О. Сакс. «Человек, который принял жену за шляпу». Театр им. Вл. Маяковского.
Режиссер Никита Кобелев, художник Ольга Неволина

А-фония, а-фемия, а-фазия, а-лексия, а-праксия, а-гнозия. Где «а» с древнегреческого — утрата, отсутствие. Кажется, что речь идет не о неврологических заболеваниях, а о древнегреческих божествах, мстительных Эриниях. Афония — отнимает голос, афемия — собственную речь, афазия — способность понимать чужую, а, например, агнозия — и вовсе лишает способности узнавать этот мир, то есть видеть в овалах, линиях, цветовых пятнах дома, деревья, людей…

В 1985 году нейрофизиолог Оливер Сакс выпустил книгу клинических историй «Человек, который принял жену за шляпу», и она стала настольной не только и не столько у его коллег, сколько у «творческих». Оливер Сакс не объяснил своему широкому читателю, как устроен и функционирует человеческий мозг или как сделать его работу эффективной, что обещает сегодня каждая вторая книга о мозге. Доктор Сакс от пациента к пациенту, от истории к истории знакомит нас не с болезнями (утратами и избытками), а с удивительной человеческой личностью, которую он исследует, кажется, с бoльшим удовольствием, чем мозг.

Читая его истории, узнаешь первоисточник множества и множества киносюжетов и понимаешь, что, как минимум, клинические записки Оливера Сакса — библия американских сценаристов и режиссеров. Впрочем, театр тоже не обошел его книгу вниманием, когда-то сам Питер Брук поставил «Человека…». Теперь же в театре им. Маяковского записки романтического доктора перенес на сцену режиссер Никита Кобелев.

Р. Фомин (Доктор), О. Ергина (Ребекка). Фото В. Матвеева

Язык спектакля Кобелева — до обидного традиционен. Глубина Сцены на Сретенке уменьшена белым квадратом экрана, по обе стороны от него сидят музыканты. На оставшемся пятачке и будут происходить встречи врача с пациентами. Инсценировка, сделанная для спектакля, не собирает истории Сакса в единый сюжет, не объединяет их в пространстве некой условной клиники, как, например, сделала драматург Ася Волошина в пьесе «Пациенты», написанной по мотивам тех же клинических записок. Кобелев же только превращает рассказы врача в исповеди больных. Сакс делит свою книгу на главы («утраты», «избытки», «реминисценции»), в которых собираются истории очень непохожих людей с похожими заболеваниями. Кобелев выбирает из этих глав наиболее состоятельные с точки зрения драматургии истории, но, компонуя их (в программке была одна последовательность, в спектакле другая), не складывает, кажется, никакого нового паззла.

Передоверив истории пациентам, режиссер практически изымает фигуру врача. Спектакль устроен так, что каждый время от времени надевает белый халат и слушает посетителя, вооружившись следящей камерой, запись с которой транслируется на экран. В следующей истории доктор сам становится пациентом, а дальше — занимает место за музыкальным инструментом. Артисты, как в кэрролловском чаепитии, постоянно пересаживаются — доктор, пациент, участник психоделического музбэнда. Функция доктора в основном пассивная, бессловесная. Роль же пациента — это маленький бенефис, чаще всего комическая миниатюра. В истории «Собачья радость» артист Павел Пархоменко изображает, как его герою, студенту-медику, открылся доселе неведомый мир запахов, действительно становясь в повадках похожим на собаку. «Амурная болезнь» Наташи К. (Наталья Палагушкина), вызванная обострившимся сифилисом, — повод для эксцентрической клоунады. Наиболее теряет от такого решения эпизод «Путешествие в Индию». История индийской девушки, умирающей от опухоли мозга, — самая печальная и нежная притча Сакса. Автор рассказывает о галлюцинациях, вызванных опухолью, но умирание они превращают в возвращение домой. Это видение писателя, его трактовка. В исполнении же актрисы Анастасии Цветанович Бхагаванди — лишь нелепая гастарбайтерша из ближней Азии, острохарактерный грим и преувеличенный акцент не очеловечивают, не уточняют героиню, а лишь превращают в забавного инопланетянина. Так же решается и большинство других историй — через возрастной грим, характерность. Миссис С. (Александра Ровенских), которая потеряла ровно половину видимого мира (ну то есть действительно перестала замечать все, что по левую руку от нее), в спектакле забавно вертится на стуле, превращая решение, найденное героиней в такой непростой ситуации (когда твой мозг не знает о существовании левой части мира), в цирковой фокус. И так спектакль движется от одной эстрадной миниатюры к другой. Истории, в первом акте в общем забавные, во втором становятся страшнее, а способ существования не меняется. Кто-то существует с некоторым остранением, как Алексей Золотовицкий, играющий профессора П., принявшего жену за шляпу, кто-то и вовсе на чистой характерности, как Нина Щеголева и Наталья Палагушкина, исполняющие разнообразных пожилых леди.

А. Цветанович (Бхагаванди). Фото В. Матвеева

И вдруг (каждый раз «вдруг») в этой череде эстрадных миниатюр появляются героини Юлии Силаевой. В ее способе существования нет эксцентрики. Кажется, Силаева — сдержанная, интровертная, холодная. Но именно она среди всего этого красочнотеатрального мира должна сыграть «одержимую», страдающую синдромом Туретта, то есть не просто человека с болезнью, а страшное наблюдение доктора Сакса (не привиделась ли она ему) — болезнь, поглотившую человека, заменившую его. Одержимая, повстречавшаяся доктору на улице, копировала движения, жесты, манеры каждого, кого она видела, люди шли, а она «снимала» одного за другим, переключаясь молниеносно, на страшных нечеловеческих скоростях. В спектакле эта героиня действительно была страшна. Актриса не столько бралась сделать больше эстрадных миниатюр, чем все другие артисты вместе взятые, сколько транслировала это дикое напряжение, эту неконтролируемую и неподвластную ей жажду подражать еще и еще, превращаясь постепенно в шамана, в проводника каких-то темных сил, которые терзают ее тело и разум. Этот небольшой эпизод явственно зазвучал рассказом об актере.

Н. Щеголева (Жена профессора), Ю. Силаева (Доктор), А. Золотовицкий (Профессор П). Фото В. Матвеева

А уже в следующем эпизоде актриса становилась доктором, внимательным наблюдателем. И, может быть, единственный раз за весь спектакль мы видели историю пациента глазами врача. Не случайно этим пациентом оказывался профессор музыки П., болезнь которого привела к самым разнообразным агнозиям, в том числе к прозопагнозии, неспособности различать человеческие лица, даже хорошо знакомые. Профессор П. отрицает свою болезнь и свое предстоящее умирание. Здесь нам, как ни в какой другой истории, нужно видение доктора в исполнении Силаевой, мягко, как ребенка, уличающей профессора в том, что он не отличает ноги от ботинка, а жены от шляпы, но великодушно умалчивающей, чем это грозит больному в долгосрочной перспективе.

Во втором акте Силаева рассказывает историю «бестелесной Кристин», женщины, которая в результате травмы мозга утратила способность ощущать собственное тело и управляет им почти как вселившийся дух телом другого. Актриса говорит о своей героине и лишь потом создает бестелесную Кристин, дает нам увидеть, как это: жить в чужом теле, но всетаки научиться им управлять, научиться имитировать нормальные движения, нормальную жизнь. Силаева балансирует между доктором и героиней. Доктор видит, что героиня совершила невозможное, обманув поврежденный мозг, героиня же действительно прилагает титанические усилия, чтобы просто сидеть на стуле или пошевелить мизинцем. Для доктора — она победила, но сама Кристин Силаевой вынуждена утверждать эту свою победу, совершать невозможное каждую секунду…

Ю. Силаева (Бестелесная Кристи). Фото В. Матвеева

«Бестелесная Кристин» и финальный «Заблудившийся мореход» высвечивают главную для Сакса аксиому: пока есть личность, она одержит победу над любой дисфункцией. «Но где та грань, когда болезнь уничтожает личность?» — как бы вопрошает доктор, с ужасом вглядываясь в живущего одним днем «заблудившегося морехода». И, наконец соединившись с автором, этот же вопрос задает и театр, убрав сокращавший сцену экран и предлагая зрителю вглядеться в темную глубину Сцены на Сретенке и в безмятежное лицо блуждающего там «морехода» без памяти.

Ю. Силаева (Бестелесная Кристи). Фото В. Матвеева

P. S. Зал слушает истории доктора Сакса, затаив дыхание. Как будто это именно то, чего ему так давно не хватало. Одну за другой, не отвлекаясь, слушает их, как библейские притчи, и выходит со спектакля совершенно счастливый. Так уж устроена книга доктора Сакса, что, вовсе не ставя себе такой задачи, она оказывает ощутимый терапевтический эффект. Болезни превращаются в метафоры, Туретт — в гениальность, расплата за которую — тики, афазии и агнозии — в особую проницательность, галлюцинации — в вечную юность и даже в бессмертие. Доктор Сакс вываливает на тебя ворох неизвестных болезней, а ты уходишь домой с твердой уверенностью, что нет причин для тревоги. А потому спектакль Никиты Кобелева при всей своей художественной простоте — спектакль полезный и даже необходимый.

Март 2017 г.