Роль овладевает актерской природой, мы знаем это, знаем…
Олег Еремин, сыгравший пару лет назад Треплева у К. Люпы, с тех пор примеряет на себя треплевские одежды.
В акустической трубе театра он поставил для немногих избранных авангардистскую «Муху», соединившую К. Чуковского с И. Бродским. Спектакль-манифест сообщал: мы пришли! Смерть александринским мухам и тараканам! Комарики спасут мир!
Теперь — «Вампилов. Пьесы». Ну неспроста же, думаешь, Константин Гаврилович взялся за маленькие, ни в чем не повинные юношеские одноактовки А. Вампилова! Когда в начале спектакля огромное лицо молодого актера Андрея Матюкова долго-долго проецируется на экран, несоразмерное нам, сидящим прямо перед его носом (зальчик крошечный), а потом худой, бритый, совсем не огромный Матюков, вглядевшийся в свое «великое» лицо, «входит» в него, рассекая черты, познавая собственное сознание, — думаешь: началось! Сейчас незамысловатые пьески Вампилова будут превращены в треплевский режиссерский текст, сейчас полетят в небо орлы и куропатки!.. Но никто никуда не летит, Матюков начинает играть провинциального парикмахера Наконечникова, беседовать с колоритнейшим Лоховым (Виктор Смирнов) — и на этом все кончается.
Наконечников решает быть драматургом, режиссер Еремин тоже решает им быть. Он сочиняет сюжет о Наконечникове, сочиняющем «Дом окнами в поле» и «Воронью рощу». Отождествление персонажа и автора — ход частый и, по определению, всегда неточный (автор — никогда не персонаж, но всегда Автор). Странно видеть, как в спектакле Наконечников сидит и смотрит на своих (?) героев, которые разыгрывают перед ним пьесы Александра Валентиновича… Прием банальный (всегда, когда не знают, как соединить куски, прибегают ровно к такой конструкции), но формально соединенные вещи целого не образуют. Незаконченный «Наконечников» становится только начатым (из него взят лишь первый акт), а неполноценную «Воронью рощу» играют как полноценную пьесу. Этот черновик «Истории с метранпажем» хранился, как известно, у завлита театра им. Ермоловой Е. Якушкиной, Вампилов в 1972 году хотел его порвать, но та не дала, сохранила для архива. Увидев спектакль, полагаю, драматург об архиве думать не стал — порвал бы обязательно…
Банальность режиссерского мышления молодого человека обескураживает. При этом в спектакле существуют явные «треплевские» потуги. Например, известная всем «полянка» — компания, поющая под окном учительницы Астафьевой в «Доме окнами в поле», — превращается в сборище каких-то монстров-вампиров-упырей… в общем, всякой нечисти за окном «в небытие» — и учитель Третьяков (Семен Сытник) долго и задумчиво глядит в даль, понимая, что попал в дом к ведьме, каковой зловещая учительница Астафьева (Елена Немзер), собственно, и является. Глаза ее поблескивают аномальным кровожадным блеском (буквально — «вот приближается мой могучий противник, дьявол»…), и раньше Третьякова мы понимаем: окнами в поле (а может, и в темный лес?) стоит избушка на курьих ножках, и пол у нее стараниями художника Мохова качается: теряет Третьяков почву под ногами, попав в вампирские сети сельской учительницы…
И все бы хорошо, да очень скучно. Даже если понимаешь про Бабу-ягу, не понимаешь, что подвигло Олега Еремина взять именно Вампилова. В чем природа его интереса к этой драматургии, что он хотел поведать?
Остается обратиться к Треплеву словами Аркадиной: «Не будем говорить ни о пьесах, ни об атомах. Вечер такой славный! Слышите, господа, поют?» — и пожалеть, что молодой человек так скучно проводит время, завернувшись в треплевскую роль… При этом возникает ощущение плохой режиссерской выучки и отсутствия плодовитой мысли.
А молчаливые рыбы плавают в других водоемах.
Февраль 2010 г.
Комментарии (0)