В. А. Моцарт. «Дон Жуан».
«Санктъ-Петербургъ Опера».
Дирижер Валентин Богданов,
режиссер Юрий Александров,
художник Вячеслав Окунев
Юрий Александров имеет в своем послужном
списке огромное количество спектаклей, поставленных
по разным странам и континентам, городам
и весям. Где-то порядка ста пятидесяти, может,
чуть меньше. Есть, конечно, повторяющиеся названия,
есть переносы уже придуманных версий на
разные сцены. К опере В. А. Моцарта, похоже, отношение
особое — обращался он к ней многократно,
но всякий раз варьируя главные темы, решения,
приемы. Что и говорить, «веселая драма» венского
классика — явление неисчерпаемое. Помню, например, постановку середины
За четверть века отечественный музыкальный театр так продвинулся, что Мариинка под руководством того же Гергиева сыграла почти всего Моцарта, и кажется теперь, что это легко. Да и Александров со своей труппой «Сантъ-Петербургъ Опера» и дирижером Валентином Богдановым тоже не убоялся: по оркестру и вокалу их «Дон Жуан», может, несколько грубоват (оркестр) и прямолинеен (пение), но исполнен непринужденно и в полном упоении от игры.
На игру сделана ставка. Она явилась содержанием зрелища. И это стоит особо оценить. Не только концепцию (о ней чуть ниже), но умение актеров существовать в очень сложных предлагаемых обстоятельствах. Они играют персонажей, которые, в свою очередь, еще кого-то играют. И надо так построить спектакль, чтоб не раскрыть весь фокус действа заранее, чтобы сохранить интригу до конца. Режиссерски придумать можно что угодно — тут фантазии Александрову не только не занимать, а на десятерых хватит. Воплотить замысел в актере, адекватно воплотить, найти способ подачи персонажа — вот сложность, но одновременно и сверхсюжет, который спектаклем движет. И можно сразу сказать, что они умеют это делать, артисты его труппы, замечательно умеют. Как, может, никто сегодня. Тут надо бы назвать все три (!) состава исполнителей, потому что трудно выделить кого-то особо. Всякий раз очередной состав кажется лучшим. Потом понимаешь: нет, просто другой, но так же способный справляться с задачами роли и спектакля.


ПЕДАГОГОВ БЫЛО МНОГО — И ХОРОШИХ, И НИКЧЕМНЫХ, КАК ВСЕГДА БЫВАЕТ В ЖИЗНИ. НО ТРИ ЧЕЛОВЕКА ОКАЗАЛИ ЗНАЧИТЕЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ НА МОЮ ЖИЗНЬ. В ДЕСЯТИЛЕТКЕ ПРИ КОНСЕРВАТОРИИ В ВОСЬМОМ КЛАССЕ Я НАЧАЛ ПРОФЕССИОНАЛЬНО ИГРАТЬ НА РОЯЛЕ, ПОТОМУ ЧТО ВЕЛИКИЙ ПЕДАГОГ ЛИЯ ИЛЬИНИЧНА ЗАЛИХМАН, ВОСПИТАВШАЯ ГРИШУ СОКОЛОВА, ОБРАТИЛА НА МЕНЯ ВНИМАНИЕ И ВЗЯЛА В СВОЙ КЛАСС. Я ПОПАЛ К НЕЙ С ИСКОВЕРКАННЫМИ РУКАМИ, ПОСЛЕ ИГРЫ НА ВИОЛОНЧЕЛИ. БЛАГОДАРЯ ЕЙ, Я ОКОНЧИЛ ДЕСЯТИЛЕТКУ И ПОЗЖЕ — КОНСЕРВАТОРИЮ КАК ПИАНИСТ. ЭТО БЫЛИ НЕЗАБЫВАЕМЫЕ, ХОТЯ И ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛЫЕ ГОДЫ, ПОТОМУ ЧТО ОНА МЕНЯ ТЕРЗАЛА ИГРОЙ НА РОЯЛЕ ДО ИЗНЕМОЖЕНИЯ. В КОНСЕРВАТОРИИ ЭТУ ЭСТАФЕТУ ПОДХВАТИЛА ЛЮДМИЛА БОРИСОВНА УМАНСКАЯ, У НЕЕ Я УЧИЛСЯ НА ФОРТЕПИАННОМ ФАКУЛЬТЕТЕ. ЕЕ НАЗЫВАЛИ КУЗНИЦЕЙ ЛАУРЕАТОВ, И ОНА ДАЖЕ ИЗ МЕНЯ ПЫТАЛАСЬ СДЕЛАТЬ ЛАУРЕАТА МЕЖДУНАРОДНОГО КОНКУРСА. НО МНОГО ВРЕМЕНИ БЫЛО УПУЩЕНО, ПОКА Я ПЫТАЛСЯ ИГРАТЬ НА ВИОЛОНЧЕЛИ, И МОИ ПАЛЬЦЫ НЕ ВСЕГДА ОТВЕЧАЛИ ЛАУРЕАТСКИМ ЗАПРОСАМ.
РЕЖИССЕРА ИЗ МЕНЯ СДЕЛАЛА МАРГАРИТА ДАВЫДОВНА СЛУЦКАЯ. ОНА ВЫПУСКАЛА НАСТОЯЩИХ РЕЖИССЕРОВ. У НЕЕ БЫЛО ИНТЕРЕСНО УЧИТЬСЯ, БЫЛО ЧЕМУ УЧИТЬСЯ, И, ГЛАВНОЕ, ОНА БЫЛА ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ.
ЮРИЙ АЛЕКСАНДРОВ
А суть дела вот в чем: история Дон Жуана — розыгрыш, подстава, развлечение для участников с полным отсутствием морали. Только узнаем мы об этом в самом конце, когда выходит окровавленный Командор с торчащим в груди кинжалом и бродит по сцене до тех пор, пока Дон Жуан не выпивает яд, которым его почуют дамы. А потом все присутствующие снимают плащи и маски и остаются в костюмах Пролога — костюмах знати, превратившей итальянский дворик, черного мрамора патио, — в домашнюю сцену (художник Вячеслав Окунев). В самом начале, на инсценированной увертюре Церлина вовсе не крестьянка, а кокетка из высшего света, Мазетто не увалень, а утонченный аристократ, Донна Анна отнюдь не образец добродетели (она в процессе развертывания сюжета пытается совратить Оттавио, выходит в неглиже и с поясом целомудрия на бедрах, а Оттавио не поддается — его вообще, похоже, не интересуют женщины)… Веселящаяся компания в масках способна глумиться надо всем — не случайно именно на трагические аккорды увертюры раздаются взрывы хохота. Сделано это намеренно, и не потому, что режиссер глух к музыке, напротив, способен слышать в ней двойные смыслы.
Не Дон Жуан в этом действе пребывает в центре, центр — окружение. Дон Жуан всего лишь один среди многих, он не лучше и не хуже других. Когда в финале его, отравленного, распластанного, бездыханного, некрасиво взяв за ноги, утащат за кулисы, он все же опять восстанет и на самых последних аккордах партитуры пронесется по второму этажу сцены, среди колонн и арок, в веселом вихре с толпой полураздетых девиц, и никто не удивится. В этом случае он не вечный символ любви к женщинам или символ распутства (зависит от трактовки), он, как все, — игрок. Вечна именно игра, которая втягивает в себя не только таких, как Дон Жуан (его проще всего), но и остальных, вроде бы серьезных и важных. Конфликта между Дон Жуаном и окружением нет, вернее, конфликт формален: порок преследует не добродетель, а такой же порок, и делается это от скуки и цинизма. А вот что за пределами игры? Есть ли подлинность — любая подлинность — чувств, например? Это вопросы самому себе и зрителю…
О смещении привычных акцентов в пользу «среды», окружения, их подробной разработки и переосмысления (в мифе под названием «Дон Жуан») Александров высказался в программке. И выполнил заявленное. Даже перевыполнил, наполнив брошенный намек своими смыслами. Так не с каждым бывает. Чаще с опытом и возрастом — Юрию Александрову исполнилось шестьдесят, с чем его и поздравляем, — все-таки получается реализовать задуманное, хотя не всегда и не на сто процентов.
В «Дон Жуане» получилось.
Февраль 2010 г.
Комментарии (0)