«Снежная королева». Пьеса И. Всеволодова по сказке Х. К. Андерсена.
Кукольный театр сказки.
Режиссер Игорь Игнатьев, художник Анна Игнатьева
Выпуск «Снежной королевы» в Театре сказки совпал с началом самой снежной и морозной (скользкой, непролазной, травматичной) зимы за последние годы. Честно говоря, по сугробам и сосулькам (все-таки впечатляющий дизайн, никакие новогодние лампочки-гирлянды ему в подметки не годятся!) многие соскучились, а премьеры заждались. Шутка сказать — около трех лет прошло с момента завершения оригинальной инсценировки до сдачи спектакля. По расхожему мнению, подобное могут себе позволить лишь самые «взрослые» режиссеры самых «взрослых» театров.
Вообще-то, Игорь и Анна Игнатьевы именно так себя и позиционируют: как «недетских» постановщиков, чьи спектакли предназначены как минимум для «семейного просмотра». Их творения и правда вполне интересны взрослому зрителю, а самые прославленные из них («Из Ливерпульской гавани», «Синяя Борода», «Щелкунчик и мышиный король», «Приключения незадачливого дракона») своей микронно-выверенной режиссурой, обеспеченной конгениальным и столь же тщательным художественным решением, напоминают о декла ма ци онно-пласти че ских ансамблях классицизма. Их конструктивную жесткость кто-то мог подвергать критике, но абсолютное зрительское большинство она не могла не заворожить, как заворожила андерсеновского Кая совершенная форма шестиугольных снежинок.
Иное дело, что какие-либо особенно «недетские» смыслы безупречная форма постановок транслировала не столь уж часто. Если призадуматься, то лишь сюжеты «Дикого» и «Журавлиных перьев» можно признать сложными для малышового восприятия. Прочие сказочные истины игнатьевского репертуара вполне по силам освоить зрителю с любым культурным багажом: дружба, любовь, доброта, семья, мечта, красота — ценности общеизвестные и общепонятные. Утверждать их, несомненно, нужно, в том числе и качественными художественными средствами. В том числе и на андерсеновском материале.
Наверное, недаром совсем не детская сказка Ханса Кристиана Андерсена была, есть и будет одним из самых популярных сюжетов детского театра: тут и волшебные превращения, и колоритные злодеи, и забавные звери, и победа добра над злом. И все это — в обрамлении метельных вихрей, снежных кружев, ледяных кристаллов и прочих «элегантных аксессуаров» главной злодейки и повелительницы царства холода. Словом — огромное фантастическое королевство, где можно от души «разгуляться» режиссеру, особенно «недетскому», чей интерес могли бы привлечь философские идеи и религиозный пафос первоисточника. Ведь сказка про веру и разум была написана для взрослых современников (в 1844 году), подпавших под чары бурно развивавшейся науки, несущей прогресс и технизацию сознания, для тех, кто, собираясь прочесть «Отче наш», вдруг обнаруживал, что «в уме у него вертелась только таблица умножения». Обожествление научного знания, «ледяной игры разума », по мысли датского сказочника, — дьявольское искушение, ведущее к смерти души. А герои первоисточника воссоединялись в финале прежде всего как брат и сестра во Христе, пройдя суровые взрослые испытания и вновь становясь «как дети» в евангельском смысле. Кстати сказать, христианская линия у Андерсена обставлена впечатляющими «кукольными» красотами, например: босая и раздетая Герда на морозе молится, слова молитвы превращаются в ангелочков, и те сражаются с огромными чудовищами из снега и льда, охраняющими замок Снежной королевы. К сожалению, о случаях воплощения этих красот на современной кукольной сцене нам неизвестно…
Сцена из спектакля. Фото О. Кирсановой
Пьеса Евгения Шварца, благодаря которой происходило знакомство со «Снежной королевой» большинства советских детей, написана о дружбе. Такая трактовка, провозглашавшая, что «есть вещи более сильные, чем деньги», что никакие враги не смогут одолеть тех, чьи сердца горячи, была органична для своей эпохи (1938 год), приемлема и для советской идеологии, эксплуатировавшей некоторые христианские ценности. Игорь Игнатьев в начале XXI века также не рискнул воспроизвести в своей инсценировке упомянутые мотивы первоисточника и написал ее «о любви». Его Герда спасает Кая, несомненно, для того, чтобы выйти за него замуж немедленно по завершении сказки, а ее «непотопляемая» целеустремленность вполне совпадает с самыми актуальными нынче идеалами «результативности». В отличие от андерсеновской героини, так и не встретившейся с самой Снежной королевой, но вызволившей своего названного братца молитвой и горячими слезами, героиня спектакля с третьей попытки выигрывает Кая в интеллектуальном поединке (на зависть всем «знатокам» и участникам «Поля чудес»).
«Масскультурный штрих» в постановочном почерке Игнатьевых появился не сегодня: взять хотя бы прошлогоднюю премьеру, «Сказку о царе Салтане», где облик актеров-ведущих напоминал о пресловутых «телепузиках», а в качестве драматургического и режиссерского приемов применялось постмодернистское жонглирование симулякрами. Освоение элементов новейшего зрелищного языка, несомненно, по силам этим крепким профессионалам кукольного дела, и постановка «Снежной» — тому доказательство.
На сей раз художник предложил решение, основанное на приеме, бесспорно, новаторском для петербургской кукольной сцены. От обычной видеопроекции (применение которой в драматическом и кукольном театрах давно утратило статус новшества) «белый кабинет» отличается, прежде всего, возможностью преображения пространства кукольной сцены в фантастически глубокое. Зеркало сцены Театра сказки перекрывается белой тюлевой завесой с вырезанным по центру эллипсом, открывающим игровую площадку. Другая такая же завеса поднимается и опускается на глубине средних кулис. Третий тюлевый слой вывешен вплотную к белому заднику. Мощные лучи проецируют на тюль, в зависимости от содержания эпизода, картины звездного неба, летящие осколки зловредного зеркала, снежные вихри, заиндевевшие ветви деревьев. За кукольным действием мы наблюдаем словно через окошко (примерно в одну пятую зеркала сцены), обрамленное ледяными узорами-лучами. По ходу сюжета «лед» окрашивается то зеленоватым (сад Старушки-волшебницы), то золотым (королевский дворец), а во время смены декораций окошко прикрывается тюлевым «языком» — и сцена тонет в круговерти снежных хлопьев. Эффект возникает поистине магический: глубина почти бездонная притягивает взгляд и многократно усиливает для пораженного зрителя «эффект присутствия». Можно сказать, что этот кукольный спектакль «наступает на пятки» новейшим кинотехнологиям.
Эстетика и композиция «Снежной» действительно напоминают экранные, правда, в самом простом варианте: без головокружительной игры планами и масштабами, без романтического двоемирия и трансцендентного полета режиссерской мысли (как это было в «Щелкунчике», например). Внешний облик кукольных и масочных персонажей отражает явное тяготение узнаваемого стиля художника спектакля то ли к экзотическому примитиву (Япония, Австралия, Мексика), то ли к языку модного телеканала «2×2» (у автора, в частности, постоянно возникала ассоциация с сериалом о похождениях «маленькой мертвой девочки Линор» — мультипликационной пародией на знаменитую героиню лирики Эдгара По). Особенно неожиданной выглядит интерпретация образа Снежной королевы: из темноты выступает мутновато-белое пятно-маска с четырьмя черточками (глаза, нос, рот) в обрамлении вертикальных полос-штрихов-локонов. Столь самобытное видение художника слишком сложно сопоставить как со звучащим текстом, утверждающим, что это лицо прекрасно, так и с вполне объективными представлениями о красоте зимней природы и математически совершенных формул. Фирменная игнатьевская лаконичная условность здесь, пожалуй, максимально приблизилась к тем границам графической стилизации, за которыми лежит территория Бивиса и Баттхеда (где нарочитая «некрасивость» становится самоцелью и принципиальным творческим методом).
Мысль художника, бесспорно, главенствует в спектакле, а драматургический сюжет и режиссура по преимуществу обслуживают феерическое визуальное решение. Подобную же функцию технически безупречно выполняют и многие из кукловодческих работ: сад Старушки-волшебницы сторожит домиктрансформер с физиономией зубастого клоуна и руками в белых перчатках (Ольга Маноцкова, Владлен Котов); в сумраке подземелья проплывают огромные бутафорские вазы, доспехи, портреты; оживают «золотые статуи» (Наталья Дондик, Яна Сарафанникова, Антон Витченко), чтобы пошить для Герды золотую шубку; мчится по зимнему лесу самоходная королевская карета; покачивает огромными рогами Олень (Петр Игнатьев), везущий на север маленькую всадницу; колдунья Лапландка (Людмила Махова) посылает в ледяную тьму снеговичков-фантомов с горящими красным светом глазами — они должны отвлечь снежных хищников. Не менее эффектный, красивый и вполне метафорический трюк демонстрирует сама Снежная королева (Яна Сарафанникова): тюлевый ледяной замок, где обитает замерзший Кай, оказывается складками ее белоснежного платья, над которыми внезапно возникает (уже кукольный, а не видеообраз) маска с золотыми волосами.
В сценическом сюжете действуют, участвуют, мелькают многочисленные острохарактерных форм и фантазийной раскраски тростевые куклы, тантамарески и маски. Это, конечно же, бледнолицая черноглазая Герда в красном платьице и с красными же, словно припорошенными инеем, косичками (Екатерина Стукалова). Актрисе удается наделить живым обаянием не слишком многогранный образ девчушки с чистым звенящим голоском. Ни на минуту не усомнишься в том, что такой Герде, непреклонно бредущей сквозь феерическую метель, известно то самое «главное слово», способное в свой срок превратить царство льда в царство цветов. Запоминаются Ворон с Воронихой — серовато-лиловые, большеголовые, с короткими крылышками. Их играют Валентин Морозов и Эмилия Куликова, являя не только характерность, но и вполне интересные драматические отношения с ироническим подтекстом. Прочие персонажи куда более иллюстративны: Принц (Владлен Котов) и Принцесса (Ольга Маноцкова) — задорная румяная парочка в королевской парче; грозная Атаманша (Эмилия Куликова) с обширным декольте и отчаянная «пацанка» Маленькая Разбойница (Яна Сарафанникова) в сиреневых шароварах, размахивающая зазубренным ножом в половину собственного крохотного роста; старомодно-интеллигентный Кай (Ольга Воронцова) — сначала персонаж теневого пролога, позже — побелевшая «от холода» кукла… С предусмотренными драматургией и режиссурой изобразительными задачами артисты Театра сказки справляются, как всегда, увлеченно и чисто. Последнее особенно актуально в «Снежной королеве»: здесь и куклы специфической конструкции, и сложная для игры площадка (среди тонких многослойных завес — очень низкая ширма и пандус между ней и задником).
Композиция двухактного спектакля представляет собой линию последовательных эпизодов, смонтированных с мультипликационными вставками, во время которых происходит смена декораций. Сам режиссер, с «фирменной» бархатно-проникновенной сказочной интонацией, читает текст от автора. Музыка датчанина Никласа Шмидта мелодично и ненавязчиво иллюстрирует смены картинок-эпизодов: колокольцы, клавесин, лирическая тема Герды, комическая — домика-клоуна, и так далее, до скромноторжественной финальной темы. Сюжет рассказан, а главное — показан эффектно, последовательно и без запинок.
Хотя и не без вопросов. Продолжительность видеопролога спектакля (история троллева зеркала) явно избыточна, а финал, напротив, выглядит чересчур кратким и «непомпезным» (скромное весеннее разноцветье, появляющееся на тюлевом экране в последнюю минуту, визуально бесспорно проигрывает холодному зимнему великолепию). Снежная королева, предстающая перед зрителями «во кукольной плоти» — золотоволосая, круглощекая, улыбающаяся — все-таки больше похожа на заправскую фею-крестную, чем на опасную недоброжелательницу. Странное впечатление производит также то, что произнесшая «главное слово „любовь“» кукла-Герда скрывается в складках ледяного платья, где за пару минут до этого исчез белый от холода Кай, — и артисты немедленно выходят кланяться. Такой поворот событий зритель может попытаться мысленно наполнить символическим содержанием, но по всем законам восприятия финальный смысл кукольного действия требует большей сценической определенности.
Тут, может быть, самое время проявить в очередной раз «недетскую» дотошность и заглянуть в сказку Андерсена. И обнаружить, как в последних ее строках бабушка громко читает вернувшимся домой Каю и Герде: «Если не будете как дети, не войдете в Царствие небесное!». И пусть коллеги «сказочников» по кукольному делу задумываются о привлечении в собственное творчество еще каких-нибудь эффективных средств современной техники. Пусть критики и поклонники попытаются угадать: чем еще смогут удивить свою публику амбициозные постановщики? А дети… дети наверняка смогут воспринять зрелищное буйство «Снежной королевы» с таким же простодушным удовольствием, с каким валяются в пышных нынешних сугробах.
Отыграв свою декабрьскую премьеру, Театр сказки словно подал какой-то шаманский сигнал к началу петербургской метеорологической феерии! И вот уже весна не за горами, глобальное потепление пока не отменили, и, возможно, еще не один год только в кукольной сказке можно будет увидеть столь роскошно декорированную зиму.
Январь 2010 г.
Комментарии (0)