Когнитивные науки (также используются термины «когнитивная наука», который соответствует английскому cognitive science, и «когнитивистика») являются одновременно и единым исследовательским междисциплинарным полем, и совокупностью отдельных наук.

Предмет когнитивных наук — различные аспекты познания и мышления: законы восприятия, обработки, хранения и воспроизведения информации, связь их с устройством мозга человека и возможность обработки информации на других носителях, исследования в области искусственного интеллекта, роль языка в познании, законы передачи информации, проблемы понимания и интерпретации, роль эволюционных механизмов в мышлении, специфика особых типов мышления.

Когнитивные науки исследуют познавательные процессы человека с точки зрения возможности их моделирования.

В разных источниках перечень наук, включенных в состав когнитивных, варьируется. Это могут быть исследования, проводимые в таких областях, как философия сознания, эпистемология; когнитивная психология; лингвистика и психолингвистика; психофизиология и нейробиология; компьютерная наука, исследования искусственного интеллекта и математическая логика; этология и социобиология, психиатрия.

Входящие в состав когнитивных наук отдельные науки сохраняют автономию и значительное разнообразие, но в то же время исследования в рамках когнитивистики почти всегда задействуют подходы и результаты нескольких наук.

Моя собеседница — Татьяна Альбертовна Гаврилова, председатель петербургского отделения Российской ассоциации искусственного интеллекта, доктор технических наук, профессор кафедры интеллектуальных компьютерных технологий СПбГПУ («Политех») и заведующая кафедрой информационных технологий в менеджменте ВШМ СПбГУ. Наш разговор немного похож на общение слепого с глухим — она старается объяснить мне на пальцах базовые вещи про целый комплекс наук, я пытаюсь нащупать в массиве неизвестных для меня знаний то, что имеет отношение к театру. Мы первопроходцы — отыскать подобные параллели, по крайней мере со стороны представителей «жестких» предметных областей, не пытался еще никто.

Александра Дунаева Когнитивные науки часто ассоциируются с такими процессами, как восприятие, систематизация и передача знаний…

Татьяна Гаврилова Все это важно, но если мы говорим о когнитивных науках, то ключевое слово здесь, конечно, cognition, то есть познание.

Дунаева О каких важнейших изменения в когнитивных процессах можно сегодня говорить?

Гаврилова Физиологические изменения происходят очень медленно. Последствия информационного бума¹ мы будем наблюдать уже на следующих поколениях. Судя по последним исследованиям, есть смысл говорить о каких-то серьезных изменениях начиная с поколения Z² — тех людей, которые изначально стали постигать мир опосредованно, через гаджеты. Еще у предыдущего поколения был момент освоения компьютера, а поколение Z уже выросло с ним, для них это часть жизни.

Некоторые изменения уже отмечены психологами во многих университетах.

Первое. Скорость восприятия визуальной информации — у представителей этого поколения она выше. Они могут быстро листать слайды и успевать впитывать их содержание (это проверяется, они воспринимают информацию на 18 % быстрее). Неизвестно пока, как трактовать эти данные — как хороший или как плохой момент. Но точно плохо то, что (и это второе) оперативная память у людей, выросших с гаджетами, стала хуже. Причины очевидны. Им не нужно помнить телефоны, адреса и многую другую информацию, все это за них уже сохранено. Соответственно, снижается число Джона Миллера³, которое показывает, сколько объектов, как слуховых, так и визуальных, человек может воспринять одновременно. Эксперимент известный, его провели американские психологи, когда военные стали жаловаться, что солдаты и матросы плохо выполняют команды. Они выяснили, что предложения слишком длинные. Миллер дал предельное число воспринимаемых объектов как 7 ± 2, сейчас, спустя шестьдесят лет, это число уже 5 ± 2. То есть 9 слов или объектов на экране человек уже не запомнит — максимум 7. В жизни мы, конечно, сталкиваемся с бóльшим числом объектов, я говорю об информации, которая предназначена именно для запоминания: например, слайд презентации или записи на школьной доске и так далее. Если учитель пишет больше семи слов, то ученики их не запомнят.

1 Информационный взрыв (информационный бум) — постоянное увеличение скорости и объемов публикаций (объема информации) в масштабах планеты. Термин появился в 1970-е годы.
2 Теорию Поколений создали американские ученые Нейл Хоув и Вильям Штраус в 1991 году. Адаптацию для России в 2003–2004 годах выполнила команда под руководством Евгении Шамис. Поколение X — это люди, родившиеся с 1963 по 1983 год. Люди поколения Y — приблизительно 1983–2003 годы. Те, кто родился после 2000–2003 года, относятся к поколению Z.
3 Исследователь Джордж Миллер (США) в уже ставшей классической статье «Магическое число семь, плюсминус два: некоторые пределы нашей способности обрабатывать информацию» (The magical number seven, plus or minus two: Some limits on our capacity for processing information, 1957) обобщил имевшиеся данные об объеме внимания человека и, связав их с объемом кратковременной памяти, показал, что этот объем определяется не числом слов в предложении, а числом объектов и обычно равен для счетных объектов 7±2.

Ну, и третье — считается, что серьезные изменения произошли в восприятии текстов. Вас, театралов, это меньше касается, но что до чтения с экрана и тем более обычной лекции, то этому новому поколению очень трудно держать внимание больше 15 минут. Каждые 15 минут им обязательно надо менять вид деятельности.

Вот эти три пункта — о них ученые говорят с уверенностью. Вообще, к так называемым «открытиям» из мира когнитивистики надо относиться, мне кажется, через двойную призму скепсиса, принимая информацию только из серьезных рук. В этой области много спекуляций.

Дунаева С чем это может быть связано?

Гаврилова В когнитивной науке выудить реальный уровень науки и здравого смысла чрезвычайно трудно. Главным образом из-за отсутствия глобальной теории. Мой учитель Дмитрий Поспелов говорил, что психология, например, находится на уровне корзиночной науки. В нее, как в корзинку, кидают теории, эксперименты, и каждый приходит и достает оттуда все, что ему нужно. Это правда, у них нет единой теории, это эмпирическая наука, как и медицина. Но последняя хоть честно в этом признается. И когнитивная психология подхватила то же самое. Вы можете только какие-то отблески ловить и их интерпретировать. Что-то меняется, но никто не знает, что толком, а если кто-то скажет, то, скорее всего, это профанация. Я думаю, в нашей стране занимаются когнитивной психологией человек пятьдесят. Из них серьезные исследования ведут человек двадцать, остальные же просто спекулируют и переводят то, что делается на Западе.

Дунаева Трудности начинаются, насколько я понимаю, с изучения физиологии мозга и продолжаются на уровне общей метатеории.

Гаврилова Да, в физиологии мозга ничего не ясно, и это достоверная информация, из первых рук. Я слышала в Милане доклад человека, который возглавляет проект HUMAN BRAIN¹. Он сказал, что ничего мы не знаем и чем больше закапываемся, тем меньше понимаем. У нас есть микроскопы, наноскопы, а нам нужен макроскоп. Зал аплодировал его честности.

Дунаева А пресловутое клиповое мышление, что это по существу означает? И связано ли оно с информационным взрывом?

Гаврилова Переизбыток информации — это большая отдельная тема. Пока на этот счет есть очень мало конкретики. Какие способы ограничения информационного потока мы имеем на сегодня? А) отсечение — что мы подспудно делаем, часто неконтролируемо; б) компрессия — это уже особый навык, который не всем доступен; в) делегирование — передача части информации другим (это актуально, в частности, для менеджеров); г) фильтрация. Больше ничего. То есть мы только начинаем учиться взаимодействовать с тем потоком информации, который на нас обрушивается ежедневно, ежечасно. В этой ситуации реальная опасность грозит даже не взрослым, а детям. Взрослый человек может себя оградить. Я согласна с Татьяной Черниговской² — мозг живет по своим законам, он выкидывает все лишнее. А дети, чье мышление еще только формируется, не защищены. Они не могут сами оторваться от компьютера — и это не фигура речи. На Западе гораздо раньше нас поняли, что детей надо держать подальше от экранов. Как в начале 1990-х многие люди осознанно отказывались от телевизора, так сейчас они отказываются от домашнего компьютера, что для нас, согласитесь, нонсенс.

Клиповое мышление, его называют еще пиксельным, это опять-таки восприятие информации очень короткими блоками и неумение связать ее в общее, то есть отсутствие перехода на более высокий уровень абстракции. На самом деле этим страдают все люди, не склонные к генерализации и обобщению.

Здесь надо сказать подробнее о когнитивных стилях³. Есть люди с различными когнитивными стилями. И как утверждают психологи, когнитивный стиль человека не меняется — это как цвет глаз. Когнитивные стили предполагают несколько характеристик, в том числе способность к обобщению. Я могу представить, что в общем и целом число людей, способных к обобщению, уменьшается, но это еще надо доказать. Для людей с клиповым мышлением мир действительно распадается на фрагменты, и они не могут удержать одну метафору, одну идею, если в театре, допустим, она развивается на достаточно длинном временном отрезке. Это затрудняет восприятие сложного кино и сложных пьес. Но мне кажется, что в среднем в социуме количество таких людей не сильно увеличивается. Есть еще такое понятие, как диапазон когнитивной эквивалентности — способность делать тонкие классификации. Например, у детей очень широкий диапазон: у них все либо черное, либо белое, либо плохое, либо хорошее. Люди более тонкой организации умеют точнее классифицировать. Еще к когнитивному стилю относится умение считывать информацию. Нынешнее поколение разучилось это делать. Поскольку они мало общаются вживую, то и «считывать» партнера им необязательно, они могут переписываться.

1 Проект Human Brain Project — на сегодняшний день самый крупный и амбициозный проект по симуляции человеческого мозга. В проекте принимает участие 130 академических учреждений из Европы, а также отдельные научные группы из США, Израиля и других стран. Координация проекта возложена на Федеральную политехническую школу Лозанны (Ecole Polytechnique Federale de Lausanne), Швейцария (https://www.humanbrainproject.eu/).
2 Татьяна Владимировна Черниговская — филолог, доктор биологических наук, доктор филологических наук, ученый в области нейронауки и психолингвистики, а также теории сознания.
3 Когнитивный стиль — совокупность критериев предпочтения при решении задач и познании мира, специфическая для каждого человека. Когнитивный стиль определяет не столько эффективность деятельности, сколько способ достижения результата. Это способ познания, который позволяет людям с разными способностями добиваться одинаковых результатов в деятельности. Это система индивидуальных приемов, к которым прибегает человек для организации своей деятельности. Подробнее см., например: Базы знаний интеллектуальных систем / Под. ред. Гавриловой Т. А., Хорошевского В. Ф. СПб., 2001. С. 77–79.

Дунаева Изменилось ли восприятие пространства и времени человеком начала XXI века по сравнению с началом XX-го?

Гаврилова В научном или в бытовом плане? Если в научном, то мы с вами, пожалуй, не слишком компетентны, чтобы об этом рассуждать. Это уже философский вопрос в большей степени. Восприятие, конечно, изменилось — хотя бы потому, что мир расширился и мы знаем о нем гораздо больше. Раньше мир для человека был меньше, был более таинственным, и от этого волшебства в восприятии было больше. Сейчас ощущение загадки и таинства мира возникает, когда общаешься с серьезными учеными — вот у них действительно осталось потрясение перед непознанностью вселенной.

Дунаева Вы специалист в области искусственного интеллекта. Для обывателя звучит завораживающе, но страшновато.

Гаврилова Искусственный интеллект — это перевод с английского, в оригинале звучит artificial intelligence. То есть это не интеллект, а именно intelligence — способность рассуждать разумно. Это попытка научить компьютер совершать разумные действия. Разумные с точки зрения человека.

В истории этой науки было много концепций, смены парадигм. Сейчас парадигма «знание». Работа со знаниями. Ты из человека извлекаешь знания, загружаешь в машину, а машина работает с этими знаниями. Ставит диагноз — например, в медицине. Никто не собирается создавать искусственный разум, это спекуляции на термине. Но успехи в ИИ есть, и связаны они как раз с тем, что в естественном языке имеются некие конструкции, которые можно извлекать.

Если после фразы «Маша ела кашу» я компьютеру задам вопрос «Сыта ли Маша?», он скажет «да» только в том случае, если будет понимать, что значит ЕСТЬ. То есть ему надо дать концептуальную модель процесса еды. В определенных областях (в медицине и ряде других) эти концептуальные модели разработаны, и там перевод идет хорошо. А если этих моделей нет, то перевод не может идти хорошо, так как компьютер не может разобраться. Как он может ответить на вопрос, сыта ли Маша? Не было сообщения, что Маша сыта. Либо он скажет «не знаю», либо начнет задавать дополнительные вопросы. Если где-то связаны еда и сытость, то он поймает эту связку. Если нет — то ему ничего не сделать. Поймите, что такое для компьютера фразы, язык. Есть классический пример: дети играли в саду. Компьютер пишет: «Дети играли в какую-то игру, которая называется сада. Я не знаю, что такое сада». Для него слово саду вовсе не означает предложный падеж слова сад, он действует по аналогии с фразой «дети играли в лапту». Наибольшую трудность, как я сказала, представляет описание бытового знания, которое у нас нигде не артикулировано. Простейшие фразы таят большое количество информации на самом деле.

Дунаева Для чего нужно описывать знания?

Гаврилова Одна из важнейших функций ИИ — представление знаний¹. Для этого необходимо создавать универсальные классификации. Серьезная наука всегда начинается с классификации. Классификации, в свою очередь, лежат в основе онтологий. Это такие глобальные иерархические модели. На их основе можно уже писать компьютерные программы, способные автоматизировать различные процессы.

1 Среди других развитых направлений ИИ можно назвать нейронные сети и машинное обучение. Нейронные сети — одно из направлений исследований в области искусственного интеллекта, основанное на попытках воспроизвести нервную систему человека. А именно: способность нервной системы обучаться и исправлять ошибки, что должно позволить смоделировать, хотя и достаточно грубо, работу человеческого мозга; это упрощенные модели биологических нейронных сетей (см., например, портал «Нейронные сети»: http://www.aiportal.ru/articles/neural-networks/neural-networks.html). Машинное обучение (Machine Learning) — обширный подраздел искусственного интеллекта, изучающий методы построения алгоритмов, способных обучаться (подробное определение см., например: http://www.machinelearning.ru/wiki/index.php?title=Машинное_обучение).

Про эти онтологии можно отдельно говорить. Есть мягкие предметные области и жесткие. В мягких науках нет математического базиса, жестких определений. Это гуманитарные науки в большей степени. А физика, химия, все инженерные науки и так далее — там все проще, там легче создать единую систему. Без классификации не может быть автоматизации. Автоматизировать хаос бессмысленно.

Уже существуют классификации по разным областям науки: так, американская медицинская система содержит 35 тысяч узлов, то есть конкретных болезней. Вся медицина США работает в рамках этой классификации. Они об этом договорились. На ее базе создали универсальную медицинскую онтологию. Наличие такой онтологии дает возможность врачам из разных областей понимать друг друга. Если они говорят холангит, то понимают под этим один вид болезни, а не класс болезней, как у нас. У нас даже московские вузы не могут договориться, как классифицировать холецистит и холангит. Кроме того, при наличии онтологии можно опросить экспертов и прописать к каждому узлу правильные регламенты, и никто не будет пороть отсебятину. У нас сейчас тоже разрабатываются единые регламенты и стандарты, но, как я читала в последних статьях наших крупных медиков, они отстают лет на пятнадцать от мировой медицины. Это много.

Мне кажется, если обобщать про ИИ, то надо сказать, что эта наука позволяет сделать компьютер чуть более разумным в зависимости от того, насколько хорошо описаны знания в той или иной области. Если это не описано, то бессмысленно надеяться, что компьютер выдаст что-то новое или структурирует информацию за тебя. Единственное, что может компьютер сейчас и что реально превышает возможности человека, — это найти закономерности в большом объеме информации. Это, в частности, связано с системой BIG DATA, с которой все так носятся. Закономерности могут быть, например, такие: 99% женщин, умерших в прошлом году, красили губы помадой. Это правда, ну и что? От этих знаний ничего не меняется. То есть там будет масса тривиальных закономерностей, которые ничего не дают. А вот заложить и просчитать какой-то важный показатель может только аналитик. Машина сама не может ничего — что в нее положили, то она и получает.

Дунаева Правильно ли я понимаю, что постинформационное общество предполагает, что на смену проблеме поиска информации приходит проблема классификации информации, ее отбора. И защиты.

Гаврилова Я не согласна с тем, что для человека нахождение информации уже не является проблемой. Мы доверяем компьютеру: вот вы ищете информацию, пролистывая первые две страницы поисковика. А может, то, что вы ищете, лежит на 10-й странице? Откуда вы взяли, что машина точно знает, что вам нужно? У Google, например, поиск устроен так, что если человек просмотрел пятый из выскочивших пунктов поиска, то следующий пользователь будет видеть этот пункт как первый. То есть считается, что люди сами помогают системе и друг другу в работе. Но что это означает? Что некоторые вещи вообще никто никогда не увидит. Это как если бы в библиотеке выдавали в первую очередь ту книгу, которую сдали последней. Что происходило бы в этой библиотеке? Полагаю, некоторые очень хорошие книжки двигались бы очень медленно. То же самое сейчас происходит с информацией. Но Google очень вкладывается в исследования. Сейчас они написали программу, которая выиграла у человека в Го.

Дунаева Компьютер же выиграл как-то у Каспарова в шахматы.

Гаврилова Не выигрывает, заметьте, а выиграл, один раз. IBM доказал, что они могут построить такой компьютер. Программа была заточена чисто под Каспарова, они положили туда все его партии, в том числе и ранние. То есть такой суперкаспаров, причем молодой, играл с пожилым уже гроссмейстером. Кто бы выиграл? После этого туда ни Карпова, никого другого не посадили. Это коммерческая акция компании, и экспериментом ее считать нельзя. Новая программа, связанная с игрой в Го, кажется поумнее. Но разработчики сказали, что эта программа обучалась 36 миллионов циклов. Вы только представьте: 36 миллионов партий программа играла сама с собой, выигрывала, откладывала выигрышные вещи, и из этих миллионов игр сложилась постепенно выигрышная стратегия. А если бы человека учили на таком количестве партий? Да он бы эту программу сделал в два счета. Человек обучается за 100–200 партий, потом он играет тысячу и становится мастером. Это несопоставимо. Программа вовсе не умная, она очень тупая — но и очень быстрая. Никакой сверхнауки тут нет, есть разные среды. Я спокойна насчет искусственного интеллекта — это просто железный компьютер, и кто понимает — он ничего сверхъестественного сделать не может. Там нет ни отсвета искры божьей, ну а научная фантастика пусть играется. Компьютер может стать хорошим помощником, заменить человека в тиражировании положительного опыта, ну и все. Биотехнологии — это гораздо страшнее, а там тоже огромные успехи. Начиная от ЭКО, экспериментов по клонированию и дальше. Я вот считала, что человечество будет сопротивляться, что природа будет стремиться защитить свой промысел. А нет. Все, что происходит со стволовыми клетками, — это реально страшно, недаром во многих странах есть мораторий на эти исследования.

Дунаева Но все же компьютеры таят в себе опасности…

Гаврилова Сейчас технологии уже очень близко подошли к человеку, они никогда так близко не подходили. И самое главное, они пришли в повседневность, в рутинную жизнь каждого. Ладно бы строились роботизированные заводы — но ведь ты боишься выйти из дома без мобильного телефона.

Дунаева Получается, мы ждем восстания роботов, а все проникает в нашу жизнь совсем другим способом.

Гаврилова Мы все становимся «wired» («опроводненными»). И плохо можем это контролировать. Вы когда-нибудь задумывались о том, как вай фай влияет на здоровье человека? Нет ни единого официального исследования — это просто фантастика какая-то. Такое ощущение, что компании просто скупают данные и уничтожают. В интернете то и дело появляется информация о разных опытах: школьники посадили зернышки, и то, что находилось ближе к пункту раздачи, не проросло. Если вдуматься, это страшно. В городской квартире на нас от каждой стены фонит. Не удивительно, что эко-эскапизм сейчас набирает обороты. Люди расстаются с цивилизацией, уезжают в деревню.

Другой пример. Очень скоро вокруг нас будут автомобили, управляемые без водителя. Завод Tesla работает и выпускает их, все уже готово. Там не решена только одна проблема. Одна! Если автомобиль без водителя едет и везет человека и впереди возникает другой человек, то как вести себя машине? Сохранять жизнь того, кого она везет, или того, кто перед ней? Это неразрешимая проблема. В таких случаях живой человек действует спонтанно. Еще раз: страшна не машина — решение о том, что заложить в ее алгоритм, принимает экспертное сообщество. Для машины нет и не может быть этической проблемы. Суть в том, что и для человечества в этой ситуации нет этической проблемы, есть только проблема денег: чья страховая компания будет платить потерпевшему. Ведь травматизм будет, безусловно.

Дунаева Возможно ли, что интерес к различным интерактивным форматам в театре тоже связан с изменением в когнитивных процессах людей?

Гаврилова Частично — да. Глобальные изменения процессов восприятия, о чем шла речь выше. Плюс индивидуальные особенности когнитивного стиля. Но кроме того, это может быть связано с инфантильностью. Играть, трогать, пробовать — это же детский способ познания мира. Человек сейчас думает не о том, чтобы выжить, а о том, чтобы себя развлечь. Период инфантильного восприятия продлился, и это связано с детским мироощущением. Информация стала доступнее, и мы всё меньше готовы вдумываться, тратить энергию на поиск и извлечение информации, переработку ее в знание.

Наконец, коммерческая составляющая не последнюю роль играет. Как мне видится, разные инклюзивные вещи в театре появились больше как следствие бума компьютерных игр, чем как поиски новой художественности. Это «дорожка» к поколению, выросшему за компьютером.

Думаю, театр «перебродит» новыми веяниями и вернется к своей изначальной природе. Классический театр все равно останется, как и опера, хотя это архаическое искусство.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Разговор с Татьяной Гавриловой оставил, конечно, ощущение недосказанности. Слишком много деталей упущено, огромные блоки информации пришлось игнорировать, чтобы договориться о самых общих вещах. Да и о тех в итоге сказано не так уж много. Продолжать разговор еще страшнее — почти неизбежно покажешься профаном. Но все же на нескольких пунктах этой беседы необходимо остановиться — хотя бы для того, чтобы попробовать задать новые вопросы.

Как ни странно, точек пересечения у театра и когнитивных наук больше, чем может показаться на первый взгляд. Во-первых, неочевидная структура — вроде бы междисциплинарность (в случае театра — его якобы «синтетичность»), но в то же время цельность, независимость методологии. Во-вторых, сама методология. Ключевые слова тут — возможность моделирования. Когнитивные науки воплощают великий соблазн человечества: саморазрушительную страсть к созданию себе подобных систем. Моделирование мозга человека — задача-максимум — или мыслящего компьютера. На пути к этим сверхцелям мы учимся моделировать нейронные сети, локальные процессы, организационные структуры — да просто разрабатывать классификации, которые в будущем помогут создать новую модель и автоматизировать ее. С другой стороны, когнитивистика утверждает, что создание модели — только путь к изучению процесса познания. Модель выступает как цель и как средство.

Театр — тоже моделирование. Любой художник, сознательно или нет, моделирует собственную вселенную, углубляя тем свои знания о мире и приглашая зрителя присоединиться к исследованию. В театральном искусстве тоже есть свои аксиомы и постулаты, свои законы, которые формируют структуру модели, пусть материал, из которой она создается, более чем эфемерен.

Может ли театр стать средством познания? В театроведении мы чаще говорим не о познании, а лишь об одном его этапе — восприятии, непосредственном чувственном отражении в сознании человека. Кажется, и современный театр часто ставит себе целью именно расширение и обострение опыта восприятия, а не углубление опыта познания. Отсюда и появление таких игровых, «инфантильных» форматов, как квесты, бродилки, human-specific, иммерсивные спектакли. Их, конечно, можно расценивать как шаг навстречу поколению Z — вариант дополнительной реальности, позволяющий имитировать в реальных обстоятельствах процессы, доступные на плоском экране. Но вместе с тем формат этот удовлетворяет глубинную потребность современного человека в контроле над реальностью, все более ускользающей по мере того, как жизнь наша переходит из реала в онлайн. Играя, бегая, трогая (тот «детский способ», о котором говорила Гаврилова), мы, конечно, не познаем заново, но как бы припоминаем, каков он, мир, на самом деле. Мне кажется, именно с точки зрения способа восприятия нужно оценивать эти новые популярные форматы, не умаляя их художественной содержательности. Тем более что традиционный, назовем его «катарсический», способ восприятия все так же имеет место быть. Та самая архаическая структура, которой нас научили греки, продолжает функционировать (разве что психологический механизм страха уже не действует). Психологическое подключение к герою, сострадание ему через постепенное погружение в обстоятельства героя (различные архетипические коды), выход к коллективному переживанию и «гармонизации аффектов» до сих пор можно испытать в театре.

Многие, правда, сомневаются в действенности катарсического эффекта сегодня. Так, Хайнер Гёббельс говорит о том, что история как способ коммуникации узурпирована медиа. «В нашей медийной повседневности мы получаем все в обработанном, тоталитарным образом подготовленном виде» ¹, — пишет он. Мы знаем, в какой момент на какую кнопку нам нажмут — посекундно просчитанные сценарии рекламы и сериалов, в которые заранее вписываются психологические реакции человека, в сочетании с эффектами визуального ряда воздействуют агрессивно, притупляя восприятие и сужая пространство для воображения.

Гёббельс, наверное, единственный исследователь театра сегодня, который отталкивается не от необходимости изменений на сцене, а от изменений в зрительском сознании как главной цели и ценности искусства. Его «эстетика отсутствия», основанная на поиске «равновесия параллельно существующих средств театральной выразительности», кажется поэтому наиболее осмысленной теорией восприятия театра.

Март 2017 г.
В оформлении использованы страницы анатомического атласа XIX в.

1 Гёббельс Х. Эстетика отсутствия: Тексты о музыке и театре. М., 2015. С. 7.