На фестивале «Белые Столбы-2010» я оказалась как сценарист. Как сценариста это место могло бы вдохновить меня на создание хоррора. Территория Госфильмофонда тщательно отгорожена от подмосковного поселка, из белой снежной горизонтали поднимаются белые же в черную крапинку столбы — березы. Путь от гостиницы до кинотеатра занимает минуту: эти здания, старательно скрывающие советское происхождение за толстым слоем новомодной косметики, глядят друг на друга. На вопрос, где, собственно, хранятся гигантские кинофонды, последовал ответ — под землей. Что ж… Могла бы и догадаться.
На фестивале в поселке Белые Столбы. Фото из архива автора
Итак, сценарная заявка на хоррор могла бы выглядеть так. Пустынные в обычное время березовые аллеи в этот февральский понедельник наполнились веселой кинематографической братией, торопящейся с кинопросмотра на обед и с ужина на кинопросмотр. Как только стемнело, на территории зажглись низкие, освещающие лишь стволы берез, фонари… Атмосфера таинственности располагала к лирическим прогулкам, тем более что на открытии фестиваля поили не только водкой, подавали и деревенский самогон. Утром во вторник проснувшееся киносообщество видит на белом снегу растерзанное, кровавокрасное тело коллеги — служителя восьмой Музы… Сжав зубы, оргкомитет принимает решение «всем смертям назло» продолжать фестиваль. Местная милиция сопровождает столичных гостей даже в туалет… Но… страшные утренние находки повторяются: во вторник — выпускница ВГИКа с перерезанным горлом, в среду — повешенный на одной из берез старейший кинодокументалист с вырезанной на груди пятиконечной звездой, в четверг — иноземный специалист по хронике с оторванной (и возможно, похищенной) головой. Убийства лишены какой-либо логики. Либеральные критики подозревают параноидальных кинопатриотов, домодедовский участковый — местного рецидивиста по прозвищу Саня Меченый, ФСБ намекает на след Павла Косолапова, но… Пара молодых архивистов чисто дедуктивным методом выявляют настоящих убийц: герои вестернов, маньяки, красноармейцы, американские ковбои, немецкие полицаи, бескомпромиссные морские пираты и нацисты-ученые, вырвавшись из-под земли, «разминают кости»: следуя своим жанровым канонам, выискивают себе среди пестрого собрания людей точную жертву.
Жаль, что давно уж миновали времена французской «новой волны» и никто никогда и нигде не снимет подобный хоррор, но, как и во всякой шутке, в моей сценарной идее содержится известный намек. Назвать Госфильмофонд — это подземное хранилище отечественных и зарубежных фильмов, материалов, срезок, негативов — уникальным — значит никак не определить значения и специфики этого феномена. Да, здесь есть почти все копии отечественных — игровых и неигровых — кинофильмов. Здесь хранится гитлеровский киноархив, вывезенный Георгием Авенариусом из Берлина в 1945 году. В серых коробках здесь спят картины, снятые национальными студиями за весь период истории кино СССР. И сегодня каждый фильм, произведенный на территории России, опускает одну копию и негатив в подземное царство под березами. Здесь трепетно хранят запрещенный — за вопиющую антихудожественность — еще в годы застоя шпионский хлам «Всегда начеку» Ефима Дзигана и «Сладкую жизнь» Федерико Феллини. «Окраина» Барнета по сценарию Константина Финна стоит тут рядом с «Красным галстуком» Сухобокова и Сауц по сценарию Сергея Михалкова. Здесь лежит и советская, и немецкая хроника Второй мировой войны, любимцы Сталина «Чапаев» и «Юность Максима» и обожаемые Гитлером мелодрамы с Ольгой Чеховой. Фишка в том, что друзьям и врагам Родины, отличникам и двоечникам мирового кинематографа здесь присваивается одно и то же звание — единица хранения.
М. Чехов (Дидье), Д. Девис. «Глупец из-за любви». Берлин, 1929 г. Фото из архива редакции
М. Чехов на съемках. Фото из архива редакции
Интересно, что бытовое равенство спящих в подземельях коробок и бобин поддерживается на этой территории идеологически: программа фестиваля- 2010 практически не предусматривала показа кинематографических шедевров, зато предлагала колоссальный разброс киноопытов разного происхождения, возраста, природы и породы… Дух программы и его букву определяла та же идеология равенства «единиц хранения», поэтому за пять дней фестиваля насыщалось скорее не эстетическое, а историческое чувство кино. Как если бы мы, театроведы, съехались вдруг, чтобы увидеть пензенскую «Нору» В. Э. Мейерхольда, «Псишу» Юрия Беляева в постановке Федора Комиссаржевского и оперетту «Микадо» Сюлливана, где молодой К. С. Станиславский исполнял партию Нанки-Пу.
Арт-директор «Белых Столбов-2010» и главный идеолог-хранитель Госфильмофонда Владимир Дмитриев в пылу дискуссии озвучил свое профессиональное кредо: лучше положить жизнь на создание одной грамотной библиографии, чем ста статей на тему «образ Сталина в отечественном кино». Камень, брошенный в огород кинокритики, кажется, угодил в больное место, Виктор Матизен немедленно парировал, что печатать такие библиографии, равно как и толстенные киносправочники (и тем и этим занимается Госфильмофонд), — даром бумагу тратить. Как выяснилось, такая полемика у коллег — дело обычное, хотя для нас, театроведов, деление на историю, теорию и критику привычно со школьной скамьи и живем мы все, в сущности, мирно.
Впрочем, страсти киноведов вполне объяснимы: кинематограф — страна контрастов. Гламурные кинофестивали, собирающие медийные лица магнатов, политиков, журналистов, модных див, прямо на лбу у которых светится слово из трех букв — VIP, — и скромные наряды и умные лица историков-архивистов, азартно представляющих какую-нибудь реставрацию чеховского рассказа «Трагик поневоле», — что между ними общего? Возможно, именно поэтому фестиваль архивного кино так воинствующе антигламурен и перенасыщенно содержателен. Кинопоказы начинали в 10 утра и заканчивали практически в полночь, и лично мне не хотелось пропускать ни одной из программ. К тому же многие из них представляли прямой интерес для меня как для театроведа и театрального автора.
Год Чехова определил тематику программы «Чехов энд The Tchekhovs». Сам классик, считая кинематограф мещанской безделкой, был бы, вероятно, немало изумлен заявленной темой — «Чеховы и кино». Ожидаемые кинодокументы — чеховский стол, чеховская сестра и чеховская вдова, комментирующие распорядок дня и рутинные привычки классика, новелла «От нечего делать» — дипломная работа Сергея Соловьева по чеховскому рассказу обернулись неожиданным продолжением. Несколько немецких фильмов с участием Михаила Чехова, его жены — племянницы О. Л. Книппер-Чеховой — Ольги Чеховой, их дочери Ады Чеховой и внучки Веры Чеховой заставили припомнить булгаковское «как причудливо тасуется колода». Конечно, научная мысль приучена искать эстетическое, а не биологическое родство, но чеховская кровь — слишком важное вещество для нашей культуры, и интерес к тому, как растекалась оно по европейским просторам, — естествен.
О. Чехова
А. Чехова
Как известно, во втором десятилетии ХХ века в роду Чеховых насчитывалось уже два гения: племянник и дядя, актер и писатель, Михаил и Антон. Браки Антона и Михаила водевильно симметричны, племянник мужа женился на племяннице жены. Брак Антона с Ольгой-тетей продолжался до самой его кончины. Брак Михаила с Ольгой-племянницей длился не более двух лет, и, когда в 1917 году девятнадцатилетняя красавица, прихватив годовалую дочь Аду, ушла от только-только взошедшей звезды МХТ, актер ехидно заметил: «Ушла, а звонкую фамилию Чеховых оставила. Хотела разделить со мной мою славу!»
Спустя 13 лет, в
Сценарий «Шута…» типичен для немой комедии: богатый провинциал-винодел (Михаил Чехов) внезапно воспылал любовью к «парижской штучке» (Ольга Чехова) и, распродав имущество, переехал в Париж в надежде покорить сердце светской львицы. Увы, их знакомство привело лишь к тому, что винодел был принят «при дворе» красавицы на должность шута, получив прозвище Полише… Недвусмысленный Полишинель смешит героиню и ее светских друзей, что называется, сквозь слезы. Дальнейшие хитросплетения сюжета не так уж и важны, разумеется, Полише в конце концов вознагражден — его любовь и преданность оценили, важно, что в этом, пограничном для Чехова состоянии как в капле можно разглядеть прошлое и будущее великого актера.
Пленка крайне недоброжелательна к внешности Чехова: его размытые черты никак нельзя ухватить, запомнить, лицо и пластика героя на редкость невыразительны, его трудно отыскать в массовых сценах начальных эпизодов… Но первый же сольный номер — знакомство влюбленного винодела с героиней — не оставляет сомнений: перед нами великий Чехов. Кажется, что, обращаясь в шута, актер использовал все свои комедийные «наработки»: перед глазами как будто проходит виртуозная «сцена вранья» из игранного в МХТ «Ревизора», во всяком случае, пластика и мимика Полише заставляют вспомнить знаменитое фото Чехова в роли Хлестакова. Гримаса сменяет гримасу, а ноги и руки актера переплетаются так, как будто не имеют костей… это создает ощущение почти что воздушной пластики… Вся эта сцена — знакомство героя и героини в дешевом парижском кабачке, куда из взбалмошной прихоти поехала капризная красавица Ольги Чеховой, — уникальный кинодокумент, буквально запечатлевший комедийный дар Михаила Чехова и его виртуозную технику… Увы, в драматической части роли нет и доли того мастерства, чеховская игра тяжеловесна, невыразительна, не трогательна. На этом фоне выгодно выделяется мастерство Ольги. Яркая бездельница и кокетка, «неуравновешенное чудо в перьях» — это самоопределение автора пьесы Анри Батая как нельзя лучше подходит к тому, что являет собой киногероиня Чеховой. Ее игре свойствен эксцентризм, и порой кажется, что эта актриса прошла обучение в мастерской у ФЭКСов.
Но и мелодраматические сцены Чехова проводит с редким обаянием, и обильные слезы, льющиеся из прекрасных, чуть раскосых глаз, — органичны и, по меньшей мере, трогательны. И главное — прекрасное лицо Ольги Чеховой, на котором крупными буквами напечатаны все яркие эмоции и простенькие думы ее героини. Такое лицо — признак киноталанта и залог будущей блистательной карьеры в кинематографе.
Кстати, оба они — и Ольга (в
«Глазами женщины» (Ако-фильм, 1942, режиссер К.-Г. Кюльб) — типичная немецкая мелодрама времен Третьего рейха с Ольгой Чеховой в главной роли. Сериальная суть картины не только не отменяет, но и предельно обнажает талант Ольги Чеховой: убедительно представив свою героиню юной девушкой, цветущей женщиной и дамой «бальзаковского возраста», Ольга ухитряется очеловечить и индивидуализировать самые банальные — любовь и разлука — повороты сюжета и всякий раз подавать свой фирменный знак — блестящие на глазах слезы — и профессионально, и искренне… К сожалению, актриса нигде не выходит за пределы жанра, об эксцентризме нет уже и речи, ее исполнение можно назвать слишком правильным, чрезмерно качественным, это — первоклассное мелодраматическое чистописание… Идеальные, пожалуй, чересчур «конфетные» лицо и фигура и, по-видимому, похожие как близнецы роли не озволили актрисе стать звездой мирового масштаба. Марлен Дитрих, Грета Гарбо, позже — Ингрид Бергман, конечно же, более серьезные индивидуальности, каждая из них, помимо своей женской сущности, вносила на экран что-то еще, но и карьера этих великих актрис разворачивалась в иных условиях. Не вдаваясь в подробности биографических перипетий Ольги Чеховой, ее связей с верхушкой Третьего рейха и НКВД, о которых не пишет теперь только ленивый, заметим, что ее кинематографический талант в Германии реализовался вполне.
В. Чехова
Любопытно, что в картине «Глазами женщины» роль дочери героини играет… дочь Ольги и Михаила — Ада Чехова. Ее героиня, презирающая чувства бойкая особа, сама не подозревая об этом, уводит у стареющей матери последнего возлюбленного. Мелодраматическая интрига и заурядность материала не позволяют в полной мере судить об актерской индивидуальности Ады. Кажется, что актриса, унаследовав счастливую внешность матери, лишена ее яркого, бьющего через край комедийного дара и сжимающей сердце трогательности… На своего гениального отца Ада не похожа ничуть. Она не так уж много снималась в кино, главная карьера актрисы — театральная, после войны Ада Чехова работала на сценических площадках Мюнхена и, увы, едва отметив пятидесятилетие, погибла в авиакатастрофе, оставив на руках матери дочь Веру и сына Михаила.
Вера Чехова-Руст, дочь Ады и врача Вильгельма
Руста, не только продолжила традицию «Чеховы
и кино», но и стала в
Фильм «Хлеб ранних лет» по одноименной повести Генриха Бёлля (ФРГ, «Модерн Арт Фильм», 1962, режиссер Г. Весели) отчасти воспроизводит этот жизненный эпизод, правда несколько в ином ключе. Правильный и благонадежный молодой монтер, делающий карьеру в нелегкое послевоенное время, внезапно выбит из жизненной колеи встречей со странной девушкой, совершенно случайно возникшей на его жизненном пути. Гертруда — а именно ее играет Вера Чехова — темноволосая красавица с узким породистым лицом — вдохновляет расчетливого немецкого парня, который вот-вот должен был жениться на дочери хозяина фирмы, бросить все, что ему удалось построить за эти годы: невесту, работу, деньги, дом… Нескончаемые блуждания по городу, загадочное и одухотворенное лицо Гертруды, ее тихий голос, произносящий какие-то невнятные фразы, — вот и все, с чем остается герой, собственно, это все, что ему нужно теперь от жизни. Сделанный в эстетике французской «новый волны», этот черно-белый фильм как нельзя лучше отражает яркую индивидуальность внучатой племянницы Антона Павловича Чехова — нервная и поэтичная, породистая и интеллектуальная, сексапильная и недоступная красавица со светлым взором и темными волосами. Нина Заречная в первом акте «Чайки».
Вера много снималась, получала награды, в том числе и «За вклад в немецкий кинематограф», и даже побывала в СССР в числе гостей XIII Московского международного кинофестиваля в 1983 году. Сейчас ей 70 лет.
Так «чеховская кровь» растеклась по Европе и Америке, но, разумеется, слово драматурга и беллетриста Чехова распространялось стремительней, завоевывая все новые и новые территории, и, увы, перед мощью чеховского гения блекнут любые «хорошо сделанные» биографии его потомков.
Фестиваль закончился, когда подземный дракон не раскрыл и сотую долю своих сокровищ. И, похоже, хранилища Госфильмофонда представляют собой бесконечный ресурс, весьма полезный и для театральных исследований. Где еще можно увидеть живых мхатовских звезд 1910–1920-х или живого Мейерхольда, сыгравшего в фильме Якова Протазанова «Белый орел»? Кстати, в программе фестиваля была показана десятиминутная реконструкция фильмы 1915 года «Беззаконие», главную роль в экранизированной чеховской новелле играл Кондрат Яковлев — первый российский исполнитель Порфирия Петровича в спектакле «Преступление и наказание» Суворинского театра… Остается только предполагать, что еще лежит под землей…
Февраль 2010 г.
В публикации использованы открытки и фотографии с сайта Леонида Милеева www.chehov-i.ru
Комментарии (0)