Я никогда не дерзнул бы приступить к сочинению моих «Мойдодыров», если бы не попытался дознаться заранее, каковы потребности и вкусы малолетних «читателей», к которым мне предстоит адресоваться со своими стихами, и каков наиболее правильный метод сильнейшего воздействия на их психику.
Откуда берутся кукольники: актеры, режиссеры, художники? Смешной вопрос, особенно в Петербурге: есть специальный факультет в нашей театральной академии, где всех их готовят. У него, кстати, в этом году юбилей — пятидесятилетие! Но я не о том. Я вспомнил времена, когда никакого факультета еще не было, даже кафедры не было, ничего не было, а кукольники — были! Был Деммени, был Образцов, был, наконец, Михаил Михайлович Королев, который и затеял всю эту историю с высшим кукольным образованием. Сколько еще великих имен сохранила история, имен людей, не пытавшихся скрыть свою любовь к театральным куклам, свою тягу к ним, свою веру в возможности и силу кукольного искусства. Откуда все это? Боюсь оказаться банальным, но почти убежден в своей правоте: воспоминание о детстве, смутное, порой не осознанное, иногда пугающее нас своей несерьезностью воспоминание, — вот в чем разгадка «тайны». Жизнь не поощряет наивности и легкомыслия, каждому хочется казаться важным, солидным, внушать уважение серьезностью своих поступков и суждений, но в душе… «Расшалились, как дети», — с умилением и скрытой завистью говорят о тех, кому на время удалось скинуть официальный мундир и искренне улыбнуться из-под застывшей маски служебного соответствия. Как ценим мы такие мгновения и как стыдливо оправдываемся за свое минутное ребячество! Наивность и доверие к простым вещам — вот то, чего нам так сегодня не хватает. Вы не согласны? Даже общаясь со своими детьми, мы с трудом находим (да и то не всегда!) нужные слова, мы не умеем (или не хотим) понять мотивы их поступков, навязываем свою, взрослую, порою весьма сомнительную логику поведения. А дети…
Сцены из спектакля «Чудо-репка». Театр «Бродячая собачка». Фото из архива театра
Простите меня, я увлекся. Я сел на своего любимого конька, и он унес меня в дали дальние, в давно прошедшее время, когда я, трехлетним сопляком сидя на коленях у своей бабушки, во все глаза смотрел и не мог оторваться от дух захватывающего зрелища: на сцене Ивановского кукольного театра шел спектакль «Как немецкий генерал с поросенком воевал». До сих пор перед глазами эта картина: по ширме бежит поросенок (я помню и ширму!), а его преследует фашист на мотоцикле. Фашист в каске, у мотоцикла крутятся колеса, из-под них валит дым (почему — неизвестно), что-то проносится мимо, а я сижу и не замечаю, — да нет, конечно же, замечаю! — что бабушкина юбка давно промокла, но разве это могло иметь какое-нибудь значение! Это был 1942 год, но я все это помню! Я помню все послевоенные спектакли в театре Деммени и в Большом театре кукол. Я помню того «Гулливера» и того «Мальчика с пальчик». Я помню те «Горящие паруса», «Колокола-лебеди» и «Аленький цветочек». Я было пытался все это забыть, закрыв глаза, семь лет честно про работал инженером, но потом глаза открылись, и ноги сами вернули меня в волшебный мир кукол.
К чему все это я говорю? К тому, что театр для маленького
зрителя (не для юного даже, о нем разговор
особый, а именно для самого маленького) — это
не шутка. К тому, что след от встречи с ним сохраняется
на всю жизнь, а порой даже решает и нашу судьбу.
И, наконец, к тому, что обидно бывает, когда все разговоры
о театре кукол сегодня, как правило, сводятся
к воспоминаниям о былых успехах так называемой
«Уральской зоны», где в
Смешно было бы сегодня отрицать достижения того времени. Не стоит и упрекать молодых энтузиастов (тем более задним числом) за то, что они в пылу творческих баталий вольно или невольно забыли о малышах. Впрочем, жизнь и не позволяла забыть о них окончательно. Дети продолжали ходить в театр, их приводили туда родители и педагоги-воспитатели, одни — по любви, другие — по долгу службы. Новым режиссерам (дипломированным специалистам кукольного дела!) приходилось идти на компромисс. Дабы не сдавать позиций, завоеванных на полях Шекспира и Брехта, ими была пущена в ход остроумная «теоретическая» формула. Ее изобретатели утверждали, что настоящее искусство не может быть разделено по возрастному признаку, что если оно действительно настоящее, то должно представлять интерес и быть полезным для любого зрителя. Новую жизнь обрел знаменитый лозунг: «Для детей надо писать так же, как для взрослых, только лучше!» Правда, практическое воплощение чаще всего не шло дальше первой половины этого тезиса. Детские спектакли считались теперь достойными внимания лишь тогда, когда в «Теремке» ощущается намек на жилищную проблему, а в «Колобке» — на продовольственную.
Я помню «Кошкин дом», который по непостижимой воле режиссера разместился на территории концентрационного лагеря со сторожевыми вышками и кумачовыми транспарантами. Популярными стали темы детского одиночества, некоммуникабельности, взаимного непонимания детей и взрослых и т. п. И никого не волновало, что у маленького зрителя своя, особенная психология и он совсем не склонен обсуждать такие проблемы (даже если они имеют место и даже средствами театра), обсуждать в принципе, а со взрослыми — тем более.
Как ни странно, психология детей, приходящих в театр, до сих пор мало кого интересует. Больше тридцати лет тому назад в — увы! — не дописанном учебном пособии по режиссуре в театре кукол профессор М. М. Королев сокрушался по этому поводу, но питал надежду на исправление такого недоразумения в будущем. Однако за прошедшие годы ничто не изменилось. По-прежнему в программе подготовки будущих актеров и режиссеров нет предмета «Детская психология». По-прежнему психологов-профессионалов не волнует проблема детского художественного восприятия. А режиссеры-кукольники, по-прежнему брезгливо относясь к зайчикам и ежикам, продолжают насыщать детские спектакли «глубокими» взрослыми проблемами. Порой в своем стремлении казаться солидными они напоминают мне неумело курящих подростков.
Но и дети с неменьшим упорством отстаивают свое нежелание смотреть такие спектакли. Принудить их к этому не в силах даже суровые воспитатели, устроители так называемых «культпоходов».
Лидер бывшей «Уральской зоны», известный и заслуженно уважаемый режиссер, давно и органично (иначе говоря: естественно, предсказуемо, закономерно) распрощавшийся с куклами в своем творчестве, ныне вновь призван в это заповедное царство в качестве авторитетного эксперта. По заданию СТД, Министерства, «Золотой маски» и пр. и пр. он проехал по всей необъятной России из конца в конец и ужаснулся тому состоянию, в которое после долгих исканий пришел наш некогда славный театр кукол. Оказалось, что и тут — кризис. Дорогой коллега! С чего же все это началось? Кто же вынул первый краеугольный камень из основания когда-то крепкого и нарядного здания? Излечима ли эта болезнь?
Для успешного лечения прежде всего нужен точный диагноз. Казалось бы, простая мысль: раз дети не смотрят, значит, им неинтересно. Надо бы подавить в себе гордость и попробовать как-то пересмотреть и скорректировать свои творческие установки. Но от простых решений мы уже давно и сознательно отказались! Гораздо оригинальней, прогрессивней да и проще оказалось заявить, что «культпоходы» себя изжили, пора с ними кончать. Все с этим охотно согласились и написали на старом щите новый девиз: «Семейный театр».
«Какой консерватор! — наверняка уже подумал обо мне читатель. — Спектакли для взрослых ему не нужны, семейный театр не признает. Любит только культ походы и ежиков». Нет, совсем все не так! Пора мне взять себя в руки, перестать ворчать и попытаться, наконец, для тех, кому еще не надоело рассуждать о кукольном театре, изложить свою позитивную программу.
Так вот. Я люблю театр. И хорошие спектакли для взрослых люблю тоже. (Правда, на кукольной сцене это, с моей точки зрения, такая редкость!) А вот скажите: думает ли режиссер, ставящий, к примеру, «Гамлета», о том, что в зале могут оказаться дети? Нелепый вопрос! Но если они там и окажутся (с родителями, например), то от хорошего (опять-таки в моем понимании) спектакля вреда им не будет, скорее — наоборот. Говорю я это к тому, что и при создании спектакля для детей полезно думать о детях, а не о взрослых, могущих случайно оказаться в зале (например, со своими детьми). Не о себе надо думать, не о своих высоких, глубоких, широких идеях, а о детях. Уверяю вас, это не так-то просто. Это не значит сюсюкать и приседать на корточки. Мне жаль тех взрослых и тех родителей, которые только так умеют разговаривать со своими детьми! Но, к счастью, есть и другие, которые получают от общения с детьми неподдельную радость, которые находят время, чтобы почитать им книжки, сходить с ними в театр. И в детском спектакле их привлекают не философские откровения и режиссерское самовыражение. Они ждут момента, когда, оказавшись рядом с любимым ребенком (на хорошем, еще раз подчеркиваю, спектакле), сами на какое-то время очнутся от сурового колдовства жизни и опять почувствуют себя маленькими детьми. Не верите? А вы посмотрите на их счастливые, светлые лица в этот момент и тогда, может быть, поймете, что такое настоящий «Семейный театр». Для такого перевоплощения нужен душевный талант, без которого не станешь ни хорошим родителем, ни настоящим кукольником.
Конечно, воспитателю из детского сада или школьному педагогу почувствовать себя ребенком много сложнее, чем любящей маме, но, слава богу, от них этого и не требуется, у них много других забот, и спасибо тем, кто добросовестно с ними справляется. Плохо только, когда они берут на себя роль учителей по отношению к театру. Рецептов от этой напасти я не знаю. Верное народное средство — набрать в рот воды и продолжать делать интересные детям спектакли. Вот и весь секрет. Нужно просто любить детей, пытаться их понять, внимательно и любознательно наблюдать за тем, чем трехлетний ребенок отличается от четырехлетнего, а воспитанник детского сада от младшего школьника, что каждому из них интересно… Нужно уметь становиться ребенком. Режиссеру с большими амбициями это кажется слишком простым и слишком скучным. Но позволю себе повторить, что эта простота кажущаяся, она далеко не всякому по плечу. И при этом — никакой славы! Бедный режиссер! Ничего другого ему не остается, как, красиво закурив, продолжать ставить Шекспира.
Мне кажется, что большая доля ответственности за сложившуюся ситуацию (львиная, как принято говорить) лежит сегодня на тех, кто занимается подготовкой будущих специалистов на прославленном кукольном факультете петербургской Театральной академии. Не говоря уже о курсе детской психологии, программа и методика обучения вообще не ориентируют будущих режиссеров на работу в театрах, основу репертуара которых составляют спектакли для зрителей самого юного возраста. Очевидно, мастера педагогики не готовы согласиться со мной в том, что невозможно создавать детский театр по модели большого драматического, не находя между ними никакого различия. Но, к сожалению, и признанные удачными так называемые «взрослые» спектакли выпускников факультета являются таковыми лишь в суверенных границах «кукольного королевства».
Надо бы вспомнить еще об одном «задорном цехе», немногочисленные мастера которого нет-нет да и появляются в зрительном зале на детском кукольном спектакле. Догадались, о ком речь? Да, да, о них самых, о театральных критиках, восторгами которых создавалась некогда слава «Уральской зоны». И вот опять: отзовешься о них дурно — дашь повод обвинить тебя в заносчивости и высокомерии. Только не удается мне найти подходящих добрых слов, хоть, поверьте, очень бы хотелось. Ведь хороший критик — посредник между театром и зрителем, и я сам люблю взять в руки театральный журнал. Критик напишет, а зритель прочитает и к чему-нибудь прислушается, как-то по-особому настроит свое восприятие. Но это взрослый зритель, в детском театре такая коммуникационная схема не работает, в пять и даже в семь лет театральных журналов еще не читают. Может, она сработает в обратном направлении, и критик, посмотрев спектакль, поможет его создателям мудрым советом? Дедка — за репку, бабка — за дедку, внучка — за бабку… Эй, критик, помоги!.. Нет, не поможет критик — у него руки заняты чемоданами с цитатами и первоисточниками. Да и не любит он всего этого, и не учили его репку тянуть. А и слава богу! Бабка с дедкой сами справятся, а внучка с Жучкой им помогут. Они всю жизнь этим занимаются. С любовью! Жалко бедного критика, не находится ему места в кукольном «Теремке».
Н. Боровков. Фото из архива Н. Боровкова
Забавный случай: однажды оказался я рядом с маститым критиком на детском спектакле, в соседнем кресле. Режиссер хороший, один из лучших. Критик уважаемый, очень умный и, более того, — остроумный. Мы с ним давно и хорошо знакомы. И критик доверительно мне говорит: «Знаешь, я так не люблю ходить в кукольный театр!» А он между тем много сил этому театру отдал и даже книжки о нем писал. «Но надо, говорит, режиссера поддержать… Что это там, на сцене, справа?» — «Это, отвечаю, холмик, должно быть, бугорок». Критик что-то в блокнотик записывает. «А какой это цвет, спрашивает, как ты думаешь?» — «Это, я думаю, охра…». Через неделю появляется большая хвалебная статья в газете, статья ни о чем, но в ней и про бугорок, и про охристо-золотистый цвет, и про тонкую лирическую атмосферу… Такой анекдот.
Грустный получился разговор. Даже обидно: писать грустное о таком радостном искусстве. Да, да, радостном, упорно повторяю я, радостном, хотя кому-то очень хочется переделать его в «театр детской скорби». Но, слава богу, не всем. Надежда еще жива. Есть «Теремок» в Вологде, «Бродячая собачка» в Петербурге. Добрые кукольники живут в Иваново, в Мурманске, Архангельске, Калуге. Вместе с ними хочется крикнуть: «Люди! Артисты! Режиссеры! Любите детей! Любите в них не свое отражение, а чистую, мудрую природу, от которой мы так далеко ушли. В них ум сочетается с наивностью, жадность со щедростью, беззащитность с самодостаточностью. Радоваться они умеют лучше нас. Учитесь у них всему лучшему: умению играть, смеяться, фантазировать…» Да, мы далеко ушли от своего детства, очень далеко, но, согласитесь, далеко не в лучшую сторону.
Август 2009 г.
Комментарии (0)