«Фунт мяса». Текст Настасьи Хрущевой на основе пьесы Уильяма Шекспира
«Венецианский купец». БДТ им. Г. А. Товстоногова (вторая сцена: Каменноостровский театр).
Авторская группа: Настасья Хрущева, Александр Артемов, Сергей Илларионов.
Руководители постановки Влад Фурман, Андрей Могучий
Сначала тебя подсаживают на все эти ожидаемые оппозиции, въевшиеся в сознание; сменяют друг друга шаблонные баттлы «венецианцев», фортиссимо на авансцене под непрерывный конферанс Анвара Либабова. Затем он же, этот неутомимый хозяин кабаре «Нафталин» и казино «Глобус», снимает тему, и ты ощущаешь катарсис. Выходишь из театра счастливый, свободный!
Вот за этим счастьем пошла второй раз на спектакль. Нет, всё несколько по-другому на самом деле, и вновь эффект — на мой взгляд, более глубокий.
Снова цветные огоньки над сценой и залом, музыканты воцарились в царской ложе. Две скрипки, фортепиано и певица в красном (Анастасия Бульдина): тревога и лукавство сменяются элегическим трансом, и вновь певица выпевает-колет по-живому ноты Настасьи Хрущевой.
Пары оппонентов, спорящих с пеной у рта, — та же партитура (автор текста опять-таки Настасья Хрущева). Господи, ведь за их спинами турниры древних риторов, с вопросами, не подразумевающими ответов. Вот и видно, к чему пришло человечество. Тут главное не такие ближние узнаваемые цели, как думские дебаты и яростные стычки в сети. Актуальность «оппозиций» — обманка. Куда более жгуч сам этот бег по кругу, по одним и тем же рельсам, фиксирующий ментальную ловушку, в которую попадает сегодня мозг человека…
Бесконечные повторы речевых блоков, столь милые театру ТРУ и вроде бы уводящие в фольклорные заговоры, хорошо ложатся на дремлющее современное сознание, но вряд ли при этом находят путь к «бессознательному».
«Фунт мяса» получился не про бинарные оппозиции и даже не про их относительность, — а про человечество, стоящее на грани катастрофы. Не только Чехов, а и Шекспир давно стал Беккетом. Выбора нет. И зрители, шумно и задорно голосующие за то или другое, фактически играют того самого идиота, о котором сказано в «Макбете» Шекспира и о котором в конце спектакля идет речь. Они играют «шум и ярость». «Идиоты» здесь все, сцена и публика. Кроме шута как такового, высокого профессионала — Анвара Либабова.
Это тотальность. Когда нет выхода, надо искать вход. Театр его предлагает, когда Анвар Либабов начинает говорить от себя. «Познать себя» предлагал еще Сократ. Люди с этим не справляются, в этом их трагедия.
Нет оппозиций, нет больше земли под ногами, даже в виде иллюзий. И вот с невинного, но яростного спора о типе театра, психологического или игрового, начинается страдный путь зрителя. Дело не в том, что в первой же паре «оба правы». Дело в том, что сегодня неубедительны оба. Реальной оппозиции нет. Разве что вспомнить шуточный пролог адептов комедии и трагедии из прокофьевской «Любви к трем апельсинам». Сегодня транслируется только сама упомянутая запальчивость («ярость») спорщиков, одна она.
Но. Сквозь бредовую, злополучную упертость оппонентов прорастает порой чудесное содержание актерской игры. Сквозь Бальтазарово кабаре — вполне себе театр. Отчаянной свободолюбке Аграфены Петровской и кроткой жене Полины Дудкиной нечего делить (кроме, конечно, гипотетической, ернической участи расстаться с «фунтом мяса»). Но сам контраст театрально эффектен, колоритен и восходит к «Укрощению строптивой», где у Шекспира Катарина и Бьянка в финале, кстати, едва ли не меняются ролями.
Так же и другие пары. За четыре месяца после премьеры яростное камлание костюмированных риторов на авансцене, похоже, обросло театральным «мясом», и что интересно, не в ущерб основному месседжу спектакля. Вот Джессика (Юлия Дейнега) в паре с Шейлоком (Андрей Шарков) разворачивают свои аргументы: еврейка, которая хочет быть как все, и ее отец, на чьей стороне выстраданные традиции предков. Помнится, на первом показе категорически хотелось голосовать за Шейлока — просто как за единственного трагического персонажа во всей этой компании, и к тому же оснащенного монологом шекспировского героя. Сейчас отец и дочь выплетают по-настоящему страстный, драматический дуэт, абсурдный по существу, но неразрывный, кровный узел, который может быть только разрублен, с катастрофическим исходом для обоих.
А что ж Шекспир? Пожалуйста! Его подлинный текст медленно ползет на экране вверх за спинами спорщиков во все время действия. Последняя пара антагонистов, опять как в начале, выдвигается с собственно театральным спором, на этот раз о Шекспире. Нам с напором говорят, что в Шекспире «нет никакой другой жизни, кроме карнавала», «ничего кроме шума и ярости…». Однако! Оно конечно, современная сцена нащупывает и самого Гамлета сегодня как ярмарочного героя (см., пардон, мою статью «Гамлет-Петрушка» в сборнике «„Гамлет“ в эпоху режиссерского театра: эволюция образа» (СПб., 2016. С. 295–301)). И все же суть именно в сопряжении: в карнавале заложена память о посте, пост помнит о карнавале. Шекспировские шуты сопровождают трагических героев. И вот Анвар Либабов уже не Бальтазар, хозяин кабаре, и не трикстер в мире балагана, а волхв. Вот он без маски, и на несколько минут перед залом возникает мальчишка, стесняющийся татарской речи, с родней, страшно погибающей в ссылке, со старым рукописным Кораном бабушки. Это, может, и парафраз дуэта Джессики с Шейлоком. Но это и больше: откровение от Анвара. И новая метаморфоза, он шут, шекспировский шут! — танец этого шута напомнил всем буто. В первый раз, кажется, было совсем другое, Анвар становился бесплотным, то был изумительный танец бабочки, отменявший все, что до той поры происходило на авансцене и «за занавесом», где «лилась кровь» проигравших в споре, где неутомимо дефилировал несколько инфернальный, послушный Бальтазару кордебалет…
В финале, когда под проклятия Бальтазара дважды со зловещим треском гаснет свет на сцене и в зале, это воспринимается как естественная вещь. Экзистенциальный акцент, подготовленный, надо сказать, всем предшествующим течением действия. Свет зажигается вновь, Бальтазар всех отпускает с миром и с легкой душой. Под видом сеанса коллективной психотерапии театр пытался вправить нам мозги, живописуя картину мира на грани.
Надежда ТАРШИС
Февраль 2017 г.
Комментарии (0)