А. Н. Островский. «Поздняя любовь». Молодежный театр на Фонтанке.
Режиссер Владимир Туманов, художник Александр Орлов

Зрители расходятся в состоянии приятной взволнованности, у некоторых влажно поблескивают глаза: кажется, Островский плюс Туманов в Молодежном эту самую молодежь «пробили», задели, тронули и сделали это безопасным и неагрессивным способом. Нежно. Легкими касаниями. Только через актеров.

«Поздняя любовь» в трактовке Владимира Туманова обнаруживает тесную связь с хорошей советской драматургией — с Розовым, Володиным, Арбузовым и Вампиловым. «Сцены из жизни захолустья» А. Н. Островского (там не только «Поздняя любовь», есть и другие пьесы этой серии) — это, так сказать, прародительское место, источник всего последующего. Почему я не поминаю Чехова? Ну, всуе не хочется, и к тому же есть, есть важное отличие.

В захолустье Островского живут бедные люди, а бедные люди в русской стороне — это учителя, актеры, сбившиеся с курса юристы, обедневшие чиновники.

Это интеллигенция, собственно говоря. Или точнее — пра-интеллигенция. Лишенная кратковременного исторического миссионерства и всяких высокомерных галлюцинаций, она в мире Островского находится в положении чисто страдательном и оттого ужасно симпатична. Впрочем, Островскому ведь вообще симпатичны хорошие бедные люди, а уж если они еще и какие-то книжки читают, автор буквально ласкает их веселым и сочувственным взглядом. Эта пра-интеллигенция, как и советская и постсоветская интеллигенция, «встроена» в общий мир на скромных правах. У нее нет того особенного значения, которое, конечно, имеют интеллигенты Чехова. Те, при всей униженности или несчастливости, говорят миру «новые слова», несут «вести из будущего», мыслят масштабно и перспективно. У Островского этого нет, ведь главное измерение ценности человека в его мире — измерение не духовное, а сердечное. Стало быть, тут «новые слова» не нужны — нужны, напротив, слова старые.

МОЙ УЧИТЕЛЬ — ПРОФЕССОР, НАРОДНЫЙ АРТИСТ ЗИНОВИЙ ЯКОВЛЕВИЧ КОРОГОДСКИЙ. НАУЧИЛ ПРОЦЕССУ ЖИЗНИ В ТЕАТРАЛЬНОЙ ФОРМЕ.

ВЛАДИМИР ТУМАНОВ

Пра-интеллигенты Островского — добрые, сердечные люди, устанавливающие вокруг себя стандарт честных, добросердечных отношений. Учитель, актер, юрист, чиновник хороши тогда, когда в противовес родному своему «захолустью» (умственному и нравственному) не воруют, не лгут, не хамят, не зверствуют ради денег, не обманывают девушек и не унижают слабых.

Жители «захолустья» из «Поздней любви» — наши глубокие родственники, и именно эту похожесть и подобность, эту сердечную «володинскую» нотку вытащил Туманов из пьесы, хотя вполне можно было вытащить совсем иное.

Обстановка воистину скромная, как и просил автор: в заднике прорезана узкая щель-дверь, где угадывается лестница, на авансцене стол и скамья, конторка да этажерка темного дерева (художник-постановщик Александр Орлов). И платьица на женщинах все черненькие да серенькие, так что глаз тоскует, и, прекрасно об этом зная, художник по костюмам Стефания Граурогкайте во второй половине спектакля припасет сюрпризов: разгар чувств выразится и сменой цветовой гаммы.

Пьесу, как мне показалось, играют почти без купюр, благо она по объему невелика и по языку не архаична.

У мамаши Фелицаты Шабловой (Ирина Полянская) — два сына: один трезвый и работящий, но дурачок (Дормедонт — Евгений Титов), другой умный, но пьющий и деньги мотающий (Николай— Андрей Кузнецов). От бедности Шаблова сдает комнату жильцам, семье Маргаритовых — Герасим Порфирьевич (Петр Журавлев) разорился из-за одного несчастного происшествия, но мечтает поправить дела, а его дочь Людмила…

А его дочь Людмила. Тут придется споткнуться, пересказывая сюжет, потому что и в пьесе и в спектакле этот образ имеет первостепенное значение.

Людмилу Маргаритову, девушку, самозабвенно полюбившую Николая Шаблова вплоть до преступления (ради возлюбленного она берет из портфеля отца важнейший документ), играет Эмилия Спивак.

К нашему всеобщему счастью, дочь главного режиссера Молодежного театра — талантливая актриса. Вот «свезло так свезло»!! Прямо скажем, не всем городам и театрам так везет.

В фильмах и сериалах Эмилия Спивак играет, как правило, энергичных, предприимчивых, раскованных молодых женщин, в которых жизнь и свобода бурлят горной рекой. Женщин, которые бесстрашно ловят преступников, рассекают тайгу с ружьем, обнажают красивые формы, ходят быстрой уверенной походкой и не знают ужасных сомнений в своей привлекательности, потому что у таких сомнений нет и клочка почвы — на сегодняшний день. Раньше этих девчонок называли «разбитными». Глаза у Эмилии Спивак в таких картинах любопытные, насмешливые, бойкие.

А здесь — немолодая и некрасивая девушка, воспитанная в моральных нормах позапрошлого века. Тихая, работящая. Которую только страшная сила разгорающейся любви толкает на смелые поступки. И с этим образом актриса не просто «справляется», но создает его твердо и решительно.

В начале спектакля Людмила и Фелицата-хозяйка сидят у стола вечерком с чайком, рукодельничают, толкуют о делах и честно отрабатывают грамотную авторскую экспозицию.

Людмила разговора не ведет, бросает реплики, взглядывает на Шаблову напряженно и осторожно. Она любит Николая давно и безнадежно, она вся как сжатая пружина, но могучая привычка к дисциплине, к подчинению своих чувств диктует постоянную сдержанность, собранность, немногословие.

Э. Спивак (Людмила), Е. Титов (Дормедонт). Фото В. Постнова

А глазенки блестят, вздохи вырываются, горит девушка, горит на вечном огне и должна-обязана никогда своих чувств не выдавать, таить, сберегать. Да и некому выдавать-то — одна среди людей со своей маленькой, горячей и никому не нужной тайной. Подумаешь, любовь. Подумаешь, девушка. Все драматурги, которых интересовали такие пустяки, давно в гробу.

Играть влюбленное состояние души, запертой в обыденности, да еще когда нет специальных режиссерских трюков, — это, конечно, проверка актерского класса. За много лет вспомню с наслаждением зрителя, пожалуй, только Елену Майорову (Маша — «Три сестры», МХТ), в которой любовь жила как острая, блаженная боль, сгибающая ее в сцене расставания буквально «в три погибели», так в Майоровой и жили эти самые «три погибели» — никак не одна.

В образе, созданном Эмилией Спивак, любовь — это жажда действия и подвига, зарождение огромной энергии, обрушенной на одного человека. Людмила в сфере чувств новичок, у нее не было никакой практики, оттого ее душевные движения пластически выражены нелепо, забавно. Во втором акте героиня решила немножко нарядиться и повязала две цветные ленточки — в косу и на шею, не знаю, кто именно придумал эту деталь, но она точная и хорошо зрителем читаемая: конечно, так по-дурацки и наряжаются бедные девушки, желая понравиться. В ее горящих глазах, маниакально следящих за возлюбленным, есть что-то пугающее, она скорее похожа на подвижницу, начинающую революционерку, чем на скромную влюбленную девушку. И это и по сути и стилистически точно: ведь и в самом деле для многих русских женщин (этот тип уходит в прошлое, но еще не вывелся) любовь переживается как подвиг, да подвигом и является, учитывая национальные особенности русских мужчин.

Андрей Кузнецов играет своего «типичного представителя» без всякого осуждения — симпатичный, грустный, слабый человек, вечно раздраженный от невозможности справиться с собой, никак не «в сапожках лаковых Гастон», мечта служанок. Хотя именно таких обаятельных, избалованных пьяниц служанки и принимают за «Гастонов». Два раза в спектакле герой подхватывает Людмилу на руки и кружит ее под душещипательный вальсок, увлеченный кратким порывом чувства (и цитируя знаменитый дуэт Отелло и Дездемоны из «Отелло» Някрошюса), — но это не любовное чувство, на любовь у Николая нет душевных сил. Износился, обтрепался душой, а мужской интерес у него вызывает не Людмила с ее маниакальными горящими глазками, а циничная кокетка Лебедкина (Светлана Строгова), его презирающая. Интересная «смена оптики», написанная автором, — как мужчина изменяется в женских глазах — разыграна актерами вполне убедительно. В глазах Людмилы герой прекрасен, ему надо служить, его надо спасать, в глазах Лебедкиной он ничтожество, рядовой слабак, которого можно использовать. А он и не герой, и не ничтожество — а нормальный и совсем неплохой парень, чего, кстати, никто не видит, кроме зрителя. Любовь Людмилы действительно помогла ему выбраться из житейской передряги, потому что «теплее, когда тебя кто-нибудь любит».

Я не останавливаюсь на сюжетном барражировании вокруг денег и векселя, это все на месте и прекрасно функционирует. Зритель как не читал пьес, так и не читает и внимательно следит за приключениями заемного письма, по которому Лебедкиной следует заплатить купцу Дороднову (Леонид Осокин), а поверенный Дороднова — Герасим Маргаритов, отец Людмилы, а Людмила берет из портфеля отца это письмо и отдает Николаю, а Николай делает копию, в то время как Лебедкина убеждена, что дурачок задаром отдал оригинал, и т. д. Мне были прежде всего интересны люди, лица, характеры. Многое удалось, хотя и не все.

П. Журавлев (Маргаритов), Э. Спивак (Людмила), А. Кузнецов (Николай). Фото В. Постнова

Петр Журавлев (Маргаритов) нашел спокойный, верный тон для своего героя — той особенной, острой темы личной чести, какая была в телефильме Л. Пчелкина в исполнении Иннокентия Смоктуновского, в нем нет, но есть добротная обрисовка скромного характера честного захолустного интеллигента. Не вполне освоилась с возрастной ролью Фелицаты Шабловой эксцентрическая, гротескная актриса Ирина Полянская — что-то в ее существе «не поместилось» в образ хозяйки дома, ворчуньи и хлопотуньи. Она энергична, бодра, с темпераментом, но, наверное, все-таки рановато Полянской играть старушек Островского или это и вообще не ее стихия. «Изюминки» нет, сыграно без аппетита, чувствуется нервное раздражение актрисы, не нашедшей пока контакта с ролью. Статная Светлана Строгова неплохо смотрится в роли Лебедкиной, правда, хотелось бы большей свободы, раскованности, игры — ведь взбалмошная вдовушка с ее эгоцентрической «философией» есть главный антагонист героев, носительница враждебной им жизни. А вот простодушный Дормедонт Евгением Титовым сыгран с большим аппетитом и очень нравится зрителю, что неудивительно — Дормедонт явный родственник Миши Бальзаминова, а Мишу Бальзаминова никто и никогда не вытеснит из зрительского сердца. Милый простак всегда в цене, особенно сейчас, когда и дураки стали закрученными-заверченными, заслонились образованием и деньгами. А тут без примесей, чисто и славно: волосы дыбом, глаза сияют, что ни сделает — все на потеху, но не грубо, а в общем русле стильного, добросовестного этюда.

В режиссуре Владимира Туманова на этот раз самое примечательное — адекватность избранной пьесе, создание единого стиля постановки, решительный отход от карикатуры, шаржа, утрирования Островского. Слова Дормедонта «у нас все честно и благородно» можно счесть главным лозунгом новой «Поздней любви» в Молодежном. Никакой агрессии — грустно без надрыва, смешно без кривлянья, актеры словно вгляделись в персонажей, как в близких и равных людей. Да, в безоглядной любви Людмилы и в ней самой есть что-то исступленное и пугающее — но это лишь нота, в мире пьесы и спектакля жизнь героев сложилась вроде бы к лучшему. Этот спектакль, изысканный и аскетичный, излучает что-то строгое и благородное — ощущение чистоты, бедности, душевности, правоту «захолустных» людей в их надежде на тихую достойную жизнь. Вот так, затаившись в комнатке, возле своей этажерки, любя ближнего и опираясь друг на друга, добрые честные люди могут выжить. Да и выживают — который век подряд.

Февраль 2010 г.