О. Богаев. «Марьино поле». Петрозаводский театр
«Творческая мастерская».
Режиссер Андрей Тупиков,
художник Сергей Терентьев
О. Богаев. «Марьино поле». Театр на Литейном.
Режиссер Галина Жданова,
художник Георгий Пашин
В петрозаводской «Творческой мастерской» и петербургском Театре на Литейном в одном сезоне поставлена пьеса Олега Богаева «Марьино поле». Увидев спектакли, задумаешься: по одной ли пьесе? В «Творческой мастерской» это сказка, эпический сказ о волшебном путешествии трех старух через дремучие леса и топкие болота. Идут они вместе с кормилицей-коровой, и на пути им встречается нечисть худшего разряда, чем сказочная, — то Сталин, то Гитлер, то еще какие-то человекообразные чудища. В Театре на Литейном «Марьино поле» — не сказка, а предсмертное видение женщины некоего библейского возраста, потому что вдов Великой Отечественной войны уже днем с огнем не сыщешь. Объединяют эти разные спектакли тема великой войны и образ поезда. И надо сказать, что драматургу повезло с этой фантазией — насчет куда-то исчезнувшей железнодорожной станции и поезда, который вот уже шестьдесят пять лет движется к этой станции и везет всех погибших в войну солдат. Сколько бы ни писали о войне писатели-фронтовики и писатели послевоенной поры, всех утешить, уменьшить душевные страдания, сгладить память о погибших, примирить вдов и сирот с потерями все равно не удается. А тут в одном этом поезде соединилось все: ожидание, память, судьбы миллионов. Я не хочу сказать, что Богаев закрыл тему, — как раз нет; он показал, что война каким-то образом продолжается, переходит в разряд национального фольклора, волнует воображение детей, внуков и правнуков тех, кто пассажиром мог бы ехать в этом поезде, и тех, кто его до сих пор разыскивает.
Объединяют постановки «Марьиного поля» неподдельное воодушевление и сценическая изобретательность. Такие странные произведения, на грани фарса и сказки, ради галочки в юбилейный год не поставишь. Нужен художественный ход, театральная точка отсчета. В Петрозаводске ею становится комедия-сказка. Трех старух-вдов играют актрисы старшего возраста — Людмила Зотова, Тамара Румянцева и Галина Москалева. К характерному трио присоединяется молодая актриса Галина Дарешкина в роли Коровы (все четверо получили премию петрозаводского театрального сообщества «Онежская маска» в номинации «ансамбль»). В наплывах из довоенного времени участвует практически вся труппа, потому что в памяти горемычных путешественниц воскресают молодость, мужья, женихи, счастливое прошлое с танцплощадками, робкими чувствами и верой в светлое будущее. Это лирика вдовьих судеб, к ней свои краски добавляют актеры молодого и среднего поколения. До гротеска вырастают эпизодические роли в исполнении Владимира Мойковского, которому достались персонажи-монументы, вроде маршала Жукова на картонном коне.
Мне показалось, «Творческая мастерская» в «Марьином поле» как будто хотела повторить свой праздник-дебют в качестве независимого театрального коллектива Петрозаводска. Было это более двадцати лет назад, когда энтузиасты из большого театра на главной городской площади со скучным житьем-бытьем ушли в никуда и на свой страх и риск принялись за постановку спектакля как раз на военную тему — «Завтра была война» по повести Б. Васильева. Город сразу принял — не только спектакль, но и театр. С тех пор многое переменилось, труппа потеряла своих лидеров, обновилась и вошла в очередной виток развития. То, что театр держится за традицию, превосходно. У него были и есть спектакли, заслуживающие внимания столиц, и «Творческая мастерская» не однажды это подтверждала на гастролях. Только, к сожалению, время бежит и значительные события не повторяются точь-в-точь. И прошлое не воскресает, а, как по рисунку, обводится старательной рукой. Поэтому «Марьино поле» в Петрозаводске — удачный, прочный, проникнутый лучшими чувствами спектакль, полный грусти и негромкой патетики. Правда, он не блистает новизной, не так бодр, трагикомичен, как хотелось бы его создателям, хотя Андрей Тупиков, постановщик «Марьиного поля» в Петрозаводске, много лет работающий с «Творческой мастерской», умеет «играть» смыслами и сочетать комедии с трагедиями.
В Петербурге «Марьино поле», конечно же, трогательно и смешно, но местами ядовито. Последнее относится к прологу, где в маршевом темпе зал оглушает распроклятая всеми песня «Широка страна моя родная», а для тех, кто, слава богу, не слышит ее, «высокий сюжет» излагается на языке глухонемых. Удар нанесен, на мой взгляд, с оплошностью, чтобы с больной головы все свалить на здоровые (и очень талантливые) головы Исаака Дунаевского и Василия Лебедева-Кумача. Ну что же, тут не только судьба страны, тут и судьба песни — оптимизм ее невыносим для тех, кто знает историю «сталинских побед» из учебников и разоблачительных фильмов. «Страна родная» увидена под этим углом. Может, дело в том, что главные авторы спектакля молоды и потому решительны — это дебюты режиссера Галины Ждановой и художника Георгия Пашина.
Сказать правду о войне — одна их задача. Другая — придать этой правде, несмотря ни на что, красоту. Они находят ее в национальном колорите, которым окрашено сценическое действие. Здесь он, то есть колорит, не мешает, не режет глаз и не раздражает (что, как понятно, часто случается с национальным колоритом). Правда, сатирическая атака пролога и хороводно-танцевальная рамка не очень-то сходятся. Совсем в другом ключе тема несчастной «широкой» страны повторяется еще раз — когда на сцену падают похоронки или когда гремят жестяные ведра — вся народная недвижимость послевоенной эпохи.
В петербургском спектакле старухи тоже идут к станции. Сопровождает старух хор. Он состоит из коров-подруг, одновременно ансамбля березок, хоровода красавиц в белоснежных рубахах, с длинными косами по спине, с жестяными кружками-колокольцами в руках. Время от времени хор вовлекает старух, они кружат все вместе. В такой раме даже непечатная лексика, привычная в устах русской крестьянки, как-то облагораживается, смягчается. Внутренние темы выпеваются или вытанцовываются. Так, история лесного источника, который может возвратить молодость (но не возвращает), излагается в маленьком балете, хореография его тоже близка народным хороводам, проста, без изысков.
Художнику для всех мест действия и поворотов сюжета хватает единственного деревянного пратикабля — он и телега, и качели, и крест на погосте, и банный сруб. Вокруг него движется хоровод, перед ним маршируют или бредут старухи и проплывают коровы. Шумовой и смысловой эффект создают многочисленные ведра, они дырявые, что, по ловко задуманной и исполненной метафоре, означает бедность и дырявость послевоенного быта всех и этих деревенских женщин в частности.
В спектакле есть и сказочность, и поэтичность, и только по финалу понятно, что все увиденное не сказка, а лента памяти, большое прощание. Когда же старуха умирает, то есть в реальности уходит, а вернее, удаляется за задний занавес, на ее место ложится бывшая Корова, которая каким-то образом очеловечилась и заступила на пост вечной русской солдатской вдовы.
Музыка собрана Владимиром Бычковским, асом по этой части. Есть в музыкальном фоне вполне ординарные вещи — и песенки Утесова, и парадные марши-песни Дунаевского, и пародийно представленный Сен-Санс. Но более всего удались оркестровые симфонические репризы (автор мне неизвестен). Пока они звучат, с «неба» падают «похоронки». Их много, они в ведре у Гитлера, они в карманах вдов. Красные бумажные квадратики — могучие знаки пролитой крови и красного дурмана, в котором жили мы все. Драматург, а следом за ним и театр здесь не нажимают на этот «дурман» (в отличие от бравурного пролога). Героини спектакля давно забыли лозунги, которые над ними развевались всю их жизнь, они больше ни с чем не сражаются. Они по первому зову памяти отправляются в непосильный поход к какой-то станции, а станция — под водой, под жизнью. Об этой станции «говорит» только время от времени возникающий стук колес поезда. Поезд длиной в шестьдесят с лишним лет, что еще не привез всех (!) солдат с последней мировой войны и никогда не привезет, — трагическая метафора. Понимая это, театр выделяет как кульминацию сольный танец коровы под «музыку» вечно надвигающегося поезда. Страстное отчаяние, безнадежность и призыв к чему-то или к кому-то читаются в нем. Эта острая выразительная пластика под оглушительный и симфонизированный стук мистического поезда — находка. В спектакле немало таких находок, ему вообще присущи динамичность и экстатичность, и возраст главных героинь не помеха. Движется хоровод, пляшут коровы, вращается вокруг своей оси станок, и все женщины включены в этот трагикомический пляс.
В режиссуре упор сделан на крупные знаки. Таким знаковым моментом стала встреча в лесу то ли с белкой, то ли с кикиморой, то ли с диктором Левитаном, который торжественным голосом отменяет «похоронки» по волшебному указу свыше. Удачно общее решение спектакля, его сценография и хореография — и нельзя не отметить, как хороши исполнители. И опытные актрисы театра, и его дерзновенная молодежь. Старухи: Елена Ложкина — старшая, хитроумная Марья; Ирина Кушнир — романтическая, наивная Сима; Ирина Лебедева — несчастная, грубоватая Проша. Актрисы оттеняют характеры так, что трио выглядит ярким, по-человечески теплым. Хоровод из шести коров-березок-красавиц — Вероника Дмитриева, Татьяна Тузова, Полина Воронова, Анна Екатерининская, Мария Иванова, Ася Ширшина — становится по закону древнего театра коллективным персонажем, он на равных входит в общее дело. Получился женский спектакль о женской доле, сыгранный теми, кто не знает никаких военных испытаний, но с охотой и состраданием вступил в вечный хоровод.
Ноябрь 2009 г.
Комментарии (0)