СПЕКТАКЛИ О ВОЙНЕ НА СТРАНИЦАХ «ПТЖ»: 2008. ДАЙДЖЕСТ

«ДЕМБЕЛЬСКИЙ ПОЕЗД»
Нижневартовский городской театр. Режиссер Антон Коваленко

<…>

Этот отлично сделанный, продуманный и сыгранный спектакль хорош изначальным ощущением «двоемирия», в котором живут раненые солдатики Женя-Алиса (прекрасная работа Валентина Горбатова), Тихон (Александр Лебедев) и Ваня (Роман Горбатов). Это не тот свет и не этот, это их уход в смерть — и чистилище, куда постепенно попадают они, в белых рубахах и кальсонах…

…На экране — бегущие рельсы. Они стучат в ритме сердца (железная дорога снята камерой «с руки», изображение пульсирует…), увозя все дальше от жизни «цинковых мальчиков», и только иногда кому-то из них приходит мысль: «… будто не со мной». И исчезает.

Вся жизнь госпитальной палаты — нереальна.

«Сестра, шприц», — и появляется худенькая медсестра… с остроносым паровозиком в руках. В финале она выйдет опять, держа паровозик на руках, как младенца.

Доктор слушает больного, а вместо стука сердца — шум отъезжающего поезда…

Доктора здесь оборачиваются полевыми командирами, ключ от Байконура свисает с колосников — на нем пытается повеситься Тихон… Перепады ритмов, настроений, от игр, фантазий к медленному «отходу» — и все вне границ реальности, все — мерцание смыслов. Три актера, крепко сыгранные, спаянные (на войне — как на войне!), абсолютно достоверны, даже «киношны», тут правда существования реальных пацанов, только вдруг оказавшихся — где?

На сцене Нижневартовского театра.

Марина ДМИТРЕВСКАЯ. Сердца четырех
2008. № 53

«ВОЙЦЕК»
Алтайский краевой театр драмы им. В. М. Шукшина. Режиссер Владимир Золотарь

<…>

Фрагментарность гениальной пьесы, дошедшей до нас в набросках, как будто и предполагает и эту осколочность, и симультанность эпизодов единой фрески (например, мы видим одновременно эпизоды Тамбурмажора с Марией и Доктора с Войцеком). Доминирует землистая гамма, ее диктует фактура спектакля, холмы шинелей и ряды сапог (художник Олег Головко). Отмеченная критиками монохромность связана еще и с некой хроникальностью, словно эта эпическая фреска — хроника какой-нибудь Тридцатилетней войны. Но это и катастрофическая кардиограмма, последние отчаянные трепыхания личности в тусклом ощетиненном мире.

<…>

У Владимира Золотаря прочитываются в постановке и брехтовские мотивы, впрочем, так же, как не однажды прочитывается бюхнеровский след в творчестве Брех-та, скажем, в «хронике тридцатилетней войны», «Мамаше Кураж». Хозяин Балагана, Бабушка со сказочкой про Землю, обернувшуюся «пустым горшком», стайка деток — «детей полка»: режиссер строит целостную картину мира, со своей эсхатологией, сценография рисует нам не что иное, как планету, где самая почва щетинится шинелями и сапогами.

Надежда ТАРШИС. «Войцек» настоящий.
2008. № 54

«НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ»
Финский национальный театр (Хельсинки). Постановка, сценическая версия Кристиана Смедса

<…>

В «Неизвестном солдате» Смедс тоже выступил как театральный провокатор — поставил абсолютно пацифистский спектакль, придав ему абсолютно агрессивную форму воздействия на зрителей — в нем кричат, орут, не выбирают выражений, колотят изо всех сил деревянными и железными молотами по сброшенным сверху остовам стиральных машин, которые выступают в роли противника (то есть советских солдат), колотят так, что у зрителей в ушах звенит (актеры в это время надевают специальные наушники). Публику заставляют петь хором песни военных лет, персонажи выходят в зал с автоматами в руках, зрительниц приглашают на сцену — танцевать с героями и так далее.

<…>

Режиссера интересует сводный портрет воюющего поколения, он рисует войну — грязную, потную, кровавую и, главное, — прошедшую. Конкретную войну, которая увидена глазами человека третьего послевоенного поколения. В одном из эпизодов солдаты садятся в последний ряд зрительного зала, а видеокамера, которая постоянно присутствует и следит за ними, передает изображение их лиц на экран. То есть они смотрят кино о самих себе, а потом уходят на сцену, где царит война. Мысль Смедса — прошедшая война осталась в прошлом, сегодня она жива только как факт искусства. И как факт искусства мерится, в том числе, и современными мерками клипового сознания: в какой-то момент сводку военных действий передают с интонациями спортивного комментатора, а потом появляются кадры хоккейной баталии, где финны победили русских, — результат уравнен.

<…>

Кристиан Смедс поставил спектакль о проигранной войне, о том, что можно и нужно в проигрыше не терять достоинства, о том, как трудно и как необходимо освободиться от догматов истории, о том, что поражение в войне стало спасением Финляндии (победить она могла только вместе с нацистами), о тех внутренних проблемах, который сейчас будоражат финское общество, — а отношение к минувшей войне, безусловно, одна из таких тем. В общем, режиссер Смедс излагает свою точку зрения на все темы, о каких сегодня пишут газеты и дискутируют на всех уровнях общества. И, заметьте, никакого морального императива — никому своего мнения не навязывает, никаких уроков не извлекает, никаких проповедей не читает. Смотрите, думайте, делайте свои выводы…

Этери КЕКЕЛИДЗЕ. Война как факт искусства
2008. № 54

«СОНЯ»
Новый Рижский театр (Латвия). Режиссер Алвис Херманис

<…>

<…> И странное дело, ни на секунду не сомневаясь, что перед нами — раскрашенная кукла, муляж, откровенный симулякр героини, мы как будто не поддаемся тексту, который доносится со сцены: нам рассказывают о жалкой, немыслимо глупой, упрямой, никчемной и нелепой жизни старой девы, но кажется, что сквозь размалеванные щеки симулякра начинает проступать душа — таинственная, гармоничная и смешная, познавшая любовь и счастье самопожертвования ради любви, короче говоря, прожившая наполненно, не напрасно и в чем-то даже лучше и полнее, чем живем мы. И более того, когда, напоив реальным соком из банки бугор из одеял, обозначающий умирающего Аду-Николая, Аболиньш—Соня, взяв ведро и намереваясь принести воды любимому, скрывается за дверью, чтобы не вернуться более, досада и жалость забираются в сердце. Не то чтобы нам жалко эту Соню, но они — взломщики человеческих душ — успели поселить в нас мысль о величии тайны, которую унесла с собою в могилу эта женщина, погибшая при артобстреле города когда-то давно.

Наталья СКОРОХОД. Взломщики
2008. № 54

«МАРЬИНО ПОЛЕ»

Петрозаводский театр «Творческая мастерская». Режиссер Андрей Тупиков

Театр на Литейном. Режиссер Галина Жданова

<…>

Увидев спектакли, задумаешься: по одной ли пьесе? В «Творческой мастерской» это сказка, эпический сказ о волшебном путешествии трех старух через дремучие леса и топкие болота. Идут они вместе с кормилицей-коровой, и на пути им встречается нечисть худшего разряда, чем сказочная, — то Сталин, то Гитлер, то еще какие-то человекообразные чудища. В Театре на Литейном «Марьино поле» — не сказка, а предсмертное видение женщины некоего библейского возраста, потому что вдов Великой Отечественной войны уже днем с огнем не сыщешь. Объединяют эти разные спектакли тема великой войны и образ поезда. И надо сказать, что драматургу повезло с этой фантазией — насчет куда-то исчезнувшей железнодорожной станции и поезда, который вот уже шестьдесят пять лет движется к этой станции и везет всех погибших в войну солдат. Сколько бы ни писали о войне писатели-фронтовики и писатели послевоенной поры, всех утешить, уменьшить душевные страдания, сгладить память о погибших, примирить вдов и сирот с потерями все равно не удается. А тут в одном этом поезде соединилось все: ожидание, память, судьбы миллионов. Я не хочу сказать, что Богаев закрыл тему, — как раз нет; он показал, что война каким-то образом продолжается, переходит в разряд национального фольклора, волнует воображение детей, внуков и правнуков тех, кто пассажиром мог бы ехать в этом поезде, и тех, кто его до сих пор разыскивает.

Елена ГОРФУНКЕЛЬ. Широка страна моя родная
2009. № 58