Эскизы к спектаклю «Даниэль Штайн, переводчик»
В этих коротких заметках я не буду анализировать творчество Ляли Дмитраковой и исследовать его художественное значение. Во-первых, для этого надо исписать не одну страницу, во-вторых, есть люди, которые сделают это лучше меня. Я хочу сказать несколько слов о ее характере.
Ляля — так зовут ее друзья. Ее имя звучит как две упрямые ноты, два удара по одной клавише. Скажи его несколько раз и услышишь то, что в музыке называется остинато — повторяющийся ритм, неотвратимый и уверенный. Позвоночник музыки. То же и Ляля — за ее внешней хрупкостью скрывается железная сила воли и упорство.
Лялю можно использовать как таранное орудие. Ею можно брать крепости и покорять города.
В 2001 году нас пригласили на постановку «Дяди Вани» в Бухарест, в театр «Буландра». Название «Буландра» в Румынии всегда произносится с пиететом, это своего рода румынский МХАТ — театр-легенда, с блистательным прошлым, высокими художественными стандартами, с потрясающими мастерством и дарованием актерами — элитой румынского театра. Ничего этого мы с Лялей, конечно, тогда не знали. Мы ехали в Бухарест, совершенно не представляя, что нас там ждет. Это была наша первая самостоятельная работа за границей; мы были одновременно перепуганны и самонадеянны, как два подростка, впервые вышедшие погулять без взрослых.
Когда нас привели в кабинет директора театра, до нас стало доходить, во что мы вляпались. В кабинете сидело около пятнадцати солидных мужчин (некоторые даже в очках и с бородой!). Там были директор театра, его заместители, завлиты, главный инженер, технический директор, финансовый директор, завпост, помощники режиссера, заведующие цехами и прочие важные люди, работающие в именитом театре. Они пришли познакомиться с режиссером и художником, «экспертами по Чехову», приехавшими из России. Они, видимо, предполагали увидеть таких же солидных взрослых людей, как они сами. Вопреки ожиданиям, перед ними стояли тощий мальчик с редким кустиком на подбородке вместо бороды и такая же тощая пигалица с буйной рыжей шевелюрой, на каблуках в половину ее роста. Воцарилось мрачное молчание.
Сцена из спектакля. Фото К. Синявского
Недолго думая, Ляля начала расставлять на столе макет декорации. Все время, пока она работала, никто не проронил ни слова. Я в ужасе ожидал, что нас сейчас с позором выставят из театра, как двух самозванцев. Через пятнадцать минут, показавшихся мне вечностью, Ляля сказала, что все готово, можно смотреть. Все сгрудились у макета. Прошло еще несколько долгих молчаливых минут. Наконец Анхел, технический директор театра, угрюмый бородач с огромными мозолистыми руками, нарушил тишину. Он что-то тихо пробормотал по-румынски, и все заулыбались и согласно закивали. Нам перевели его слова: «Эту декорацию надо сделать хорошо. Тут халтура не пройдет». Я понял, что стена пробита и крепость взята.
Во время работы над «Дядей Ваней» Ляля помогла мне протаранить еще много стен.
Эскизы к спектаклю «Даниэль Штайн, переводчик»
…Затык в репетициях, актеры устали, в воздухе висит плотный туман недоверия и непонимания. Я приношу Лялин макет и «случайно» оставляю его на столе в репзале. Актеры собираются вокруг, заинтересованно вытягивают носы и уже через минуту как дети играют с крошечными стульчиками и столиками, придумывают новые мизансцены. Все расслабляются, хохочут. Мы продолжаем работать, и это становится одной из лучших наших репетиций…
…Выпуск спектакля. Пол декорации плохо закреплен, и каждое движение актеров сопровождается невыносимым скрипом и стуком. Не в силах этого выносить, Ляля бежит на сцену, хватает молоток из рук первого попавшегося рабочего и начинает заколачивать гвозди в доски пола. Вокруг нее мгновенно собирается толпа монтировщиков, которые смотрят на эту рыжую девчонку с уважением. Сперва они дают ей советы, потом тоже берут молотки и начинают забивать гвозди. Через полчаса мы продолжаем репетицию — ни одна доска не скрипит…
…Два дня до премьеры, мы ставим свет. Несколько часов назад сгорел компьютер, унеся с собой в комьютерное царство мертвых все записанные световые программы, всю работу предыдущей недели. Лючан, художник по свету, только что закончил восстанавливать по памяти весь сгоревший материал. Четыре часа ночи, мы еще даже не начинали работать над последним актом, и никто не верит, что мы успеем. Все измождены настолько, что не могут ни двигаться, ни говорить. Лючан спрашивает: «Что будем делать с четвертым актом?» Я прошу Лялю показать ему свои эскизы. Он внимательно смотрит, потом говорит: «Можешь ничего не объяснять, я все понял». Помолчав немного, спрашивает у Ляли: «Когда я разбогатею, можно я куплю один из твоих эскизов?» Ляля кивает…
Есть еще одна вещь, о которой я хочу упомянуть особо. Ляля делает макеты. В наше компьютерное время, когда так много художников уже даже разучились рисовать карандашом на бумаге, Ляля продолжает делать подробнейшие макеты своих декораций с той же тщательностью, с какой их делали старые мастера. Ее макеты — сами по себе произведения искусства. Их можно рассматривать часами. Все эти крошечные стульчики, столики, лейки, цветочные горшочки, бутылки, гитары, картинки в рамочках, рыболовные удочки и прочая мелочь, которыми Ляля населяет макеты своих декораций, создают уникальный и волшебный мир будущего спектакля. Никто из художников, с которыми я работал, не делал таких детальных макетов, ограничиваясь либо грубыми «прирезками», либо компьютерными коллажами и чертежами. А я продолжаю скучать по этому почти утерянному искусству — искусству макета и эскиза, искусству работать не только головой, но и руками.
Из уважения к нему я писал этот текст по старинке — ручкой по бумаге. Спасибо, Ляля, за это давно забытое наслаждение.
Февраль 2010 г.
Комментарии (0)