРИЛ: «РЭЖЫССОР — ЭТО ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЗРИТЕЛЬНОГО ЗАЛА» — И УЧИЛ МЕНЯ РЕМЕСЛУ. ДРУГОЙ ГНЕВАЛСЯ: «Я ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЭТОЙ СТАИ КРЫС?» — И УЧИЛ МЕНЯ ФИЛОСОФИИ. ГЕНИАЛЬНЫ ОБА. БОГ В НУЖНОЕ ВРЕМЯ СВЕЛ МЕНЯ С ВЕЛИКИМ РЕМЕСЛЕННИКОМ И ВЕЛИКИМ ФИЛОСОФОМ. НАВЕРНОЕ, ПОТОМУ ЧТО Я БЫЛ НЕПЛОХИМ УЧЕНИКОМ, Я УШЕЛ ИЗ РЕЖИССУРЫ НА ДОЛГИЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ.
РОМАН СМИРНОВ
Играя в этом спектакле, артисты не оставляют без назойливого интонирования ни одной фразы, старательно раскрашивают слова, активно мимируют и прилежно переходят из одной мизансцены в другую. Они играют правильно (как говорится, «по школе»), но искра, которая должна пробежать между сценой и залом и оживить сценическую реальность, так и не вспыхивает. О большинстве исполнителей можно сказать — сыграно профессионально, все слова произнесены, все чувства обозначены. Но игра их не запоминается: явных промахов нет, но есть демонстрация ремесленных умений, не одушевленных и не одухотворенных личным художеством.
С. Письмиченко (Глафира), Е. Кривец (Тугина). Фото Э. Зинатуллина
О. Абалян (Эрнесто), М. Иванова (Аделина). Фото Э. Зинатуллина
В. Захаров (Прибытков). Фото Э. Зинатуллина
Оформление спектакля иначе, чем захудалым, не назовешь. Небрежно повешенная нарисованная стена с разрезами дверей, вазон с искусственными цветами, массивный диван, к которому притиснут приземистый столик, пара стульев — обстановка более чем ординарна. Ее не оживляет даже громадное овальное зеркало, которое нависает над диваном с наброшенным на него покрывалом. Диван неподвижен, покрывало меняется: указывая на роскошь гостиной Прибыткова, оно насыщено малиновым цветом; характеризуя мещанский обиход дома Тугиной, разукрашено скромным узором «в цветочек». Пространство композиционно не собрано, случайные афиши времен Островского не меняют общего грустного впечатления, а превосходно выписанный на заднике ночной пейзаж не играет никакой роли в событиях второго акта. Персонажи его не замечают, исполнителям все равно, что там сзади них нарисовано, а зрителям остается только перевести взгляд на актеров и уже до самого финала не обращать на него внимания. Несколько необычна в этом спектакле героиня Островского — Юлия Павловна Тугина в добротном исполнении Елены Кривец. Роль эта всегда считалась «коронной», играли ее актрисы-примы, и репутация «бенефисной» прочно за нею закрепилась. Здесь Тугина — вовсе не «героиня», ни в театральном понимании, ни в обычном жизненном смысле. Никак не красавица-вдовушка — солидная, располневшая, большая, даже громоздкая вдова. Одна из многих, очень обыкновенная, поженски недалекая, но приятная и даже симпатичная.
Сцену, когда Тугина узнает о неверности любовника, актриса проводит как по нотам, и черный иммортель в ее руках запомнится надолго. Однако в сознании зрителя она отодвинута на второй план — на первом безраздельно царит Флор Федулыч Прибытков в отличном исполнении Вячеслава Захарова. Это не ее, а его бенефис, его коронная роль, ибо именно он центрует сценическую композицию и вносит в посредственный спектакль блеск высококлассной игры. Бенефисный характер исполнения подчеркивается тем обстоятельством, что роль Прибыткова играет артист, приглашенный из другого театра.
Захаров с самого начала берет верную «ноту», чисто ее «выпевает» и «держит» до конца. Облик Прибыткова (и внешний, и внутренний) очерчивает резкими штрихами — это актерская графика, а не масло и тем более не акварель. Цепкий, хваткий взгляд — скрытой угрозы в нем больше, чем хозяин этого взгляда хочет обнаружить. Неторопливая походка, которую он волен в любой момент либо замедлить, либо убыстрить. Негромкий, вкрадчивый голос, готовый мгновенно сорваться в безнаказанный окрик. Недоброе растягивание губ, призванное изобразить улыбку. Строгий и беспощадный ум, умеющий предвидеть ситуацию, предугадать ее развитие, а при случае и воспользоваться ею в своих целях. Кажется, он не только насквозь видит собеседника, но заранее знает, что тот ему скажет и как себя поведет. Вероятно, поэтому он почти никогда не смотрит на того, с кем разговаривает, — редко-редко глянет в глаза и тут же отвернется. Финал данной ситуации ему уже известен — он думает дальше и прикидывает, как разыграть следующую партию. Тертый калач, опытный волчара — то ли тогдашнего предпринимательства, то ли сегодняшнего бизнеса. Взглядом рыщет, как миноискателем, — вниз, вбок, в сторону и лишь один раз прямо на зрителей: в момент произнесения знаменитой реплики «Дорогого стоит этот поцелуй». Будто призывает зрительный зал разделить радостное ошеломление игрока, знавшего, что сорвет призовой куш, но не предполагавшего, что приз окажется таким ценным. Тугина для него не последний дар судьбы, а ставка на игровом столе. Он поставил на нее все и — выиграл, в очередной раз доказав самому себе, что соперников в этой жизни у него нет.
То, что центральной фигурой ленсоветовского спектакля стал Флор Федулыч Прибытков, симптоматично. На московских сценах сейчас идут три «Последних жертвы», и во всех трех богатый цивилизованный купец выступает в качестве героя нашего времени. Играют его «первые сюжеты», и один лучше другого — Василий Бочкарев в Малом театре, Олег Табаков в МХТ, Александр Збруев в Ленкоме. Ни один из них не прошел мимо амурного содержания конфликта, хотя отдаются они во власть любовных переживаний по-разному и насыщают характер своего героя различными оттенками. По глубине понимания и точности воплощения Вячеслав Захаров не уступает столичным звездам, но на своего героя смотрит не по-московски жестко и трезво. Никаких иллюзий по поводу вдруг проснувшейся человечности своего героя он не питает: тема неожиданной и поздней любви отсутствует в образе. Петербургский Прибытков не завершает свою вполне состоявшуюся жизнь внезапно проснувшейся страстью, а продолжает ежесекундно «делать свою судьбу», не расслабляясь и не собираясь сходить с дистанции. Мастер закулисной интриги, он демонстрирует истинно столичный стиль и класс деловых игр. Таков герой нашего времени, сыгранный Вячеславом Захаровым на сцене театра имени Ленсовета. Мировоззренческая четкость расставляемых акцентов свидетельствует о безукоризненном попадании артиста в «нерв» современности и служит оправданием этого спектакля.
Январь 2010 г.
Комментарии (0)