А. Карпов. «Каменный берег».
Театр балета имени Леонида Якобсона.
Хореограф Владимир Варнава, художник Ольга Шаишмелашвили
Балетный пейзаж Петербурга являет меланхолический покой. Список премьер 2014/15 мог бы украсить альбом с названием «Русская пустота»: в соцсетях есть такие группы, где можно насладиться видами непроезжей глухомани. Степь да степь кругом. Событие пытаешься отыскать под каждой вывеской «Вечер балета», а их в городе не меньше, чем вывесок «Продукты 24». Премьера «Каменного берега» нашлась на концерте в Эрмитажном театре: крошечный зал, вход по приглашениям, будний день. Почти домашний спектакль.
Теперь оцените: небольшой Театр имени Якобсона, побочный сын местной Терпсихоры, обреченный скитаться по долгим гастролям (даром что государственный и академический), выпускает вторую премьеру в сезоне. Приглашает одного из самых перспективных хореографов страны. Заказывает новую партитуру и выводит на сцену живой фортепианный квинтет. Получает состоятельное произведение, которое можно оценивать в терминах солидного искусствоведения, не потупляя стыдливо очей, — пусть репертуарным гигантам будет стыдно. Проблема одна и чрезвычайно тонкая: балет был заказан к юбилею Победы.
Владимир Варнава деликатно обошел реалии отечественной истории, выбрав точкой отсчета мемориал «Туфли на набережной Дуная» в Будапеште, памятник лаконичный и беспафосный: на парапете расставлены чугунные туфельки, ботинки, сапоги. В пору массовых еврейских расстрелов жертв сковывали в цепь, ставили над рекой и стреляли в первого; падая, один увлекал в воду остальных. Предварительно со всех снимали обувь — во время войны товар был ходовой. Скажу нечто варварское: весь этот ужасный ритуал выглядит эффектной кордебалетной мизансценой или готовой кульминацией фильма — даже странно, что кинематограф еще не подобрался к этому сюжету.
Ставя балет-реквием в год большого юбилея, на фоне угрожающих парадов и тотальной карнавализации (младенцы в камуфляже, коляски в виде танка), хореограф поступил единственно возможным способом. «Каменный берег» не о подвигах и славе, не о жертвах и палачах — об М + Ж. Половину 16-минутного спектакля занимает лирический дуэт (Алла Бочарова и Марат Нафиков): птичий язык жестов, простые поддержки, юношеская прямолинейность и порывистость. Пара тяжелых ботинок, надетых на ноги партнерше, становится единственным способом удержать ее, пригвоздить рядом с собой намертво. Когда она вырывается из кандалов-ботинок, с небес обрушиваются тонны обуви — между влюбленными пролегла пропасть, обратного хода нет. Теоретически балет на этом мог закончиться.
Впереди оставался собственно реквием. В дуэте редкую изобретательность хореографа сдерживали только скромные возможности исполнителей; в массовой второй части лучезарный выдумщик Варнава растерялся — над головой мраморной глыбой нависло юбилейное посвящение. В ход пошли честные классические комбинации, советская героика едва не срывалась в шоу-балет для милых дам: насупленные юноши в майках взлетали большими прыжками в унисон и падали на пол в поперечный шпагат. Музыка Александра Карпова, до сих пор сдержанно-серьезная, стала наращивать зловещие секвенции и выстукивать воинственные синкопы: наружу вырвался наивный драматизм бюджетного саундтрека.
Опознавательные знаки балета о войне следовали один за другим: мужчины хлопали руками-крыльями будто летчики-истребители, падали, подкошенные расстрелом, а героиня возносилась в позе распятия — к счастью, наваждения исчезали через секунду. Битва хореографа с монументальным пафосом даты продолжалась до последнего: в финале девушки взяли ботинки, принесенные партнерами, и поставили на авансцене в неуклюжие завернутые позиции — трогательная, чисто балетная деталь. Тотчас подле ботинок (о нет!) возникли толстые зажженные свечи. Ко всему и артистам не объяснили, что делать бровки домиком для выражения печали (и сдвигать их для пущей суровости) категорически не следует. Правду танцевального спектакля победила правда майского школьного утренника.
По сравнению с предыдущей работой театра («Ромео и Джульетта», где хореографа раздавили кондовые либретто, режиссура и сценография), в «Каменном береге» все компоненты пришли в равновесие. Сценарист-режиссер благополучно изгнан. Отлично работает свет (Игорь Фомин). На диво простые, без вульгарной военщины костюмы (Ольга Шаишмелашвили). Скупая сценография: низко опущен софит, туфли с дунайского берега развешаны гирляндами по штанкетам. Напоминает оперного «Носферату» (висели книги, ножи, гробы) и свежую «Глину» самого Варнавы (висели лампочки). Очень красивая инсталляция. Однако символ, изъятый из мемориального контекста и размноженный до бесконечности, утратил емкость и начальный смысл, став самоценным арт-объектом. Здесь уже мало общего с будапештским памятником — право, не стоило так напирать на него в тексте программки и в названии балета, весьма случайном.
Но если честно, глупо ругать юбилейный заказ, когда кругом раскинулось выжженное художественное поле. «Каменный берег» важен как часть стратегии: Балет Якобсона, измотанный бесконечным потоком гусей-лебедей, за два сезона прошел огонь бессюжетных одноактовок (2013), темную воду сюжетного балета («Ромео», 2014) и медные трубы «датского» спектакля. Впору ожидать, что Владимир Варнава, с легкостью перелетающий из неоклассики в гротеск и трагифарс (академический хореограф с чувством юмора вообще есть аномалия), будет приглашен вновь, и уж тогда его не потревожит ничто — ни докучный литературный сценарий, ни зануда-режиссер, ни суровая тема государственной важности.
Май 2015 г
Комментарии (0)