Беккетовские паралитики в начале спектакля — трагически выразительная манифестация. Наше больное общество. Его склероз. И вот постепенно память возвращается, для чего надо пройти сквозь череду камер — воспоминаний этакого мини-гулага. Важен мотив старых фотографий, постепенно проявляющихся. Начав свою работу, память уже не отступает.

Уже на другой площадке разворачивается основное действо. Кошмарные свидетельства о детских домах, куда сдавали детей жертв большого террора. Суровое счастье послевоенных лет, когда белый хлеб — чудо, а самодельный игрушечный паровозик, изготовленный пленным немцем, — райское видение, горячая ванна — незабываемое блаженство. Парадокс послевоенного детства в нераздельной слиянности ужаса и радости. Отсюда куклы-трупы (своя транскрипция, вдохновленная Тадеушем Кантором), куличики из земли, соседствующие с могилой. Спектакль задуман как грандиозная фреска, на которой рай и ад могут мгновенно поменяться местами. Этому соответствует броуново движение школьных парт, двухъярусных кроватей-нар, шкафа и могилы на колесиках. Отсюда и детские считалки с их черным юмором, собирающие актеров в «хор».

Этой мощной амплитуде соответствует актерский ансамбль спектакля — он действительно выше похвал: Ольга Белинская, Владимир Бойков, Арсений Воробьев, Юрий Елагин, Александра Кузнецова, Даша Степанова. Чрезвычайная мобильность внутри сложной эмоциональной палитры — и собственно театральное, и человеческое достижение. Спектакль ведь представляет собой композицию по письмам реальных людей о своем детстве — письмам, из многих тысяч отобранным в книгу Л. Улицкой. Актерская эксцентриада и очевидная сосредоточенность на драматической сути действа, прочерченной режиссером, преодолевают объективную рыхлость композиции.

И все же последнюю часть спектакля, вероятно, стоило ужать, «сжать». Его афористичное начало, мощный трагедийный потенциал предполагают более плотную коду — или, допустим, резкий обрыв этой цепи индивидуальных историй.

Удивительная вещь: появился спектакль, вольтовой дугой соединенный с постановкой по Янушу Корчаку («Когда я снова стану маленьким»). Предвоенное детство, послевоенное… Дети — последний оплот, вменяемая точка отсчета!

Вопрос детской считалки «Кто ты будешь такой», адресованный современному обществу, трагически повисает в воздухе.

Борис КОНСТРИКТОР, Надежда ТАРШИС