«Одиночество в сети». По одноименному роману Я. Вишневского.
Театр-фестиваль «Балтийский дом».
Сценическая версия, режиссура Генриха Барановского, художник Алексей Порай-Кошиц

Группа «Одиночество в сети» (см. ВКонтакте) дрожит, вибрирует.

Премьера. Галопом к кассам. Ладошки влажные. О, счастье. Середина партера всего по 800 р. А я достала билет только на 17 число. Остается покорно ждать. Купил специально пиджак и ботинки, а то в кедах не покатит в театр. Спасибо за лишний билет, вы даже не представляете, что вы мне подарили. Билетов уже нет. Помогите! А я не смогу на премьеру, потому что как раз 20-го должна встретиться с тем, с кем четыре месяца переписывалась в сети. Лечу к нему на самолете.

Из откликов на книгу. Плакала, когда читала письмо Дженнифер. Плакала, когда погибла Наталья. Рыдала целый вечер, когда Ева осталась с мужем. Как она могла так поступить? Ненавижу ее! Перечитывать! Это — шедевр!

Чей стон раздается? Чьи слезы ручейками влились в озера синие?

То ли скудно образованных девушек, не ведающих томления в темных аллеях, не гуляющих по ялтинской набережной с Гуровым? (По желанию вписать любого героя высокой русской или западной прозы о любви.)

То ли девиц, отсидевших в темнице паутины свой срок, да так и не дождавшихся судьбоносного прилета комарика?

То ли томящихся от женской невостребованности тетенек, замороженных рыбьими взглядами мужа?

От факта феноменального успеха книги Януша Вишневского «Одиночество в сети» сотни отмахиваются репликой: «Подделка, чизбургер, пролистал, отбросил. Дурновкусное чтиво обсуждению не подлежит».

Полученные автором 35 000 электронных исповедей, после которых Вишневский мог бы ощутить себя виртуальной слезопроницаемой жилеткой, новоявленным Флобером (Ева — это я), — им, конечно же, не указ. Да, населения с дозированным IQ, просящего совета-ответа у «дорогих редакций», колдунов (вот, наконец, и литераторы дождались) у нас и за пределами страны — избыток.

Однако не так все прозрачно и однозначно. Роман о виртуальной любви, завершившейся в реале трагически, цепляет, увлажняет глаз не только тех, у кого ум короток. Да, неглупые отчетливо видят хромоту прозы Вишневского: композиционные неувязки, однообразно заканчивающиеся эпизоды, пафос, выспренние диалоги, часто занудливые наукообразные рассуждения, зашкаливающую сентиментальность. Продвинутую аудиторию передергивает и от явного авторского любования собственным сластолюбием. Но вопреки всему этому роман бередит душу. Механизм зацепки не сложный, но вечный. Желание погрузиться в ирреальное, сказочное, но парадоксальным образом как бы и к себе применимое. Этакая тайная примерка очередной туфельки. Несколько лет назад пожилая дама, учитель многих театральных критиков, сохранившая до последних минут статус одной из самых красивых женщин Петербурга, в телефонном разговоре призналась: «Только не говори никому. Я смотрю по телевизору „Бригаду“, и мне очень нравятся эти мальчики…». Чем? «Понимаешь, они — мужчины».

И в этом ее коротком выдохе была тоска не по брутальному рядом и уж, конечно же, не тяга к криминалу, а неистребимая потребность романтизировать, грезить.

Герой Вишневского Якуб — персонаж для полнометражной женской грезы. Мужчину, наделенного такими беспримесными раритетно-мезозойскими качествами, на самом деле хочется взять со страниц романа к себе домой: а) хотеть, б) жалеть, в) любить.

Скажите, на какой процент заполняемости своего мегазала мог рассчитывать «Балтийский дом», лишенный станции метро «Горьковская», поставь он, допустим, «Генриха V» Шекспира? Идея же постановки «Одиночества», причем первыми в Европе, — блестящий маркетинговый ход. Тропа не только не зарастает, но тротуары Петроградской стороны уже прохудились. Аншлаг, проданные на два месяца вперед билеты — несомненная победа театра. И искренняя же за него радость. Но.

Понятно, что, доверив постановку многоопытному польскому режиссеру, предоставившему собственную сценическую версию, надеялись на лучшее.

Инсценировка могла бы стать отдельным бестселлером, попади роман в литературно грамотные руки. Но режиссерская всеядность не перестает поражать: сам переложил, сам поставил — стало нормой. Принципиально разные профессии органично сливаются без потерь у единиц. Текст Барановского неимоверно раздут. Будто опасался он гнева поклонников «Одиночества»: пропущу хоть один сюжетный извив — не простят. Не пропустил. Иллюстрировал почти четыре часа.

Спектакль хочется перезагрузить с безвозвратной потерей следующих файлов: Ева, болтающая со своей парикмахершей, история про Эйнштейна и его мозг, сцена с демонстрацией холодильника, в котором как бы труп, Ева в споре со своими сердцем и разумом, посещение подругами музея эротики, выезд этих же подруг на пленер к свинье Жозефине, видеоуход в мир иной Якуба на фоне окрашенной в розовые тона дубовой рощи…

Т. Кузнецова (Ева), В. Соловьев (Якуб).
Фото Ю. Богатырева

Бесконечная чехарда сопутствующих историй не дает на любовь свое сердце настроить, отношения Якуба и Евы меркнут. А ведь это то, ради чего, собственно, мы и пришли.

Стройности, легкости могло поприбавиться, если бы сомнительный по части художественного вкуса рассказ о любви ксендза и монахини подвергли обрезанию. Обращать же внимание известного режиссера на то, что распинать ксендза на приподнятых шпалах аки Христа — пошловато… даже как-то неловко…

Сценографический разгул ест глаза. Хотели эффектно, получилось квадратно-гнездово. Много шпал. И фур. И огромных экранов с параллельно плывущими по ним видеорядами. Постановщик видеоарта Светлана Бакушина предлагает нам по большей части бессмысленные слайды. Дурно заснятыми видами городов, лесов, полей и рек удивлять сегодня более чем странно. Попытка усилить сценическое действие одновременным существованием тех же персонажей на видеопленке синтетическим видом искусства не обернулась, net.

По режиссерской воле за яркоэротическое в спектакле должна держать ответ Регина Лялейките (Дженнифер). Актриса честно воспроизводит хореографическую фантазию Сергея Грицая на тему «тантрический секс на русской сцене», демонстрируя каждым движением, насколько все-таки он нам еще чужд… И неподвластен…

Как же иногда бывает жаль ни в чем не повинных артистов…

От Татьяны Кузнецовой (Ева) ожидали обольстительности в сочетании с исследованием гордой польской души. Обольстительность — наличествовала, но глубже что-то не срослось. Кажется, что актриса не увлечена героиней, что ей скучновато ее играть. Нарочито-манерные интонации, натужная лиричность, всхлипывающий голос. Будто работа над образом ограничилась изучением всех «Варшавских мелодий» и созданием своей версии, увы, проигрывающей любимым образцам.

В поисках радости от «Одиночества» находим глухонемую Наталью. Варвара Маркевич чудесна: очень молода, красива, чувственна, с оправданной пластической экспрессивностью.

Самое парадоксальное, что в спектакле, чем только не перегруженном, главное таки случилось. Мы увидели Якуба. Ровно такого, каким грезили. Редчайший случай материализованной фантазии. Андрей Терентьев (юный Якуб), с криком в финале I акта «Почему Бог молчит?!», может войти в недлинный список актеров, чьи крики становятся знаковыми на десятилетия.

Валерий Соловьев (зрелый Якуб) обеспечил все личностные характеристики героя: красив, умен, порядочен, задумчив, нежен, много пережил. Его Якуб смотрит, страдает, любит так, что понимаешь: он настоящий, глубокий. Таких не бросают.

Март 2009 г.