«СНЯТСЯ ЛЮДЯМ ИНОГДА…»

Когда в детстве по радио звучала песня про голубые города — «мы на край земли придем, мы заложим новый дом», — я, естественно, плохо представляла себе этот край и уж никак не могла предположить, что по прошествии десятилетий окажусь среди тех, кто таки построил этот самый «новый дом», прибив на сосне табличку «Нижневартовский Городской театр».

Сначала сюда приехала и организовала любительский театр «Скворечник» Наталья Наумова. Рядом вел секцию ушу Игорь Креймер. Об этом студийном периоде оба они вспоминают так, как все мы — о молодости и времени, когда дело начиналось…

Но Натальей Наумовой овладела идея сделать в городе профессиональный театр. Студийцев начали заочно обучать в Екатеринбурге, а под театр удалось получить здание бывшей нефтяной биржи. Пока оно перестраивалось, Наташа упорно звала из Челябинска в «Вартовск» («Нижне» — здесь не произносят) чету Зайчиковых. Маргарита — режиссер (они знакомы еще с детской драматической студии в Кемерово), Вячеслав — художник. Уговаривала долго. Приехали… а театр пришлось перестраивать еще пять долгих лет… И все это сделали, обжили, натопили они — четыре человека, две равно уважаемых театральных семьи. И до сих пор вместе. Креймер — директор, Наумова — художественный руководитель, Маргарита Зайчикова — главный режиссер, Вячеслав — главный художник.

Вячеслав Зайчиков. С первого дня мы перестраиваем театр, оснащаем. Вот дожили уже до того, что появился хороший рояль и в фойе проходят музыкальные вечера…

Марина Дмитревская. Каждое дело начинается с романтического периода. Потом наступает усталость, время кризисов, разногласий. А у вас?

Игорь Креймер. Из нашей четверки всегда есть кто-то, у кого остается трезвая голова. И выруливаем.

Наталья Наумова. Даже пьем по очереди. Перемигиваемся согласно расписанию и ситуации — и кто-то всегда за рулем… Моя твердая позиция (есть и будет, пока я здесь), что из каждого положения можно выйти достойно и по-человечески. Нельзя ругаться до потери пульса, чтобы потом невозможно было смотреть друг на друга.

Маргарита Зайчикова. Да ладно, до такого пульса мы и не ругаемся.

Н. Н. У нас есть несогласия…

В. З. …но вместе мы составляем огромную силу. Они — огромную, а мы с Игорем — силу…

На улице минус 45°, а на картине Вячеслава Зайчикова по-летнему теплый кот танцует горячее танго с рыбой. Чем закончится танец — неясно… Вообще весь театр «обработан» его остроумной художественной рукой. Это не только выставки прекрасных эскизов и «веселых картинок». Кажется, каждое утро он встает с новой идеей: а не прибить ли к этой стенке маленький стул для книги отзывов? И тот закуток обжить…

«— Скажи-ка, дядя, ведь недаром?

— Недаром… — дядя отвечал».

Это тоже его, Вячеслава Зайчикова, сочинение. Хотя многое-то — даром, надо только приложить руки. «У нас нет склада, поэтому держимся эстетики бедного театра, — поясняет Зайчиков. — Так что нужна фантазия».

А Игорь Александрович Креймер — ныне вице-президент Российской федерации ушу, сам чемпион и тренер многих чемпионов России — постоянно ездит на соревнования в Китай, и в его кабинете стоит специальный столик для чайных церемоний. Чаи здесь наливают самые разные…

ЧАЙ ПЕРВЫЙ

Марина Дмитревская. Семья Зайчиковых, когда Наташа позвала вас сюда из Челябинска делать театр и вы приехали, у вас был свой «Славянский базар»?

Маргарита Зайчикова. Он был у нас много лет, пока мы отнекивались и отказывались. Я даже не знаю, какой момент был переломным и чем она нас взяла. А, нет, знаю: когда здание уже стояло…

Наталья Наумова. …и я сказала: или вы едете — или я отказываюсь от идеи профессионального театра в этом городе. Без вас я этого делать не буду.

М. З. А потом прошло пять лет, пока все переделали под нормальный театр. И я думала — вот придут зрители, я выйду к ним и скажу: «Сволочи, ничего-то вы не знаете про наши муки, а пришли и сели в кресла…»

М. Д. Когда вы только начали театр, что было нужно этому нижневартовскому зрителю?

М. З. О, они хотели многого! Первое, что мы сделали, — опросили педагогов, врачей, разные слои населения, чего они хотят. И оказалось, что 90% местной интеллигенции заканчивали институты в Москве, Питере, Омске, Новосибирске, Челябинске и студентами все они были театралами (а коренного населения здесь нет). И мы получили картинку. Все они писали: «На Большой земле всегда хожу в театр». И самое сложное было преодолеть тенденцию: на Большой земле мы в театр пойдем, а здесь нет (мол, что тут, в Нижневартовске, может быть?). У нас было много смешных эпизодов, но один — исключительно показательный! Семья. Жена говорит: «Я только на антрепризу, во Дворец спорта». А муж: «Нет, я к своим». И вот встречаются они за ужином. Жену трясет от негодования, а он счастлив, как ребенок.

Первый год к нам ходили одни тетки с детьми — хоть ты убейся. Потом вдруг все изменилось: 50 на 50 молодежи и пожилых. Есть уже любимцы публики, например Валёк Горбатов. Просит — не давайте зрителям мой телефон… А самое главное — в театр пришли мужики. Почему? А потому что жена ходит и ходит… Что ж ей там, медом намазано? Надо пойти посмотреть. И мужиков теперь половина. Хотя какой может быть театр зимой в минус 52°? Специально машину разогревать, чтобы ехать?

Из окна гостиничного номера (прямо внутри театра) были видны нефтяные вышки. Кажется, протяни руку — и вот оно… Но визуальная концепция, как оказалось, не имеет отношения к жизни Нижневартовского театра: в городе тяжелым трудом, за весьма скромные по нынешним временам зарплаты нефтяники добывают «черное золото», а средства от добычи идут в Ханты-Мансийск и далее к центру, превращаясь в золото реальное и в огромные зарплаты служащих нефтедобывающих компаний… В это время город и вместе с ним театр живут на скромном бюджете…

ЧАЙ ВТОРОЙ

Игорь Креймер. Ситуация у нас очень хорошая. Можно говорить все, что угодно, но вы видите: у нас есть театр, мы получаем бюджетное финансирование. Хотелось бы, конечно, больше, но мы живем, творим, свободны в репертуарной политике…

Вячеслав Зайчиков. …Хотя кое-где по России цензурные ветры уже дуют.

Наталья Наумова. А мы делаем то, что хотим, ставим то, что считаем нужным. Театр ездит на фестивали, хотя поездки стоят отдельных усилий. Но мы их делаем.

И. К. Если мы какую-то целевую программу замыслили — рано или поздно она осуществится. В этом отношении нам повезло…

Н. Н. …Хотя пробить что-то бывает сложно. Отношение к культуре все равно как к массовикам-затейникам. Давно, со времен перестройки пошло: вы должны развлекать. К тому же нет пророка в своем отечестве, к нам приходят люди, смотрят наши спектакли и не верят: это что, не москвичи? Это ваши актеры? А чего они тогда в Москву не едут?

Марина Дмитревская. Если бюджетное финансирование, о котором так вдохновенно говорит Игорь, достаточно, почему вы, как я слышу, называете Наталью Ивановну «почетной дояркой»?

Н. Н. Конечно, без спонсоров тяжело, но вдруг появляются люди, которые дают нам деньги от своего бизнеса. Например, Торговый дом «Промэлектроснабжение». В этом сезоне наши поездки по фестивальным приглашениям стали возможны потому, что они оплатили билеты. Некоторые наши актеры-скептики поражаются: как так — люди отдают свои деньги?! Есть и небольшая разовая помощь. Придет человек, посмотрит — и остается. Как «Запсибкомбанк». Благодаря Игорю Ивановичу Цыпляеву мы отучили первый актерский курс. Они любят театр, хотя помогают сейчас редко: головной банк в Москве…

И. К. Да завали театр деньгами, покрой его куполом из купюр — мы все это израсходуем и нам все равно чего-нибудь да не хватит!

Маргарита Зайчикова. Я тебя, Саныч, слушаю и буквально не узнаю окружающей действительности: как будто нас заваливают деньгами, как будто мы просто в шоколаде… Слушайте, мы вообще с вами странно начали разговор: не с творческих вопросов, а с материального обеспечения. Но куда бы я ни приезжала — на семинар или встречу, — я всегда боюсь говорить, откуда я приехала. Потому что как только произносишь: «Нижневартовск. Ханты-Мансийский автономный округ», — сразу следует реакция коллег: ну, вам-то что… Получается — все, что мы делаем, происходит благодаря деньгам, которыми мы якобы тут завалены. И это глубоко оскорбляет меня лично, потому что ни одного года из бюджета больше 1 млн рублей мы на постановки не получали. Ну, 1 100 000. И когда разговариваешь с Екатеринбургом или Саратовом — у них там несопоставимо больше, а каждый раз все сводится к нашему мифическому богатству. Я стараюсь даже не говорить, откуда я: из провинции — и все. Да, наши планы реализуются, Игорь прав. Но благодаря чему? Не потому, что мы живем в Ханты-Мансийском округе, а потому, что изначально мы договорились: как олени обороняются от волков рогами в сторону опасности — так и мы четверо становимся рогами в разные стороны…

ТВОРЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ…

Я посмотрела в Нижневартовске четыре спектакля подряд.

«Русский анекдот» не только оформил, но и поставил Вячеслав Зайчиков, соединив три драматических анекдота. Начало ХХ века («За 20 минут до звонка», сценка Михаила Чехова, украшенная еще строчками из «Жалобной книги» Чехова Антона). Середина ХХ-го (провинциальный вампиловский анекдот «20 минут с ангелом»). Начало ХХI-го («Сантехнический роман» по пьесе В. Сигарева «Любовь у сливного бачка»).

Давно я так не смеялась в театре. Спектакль не претендует на глубокомыслие, он сделан именно как беспримесный анекдот (недаром на картине Зайчикова кот танцует с рыбой…). В каждую секунду режиссер чувствует смешное, существует в этой стихии. Он не выдавливает из зала смех, он кормит зал смехом, режиссерски претендуя только на одно: на актерский кураж. И они «дают стране угля»!

Главный «шахтер» на этой шахте Евгений Наумов. Это практически его бенефис. Страстный ревнивый Муж — «медведь», разыскивающий на станции свою Жену-картежницу и равный по темпераменту Смирнову из чеховского водевиля. Дебильно-похмельный Угаров, а затем «сепелявый» сигаревский Сантехник — идиот, в которого влюбляется экзальтированная Поэтесса (Людмила Прилепина) и который перерождается в элегантного (но не менее дурного) маэстро с бабочкой, в то время как она от столкновения с реальной жизнью в лице сантехника приобретает абсолютно запущенный вид…

У Мейерхольда в его системе амплуа был «Клоун, шут, дурак, эксцентрик»: четыре — в одном. Эти четыре — в одном Евгении Наумове: богатырский темперамент, комический дар, сценическая наивность ребенка-переростка, необычайная серьезность и как будто отсутствие чувства юмора, что и дает комический эффект. Большой, как будто неуклюжий, с асимметричным лицом и глазами-буравчиками… Его персонажи — дураки, а он — эксцентрический клоун, внешне меняющий лихие парики, а внутренне — характерность.

Смех — смехом, но в том спектакле, который видела я, не случилась драматическая встреча вампиловских пьяниц с ангелом Хомутовым (Александр Лебедев) — человеком, у которого только что умерла мать. Слово «анекдот» было воспринято буквально, и актер не держал предлагаемых Вампиловым обстоятельств.

Зайчиков — художник, каждая сценка выдержана в стилистике времени, но времени как будто срисованного из старых журналов. Первая (на станции) похожа на иллюстрации в каком-нибудь «Будильнике» или «Осколках». Типажи второй словно слезли с картинок из журналов 1960-х…

«До последнего мужчины» Елены Ерпылевой и «Барьер» по повести Павла Вежинова сделала Маргарита Зайчикова.

«Барьер» — символическая история о Композиторе, встретившем девушку, способную преодолевать земное притяжение (фильм «Барьер» был снят давно, немногие его помнят).

Играют трое, но доктор Юркова (Евгения Цариценская) — лицо фунциональное, лишь излагающее Композитору некоторые сведения о Доротее. Главные же, как и в повести, они — Доротея (Анна Наумова) и Композитор (Евгений Наумов).

Читатель вправе заинтересоваться — что, в театре сплошь Наумовы? Не сплошь. Но Анна и Евгений, дети Натальи Наумовой, — талантливые и очень разные актеры. Когда-то я писала о том, как замечательно Аня играет моноспектакль об Эдит Пиаф (см. «ПТЖ» № 38). Он проехал многие фестивали, живет семь лет, а глядя «Барьер», я думала, что хрупкой, острой, смешной, серьезной, грациозной и нелепой Анне Наумовой надо обязательно сыграть Элизу Дулитл в «Пигмалионе», что по ней плачут «Жаворонок» Ануя и володинская «Дульсинея Тобосская»…

Но пока она играла Доротею — странное маленькое существо, не знающее, как мысли появляются у нее в голове, воображающее себя героинями книг, которые читает, и… умеющее летать. Импульсивная девочка-девушка и спокойный, вальяжный Композитор — как две несовместимые стихии, инь и янь, воздух и земля. Только смерть Доротеи, улетевшей (или выбросившейся?) из окна, оставит Композитора до конца своих дней жить с чувством: он — посредственность, испугался полета-любви, испугался жить.

«Барьер» играют трое, основных героев двое, но главная тут она — Доротея. Наумовой надо сыграть существо, о котором можно сказать: «…она была сон, плод горячечного воображения». И она играет одновременно нелепую Элизу Дулитл, влюбившуюся в Хиггинса, и героическую маленькую Жанну, умеющую летать, хотя это и невозможно. Просто она слышит голоса…

Актеры — в шаге от нас, сидящих на сцене, крутой небольшой амфитеатр за их спиной — как лестница в небо… Он играет на трубе, она — на скрипке, они — два разных инструмента…

Маргарита Зайчикова делает спектакли очень тщательно, подробно. Разбирая, строя, оснащая…

Автор пьесы «До последнего мужчины» Е. Ерпылева живет в Когалыме (это тоже Югра), этот спектакль — окружная премьера. Лохматый мир российского абсурда a la Нина Садур крутится здесь вокруг истории про несчастного Гришуню (Сергей Лесков) и его любовь. Это все его видения, воспоминания, встречи и метания Гришуни между Стюркой 1 и Стюркой 2 (Людмила Прилепина). Но Садур писала кратко и жестко, а Ерпылева пишет очень литературно, пьеса — ее собственный лирический «фантазм» о России. Зайчиковы сделали спектакль замысловатый и суматошный, а бред, печаль и абсурд российской жизни отчетливее и сильнее всего проступают в немногословном, большом Воване (Евгений Наумов), с которым Гришуня пьет на боковых местах плацкартного вагона, едущего по России…

«Дембельский поезд» по пьесе Александра Архипова три года назад поставил Антон Коваленко, два года назад он стал лауреатом фестиваля «Белое пространство», а в июне этого года получил премию на фестивале «Коляда-Рlays» в Екатеринбурге.

Этот отлично сделанный, продуманный и сыгранный спектакль хорош изначальным ощущением «двоемирия», в котором живут раненые солдатики Женя-Алиса (прекрасная работа Валентина Горбатова), Тихон (Александр Лебедев) и Ваня (Роман Горбатов). Это не тот свет и не этот, это их уход в смерть — и чистилище, куда постепенно попадают они, в белых рубахах и кальсонах…

…На экране — бегущие рельсы. Они стучат в ритме сердца (железная дорога снята камерой «с руки», изображение пульсирует…), увозя все дальше от жизни «цинковых мальчиков», и только иногда кому-то из них приходит мысль: «…будто не со мной». И исчезает.

Вся жизнь госпитальной палаты — нереальна.

«Сестра, шприц», — и появляется худенькая медсестра… с остроносым паровозиком в руках. В финале она выйдет опять, держа паровозик на руках, как младенца.

Доктор слушает больного, а вместо стука сердца — шум отъезжающего поезда…

Доктора здесь оборачиваются полевыми командирами, ключ от Байконура свисает с колосников — на нем пытается повеситься Тихон… Перепады ритмов, настроений, от игр, фантазий к медленному «отходу» — и все вне границ реальности, все — мерцание смыслов. Три актера, крепко сыгранные, спаянные (на войне — как на войне!), абсолютно достоверны, даже «киношны», тут правда существования реальных пацанов, только вдруг оказавшихся — где?

На сцене Нижневартовского театра.

ЧАЙ ТРЕТИЙ

Марина Дмитревская. Первые годы ставили только вы или кого-то сразу приглашали?

Маргарита Зайчикова. Только мы.

М. Д. С какого момента вы почувствовали необходимость в приглашении других режиссеров?

Игорь Креймер. Я вообще против приглашенных. Я люблю только свои спектакли. Так же, как свои сапоги…

М. З. Ладно, Саныч, я поняла, что ты против. Объясню. Надо было преодолеть ситуацию, когда дети устают от родителей, а родители от детей. У нас все равно мамка и дети. Варяги вообще приживаются редко. Создаем все условия, но приезжих мало… Приглашать других режиссеров надо еще и потому, что я просто не в состоянии делать три спектакля в год. Нужны паузы. Кроме того, наступает момент, когда актеры вырастают из коротких штанишек и должны расправить крылья и ощутить себя в открытом, не только нашем театральном пространстве и времени. Им нужно работать с людьми другой группы крови, определений, мотивировок. Поэтому мы позвали Антона Коваленко, Леонида Архипова, Даниила Безносова. Мастер-классов, семинаров, куда мы их возили, стало уже не хватать. Нужен был другой опыт. Что-то еще хотела сказать важное…

И. К. Ты хотела сказать, что будешь ставить теперь что-то веселое! Вообще творческих планов столько! «Маугли» до сих пор не поставили, а у меня уже детвора выросла.

М. Д. Вы ставили спектакли со студией ушу?

И. К. Конечно! И «Китайские картинки», и «Соловей». Играли и профессиональные актеры, и дети. «Соловей» пережил три состава. Был смешной случай. На премьере первого «Соловья» сидел маленький мальчик. Мы устроили на спектакле лотерею и подарили ему учебник ушу. Через три года этот мальчик играл Соловья…

М. Д. А сколько надо новых названий в сезон для такого города?

Наталья Наумова. Три премьеры обязательно. Это при том, что у нас все спектакли живут очень долго.

И. К. А вообще мы существуем в режиме МЧС: только бы продержаться. Не успели открыться — трех мужиков в армию забрали, и два названия полетели.

М. З. Как мы тогда выжили…

М. Д. У меня ощущение, что у вас к тому же есть перпетуум мобиле — Слава Зайчиков. Впечатление, что каждый день он должен что-то изобрести…

М. З. Так и есть. Только неизвестно, откуда брать артистов. Здесь же нет театрального института. От студии «Скворечник» (это 1985 г.), из которой вырос театр, осталось всего трое: Женя и Аня Наумовы и Валя Захарко. Это немало, но поскольку мы перешли на другую систему отношений и работы, поскольку уже не до «сюсю-пусю», уже конвейер, фабрика, есть выпуск продукции, — не все смогли это принять. Ведь когда, например, в плохие экономические времена мы сами платили за коммуналку и зарабатывали на это спектаклями, — тут хоть убейся, а играй, иначе выключат тепло и свет…

И. К. Тогда всех колбасило, не только нас, бюджет трещал.

М. З. И еще одна важная вещь. Помимо уровня спектаклей, интереса зрителей, соответствия сегодняшнему театральному процессу, нас волнует общая атмосфера театра. Чтобы какая-нибудь бацилла закулисных интриг не проникла к нам. Хочется сохранить дух дома, семьи. И мы думали: как? А в принципе все просто: дай каждому роль. И сейчас у каждого, абсолютно каждого нашего актера есть свой собственный спектакль. Он там звезда. Каждый — звезда!

И. К. Рита, это нюансы внутренние, но больше давит внешний пласт.

М. З. Саныч, я тебя не понимаю. Если бы у нас завелась гадость, этот грибок съел бы нас изнутри, а внешние обстоятельства остались бы внешними, уверяю тебя.

И. К. Но мы с вами на сегодняшний день не защищены от произвола.

М. Д. В нашей стране никто от него не защищен!

М. З., Н. Н. и В. З. Вот именно!

И. К. Знаю двоих защищенных.

Владимир Зайчиков. Медведев и Путин? Ну ты, Саныч, молодец…

М. Д. Кому на Руси жить хорошо? Самое смешное — никому. И эти двое не защищены. Они еще и друг от друга не защищены. Не верю я в святые дружбы Маркса и Энгельса, Ленина и Сталина. Даже у Герцена с Огаревым, знаете, легко было только в детстве на Воробьевых горах.

М. З. Про репертуар. Это общие трудности: как и туда сесть, и это съесть? Как сделать кассу и не опуститься ниже уровня, который мы себе обозначили? Сейчас в репертуаре у нас «Сирано», «Король умирает», Островский, Чехов, Пушкин, современная драматургия. Ни одной дебильной бездумной комедии в репертуаре нет. Вопрос второй. Попробуйте собрать публику на замечательный «Дембельский поезд»!

Н. Н. Хорошие наши зрители, хорошие, не говори…

М. З. Все равно мы — как уж на сковородке.

В. З. Людям необходим герой, вот поэтому таким успехом пользуется «Сирано».

Н. Н. У нас было «Доходное место». Валёк Горбатов играл Жадова. Долго шел, надо было уже снимать. Прихожу в зал посмотреть, а зал встает, рыдает, ему цветы тащат. Да что такое?! И после одного спектакля я говорю: ребята, пока такой прием — будем играть.

Нужен герой.

В. З. Многие и в театр не ходят поэтому, говорят: наплачешься, нарыдаешься. Зачем?

М. Д. Хорошо, если наплачешься-нарыдаешься. А если «скорбное бесчувствие»?

М. З. Ведь и зрители диковатые случаются, театр и концерт слабо различают, в антракте дама говорит: «Мне „Аншлаг“ больше нравится…» И что с этим сделаешь?

В. З. История неигрового, псевдопсихологического театра, которая преследовала отечественный театр много лет, тоже нарушила отношения с публикой, которая хочет игры, радости…

М. Д. У вас в театре необычный звонок. Что это?

В. З. Это песня. «Саматлорский вальс». Типичный сюжет. Приехал молодой человек в эти снега, помногу работает, пишет любимой письма: приезжай, увидишь, что это за жизнь… Такие гимны были у многих молодых городов. Мы пригласили автора, он согласился — пускай звякает…

М. Д. А за счет чего растет город?

И. К. За последние десять лет вырос мало. Говорили — нефть кончается.

М. Д. А кончится — чем город будет жить?

В. З. А мы к этому не готовы!

М. Д. Ханты-Мансийск на этот случай готовится к туризму и охоте…

Н. Н. Нефти еще на много лет, но молодежь из города бежит. В зале много лиц предпенсионного и пенсионного возраста. В любительских коллективах тоже. Я говорю об этом начальству, но впустую. Где нефть — там перспектива, деньги, а культура края катастрофически стареет.

М. Д. Всегда бежали ближе к центру… Но все же, я думаю, если есть энергия места, не только уходят, но и возвращаются.

Н. Н. Творческий состав — да. А с обслугой катастрофа.

И. К. В нашем городе актер — профессия штучная. Их всего девятнадцать. Как держать?

М. Д. В 2005 году вы начали проводить фестиваль малых форм…

Н. Н. Тут нам помогают Ханты-Мансийск и город. И четырнадцать спонсоров. Сейчас мы его расширяем: выставки, фильмы. Чтобы был праздник.

В. З. И чтобы каждый из наших ощущал — у нас все впереди. А начинаем с собственного большого, населенного спектакля. Чтобы все познакомились с труппой, а наши чувствовали себя полноценными участниками фестиваля.

Н. Н. Был момент, Маргарита спрашивала: если мы закроемся (а была угроза), в какой театр пойдете? Ответ был стопроцентный: будем менять профессию. Это дорогого стоит.

К слову, когда возник театр, нижневартовские дети не знали, что нужно аплодировать. Они были на спектакле впервые.

Август 2008 г.