«Ханума» Б. Рацера и В. Константинова — это же не настоящая Грузия, это придуманный для русского зрителя Авлабар — стоящий за каким-то базаром только потому, что рифмуется с этим базаром (ну, еще возможен «пар» и «бар», этот Авлабар вполне мог быть «там, где бар»). И спектакль Сергея Афанасьева никак не претендует на «настоящую» Грузию: в нем театральная тоска по «грузинскому мифу», возле которого Россия грелась пару сотен лет. Читающееся на разные лады «Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь…» — это про нее, про Грузию, встающую перед глазами… Это тоска по солнцу, по акценту, с каким разговаривали в советском кино Буба Кикабидзе, Серго Закариадзе и герои грузинских короткометражек. Тоска по теплому миру милейших чудаков.
Спектакль откровенно развлекает и дает залу возможность отдохнуть. Актерский кураж и настоящая живая энергия льются в зал — как вино из кувшинов. В каком-то кувшине оно дошло, созрело, в каком-то кислит, но все равно пьется залом полными кружками.
И есть в спектакле центр — князь Вано Сергея Новикова, простодушное обаяние которого — самый большой и самый пьянящий кувшин спектакля. Этот князь — никакой не грузин, это одуревший от возлияний красавец Садко, наивное похмельное дитя, готовое в любой момент упасть в зал — и либо принять его в свои объятья, либо утонуть в нем. И только удивляешься дурочке Соне, выбравшей желторотого безликого Котэ…
На «Хануму» я дважды приходила усталая и недовольная, а уходила отдохнувшая, не обремененная никакими эстетическими проблемами, но унося любовь к этим людям, живущим в выдуманном сибирском Авлабаре, в подвале Городского театра.
Комментарии (0)