В. Линна. «Неизвестный солдат».
Финский национальный театр (Хельсинки).
Постановка, сценическая версия
Кристиана Смедса, художник Кати Лупа
Три спектакля программы XVIII Международного фестиваля «Балтийский дом» дают возможность говорить о том, что время возвращает на сцену формулу Маяковского: «Театр — не отражающее зеркало, а увеличительное стекло». Три театра — эстонский, финский и литовский — принесли на сцену проблемы, горячо обсуждаемые в обществе и в средствах массовой информации этих стран, то есть чистой воды публицистику, решенную в абсолютно разных жанрах и масштабах. Интересно, что все три постановки в своих странах высоко оценены театральными и зрительскими сообществами и признаны лучшими спектаклями года.
«ГЭП, или Горячие Эстонские Парни» — сочиненное театром действо о том, как исправить демографическую ситуацию Эстонии и увеличить ее население. Парадоксальное, смешное, ироническое и в то же время очень лирическое представление познакомило петербуржцев с молодым эстонским театром и с молодыми актерами, и знакомство это, будем надеяться, найдет свое продолжение.
Литовские «Патриоты» по пьесе Пятраса Вайчунаса в постановке Йонаса Вайткуса — прямое политическое высказывание в жанре политического же фарса с очень точными актерскими работами, а психологический гротеск на сцене сегодня встречается очень редко.
«Неизвестный солдат» Кристиана Смедса стал одной из самых горячих точек обсуждения, хотя видели его не все, а только те, кого фестиваль смог специально привезти в Хельсинки — спектакль настолько технически сложен, что доставить его в Петербург не представлялось возможным.
«Неизвестный солдат» — роман финского классика Вяйно Линна — посвящен так называемой «войне-продолжению», то есть не войне 1939 года, известной нам как русско-финская, а боям Второй мировой, когда Финляндия выступала на стороне фашистской Германии. Это роман о проигранной войне. Об унижении военного поражения, которое становится неважным при виде разрушений, принесенных стране войной. Роман В. Линна, вышедший в свет в 1954 году, сначала был принят «в штыки», поскольку говорил о негероических буднях войны и о солдатах, мечтающих уйти с фронта и вернуться домой. Позднее его дважды — в 1955 и 1985 годах — экранизировали, фильм 1955 года, снятый Эдвином Лайде, каждый год 6 декабря, в День независимости Финляндии, показывают по телевидению, и по опросам газеты «Хельсинген Саномат» он признан лучшим финским фильмом всех времен. Таким образом, Кристиан Смедс предложил свое прочтение не больше и не меньше как национальной святыни, одной из самых популярных и любимых народом книг, которая есть в каждой семье.

Кристиан Смедс — имя в театральном мире известное, а в Финляндии он просто любимец публики. Эстонскому зрителю он тоже знаком и по фестивалю «Балтоскандал», и по постановкам в таллиннском театре фон Крааля, где сделал два спектакля — «Год Зайца» и «Чайка». Постановка «Чайки» была чисто по-смедсовски провокативной (он вообще великий театральный провокатор), но лишний раз подтвердила, что появляется новая режиссура, которая ставит классические пьесы, основываясь только на трудноуловимом духе пьесы, на глубинных взаимоотношениях героев, абсолютно не дорожа авторской формой. В его «Дяде Ване», например, Соня ушла в какую-то секту, бродила по дому с бубнами и тамбуринами, Астров появлялся на сцене в надетых на ноги деревянных ящиках, грохочущих, как ломаемый в лесу валежник, и с диким ревом — они с дядей Ваней изображали встречу диких зверей. Сразу узнать пьесу было просто невозможно, но где-то в середине спектакля так же невозможно было ошибиться в том, что играется именно чеховский «Дядя Ваня».
В «Неизвестном солдате» Смедс тоже выступил как театральный провокатор — поставил абсолютно пацифистский спектакль, придав ему абсолютно агрессивную форму воздействия на зрителей — в нем кричат, орут, не выбирают выражений, колотят изо всех сил деревянными и железными молотами по сброшенным сверху остовам стиральных машин, которые выступают в роли противника (то есть советских солдат), колотят так, что у зрителей в ушах звенит (актеры в это время надевают специальные наушники). Публику заставляют петь хором песни военных лет, персонажи выходят в зал с автоматами в руках, зрительниц приглашают на сцену — танцевать с героями и так далее.
Режиссеру понадобились два видеоэкрана — огромный задник и экран-портрет. На экране-заднике появляются леса, болота, защитные линии — условия, в которых воюют солдаты. На экране-портрете мы увидим крупные планы расстрела пленного, самоубийство финского офицера, понявшего, что он отстал от своих, лицо пожилого солдата в сцене военной разведки — как в прямом эфире, с помощью камеры ночного видения — встревоженное, с напряженно-прищуренными глазами. Потом — выстрел и смерть… Экран-портрет нужен Смедсу, чтобы показать Лицо, выделить человека из массы. Но в принципе Смедса не интересуют психологические портреты героев и конкретные человеческие судьбы, как волновали они автора романа. Здесь все перемешано, принцип монтажа чисто кинематографический — общий, средний, крупный план, все завязано в единый узел, центром эпизода становится не отдельный персонаж, как в романе, а событие. Характеристики героев выведены за рамки спектакля — в программку. Там можно прочитать, что Риитаойа слабак и трус, поэтому легко становится жертвой жестоких издевательств, что капитан Каарна — отец солдатам, что сержант Коскела выходит из себя единственный раз — когда напивается и заставляет зрителей петь революционные песни…
Режиссера интересует сводный портрет воюющего поколения, он рисует войну — грязную, потную, кровавую и, главное, — прошедшую. Конкретную войну, которая увидена глазами человека третьего послевоенного поколения. В одном из эпизодов солдаты садятся в последний ряд зрительного зала, а видеокамера, которая постоянно присутствует и следит за ними, передает изображение их лиц на экран. То есть они смотрят кино о самих себе, а потом уходят на сцену, где царит война. Мысль Смедса — прошедшая война осталась в прошлом, сегодня она жива только как факт искусства. И как факт искусства мерится, в том числе, и современными мерками клипового сознания: в какой-то момент сводку военных действий передают с интонациями спортивного комментатора, а потом появляются кадры хоккейной баталии, где финны победили русских, — результат уравнен.
Вечеринка за линией фронта у Смедса идет под песни «Тату», и тут же на экране появляются портреты знаменитых русских людей, известных финнам, — Гоголь, Достоевский, Гагарин, Горбачев, Сталин, Коллонтай вперемежку с Путиным и почему-то «мисс Россией» и финским актером Вилле Хааппсало, который много работает в России… А в минуту отдыха финских солдат им поют русскую песню «Не спеши» Бабаджаняна и Евтушенко… В сцене пьянки на экране появляется портрет национального героя Финляндии Маннергейма, и его лицо с помощью компьютерной графики изменяется по ходу безобразий, чинимых солдатами, — сначала у него взлетают вверх брови, потом вытягивается рот, глаза вылезают из орбит — и пожалуйста, утенок Дональд в генеральском мундире… В одну кучу смешивается все — опыт разных поколений, знания дедов и знания внуков, что говорили вчера, что скажут сегодня и о чем будут говорить завтра…
Кристиан Смедс ищет связи между поколениями и не собирается идеализировать никого — в один из моментов он сажает в ложу пенсионера, увешанного наградами, который возмущается спектаклем и тем, как уничижается образ финского солдата-героя, а со сцены ему кричат, что, мол, это вы сами должны отвечать перед нами за то, что вы сделали, — в результате этой войны была разрушена страна. Но Смедс понимает тех, кто был на фронте не по своей воле.
Две сцены. Одна — первая встреча финского и советского войск: финны стоят на фоне трех сосновых крестов, как на фоне Голгофы, и капрал Лехто (в программке написано — мрачный и жесткий лидер, нетерпимый к любым проявлениям слабости) подбадривает своих сникших товарищей. Вторая — финал: война закончилась, солдаты устраивают свалку из оружия, изувеченных стиральных машин, березок, крестов… Оркестр играет мелодию с одной строкой — «Финляндия умерла», а на заднике появляются портреты сегодняшних шоу-звезд, священников, реальных политиков, включая президента Халонен и премьера Матти Ванханена… И эти портреты виртуально расстреливаются, каждый отдельно. Говорят, госпожа президент очень смеялась в этой сцене (Тарья Халонен любит театр, смотрит практически все, и ее можно иногда встретить даже в таллиннских театральных залах). Другие политики восприняли этот «расстрел» более нервно, но спектакль все посмотрели.
Сам Смедс на конференции сказал, что для него самый важный момент романа — когда солдаты, сложившие оружие, возвратились домой и увидели, что дом их разрушен и разрушена Финляндия. Последняя реплика — «Финляндия умерла — давайте строить новую Финляндию!» — эта мысль была для режиссера главной, и поэтому для него сцена виртуального расстрела — это взрывание образа истеблишмента, причастного к политике, ведущей к войне. Как говорится, ничего личного…
Но только представьте — спектакль этот поставлен на главной сцене страны, в Национальном театре Финляндии. Билеты на него купить очень трудно, хотя со дня премьеры прошел уже год, — его стремятся увидеть буквально все слои населения. И как рассказала нам на конференции директор театра Мария-Лийза Невала (кстати, ее портрет тоже в «расстрельном списке»), даже гардеробщицы в дни спектакля чувствуют свою причастность к этой самой громкой работе последних лет. Это Мария-Лийза пригласила возмутителя спокойствия Кристиана Смедса на постановку в Национальный театр и обеспечила ему все необходимое для того, чтобы этот спектакль-взрыв появился на сцене.
Кристиан Смедс поставил спектакль о проигранной войне, о том, что можно и нужно в проигрыше не терять достоинства, о том, как трудно и как необходимо освободиться от догматов истории, о том, что поражение в войне стало спасением Финляндии (победить она могла только вместе с нацистами), о тех внутренних проблемах, который сейчас будоражат финское общество, — а отношение к минувшей войне, безусловно, одна из таких тем. В общем, режиссер Смедс излагает свою точку зрения на все темы, о каких сегодня пишут газеты и дискутируют на всех уровнях общества. И, заметьте, никакого морального императива — никому своего мнения не навязывает, никаких уроков не извлекает, никаких проповедей не читает. Смотрите, думайте, делайте свои выводы…
Ноябрь 2008 г.
Комментарии (0)