Н. Римский-Корсаков. «Ночь перед Рождеством». Мариинский театр (Концертный зал).
Дирижер Михаил Татарников, режиссер Ольга Маликова, художник Ксения Киселева

Бывает, что дело, задуманное хорошо и даже блестяще, не вполне удается. Яркий пример тому — постановка «Ночи перед Рождеством» в Концертном зале Мариинского театра. Премьера — 31 декабря, затем ряд спектаклей, идущих почти подряд в канун Рождества. Как факт это замечательно, как идея — в высшей степени удачно, умно. Ведь из всех гениев мировой музыки Римский-Корсаков наиболее связан с Петербургом, для Мариинки с исторической точки зрения он вообще главный автор. Логично и даже изящно отмечать постановкой его рождественской оперы Новый год и Рождество. В дни зимних праздников «Ночь перед Рождеством» в нашей главной оперно-балетной антрепризе уместнее даже, чем традиционный новогодний «Щелкунчик».

Кроме того, продолжилась — опять-таки логично — линия новогодних «спектаклей для детей и взрослых», начатая в прошлом году «Волшебной флейтой». В обоих случаях — это сказки с метафизическим подтекстом. В обеих операх много веселья, игры, есть и скрытый, возвышенный смысл. Много приключений, чудес — от сказочно-забавных до таинственных, величественных. «Ночь перед Рождеством», пожалуй, самое веселое, самое экстравертное произведение Римского-Корсакова. И в обстановке Концертного зала на Декабристов, где действие легко, органично перетекает в зрительный зал, эта опера в особенности уместна.

Сцена из спектакля.
Фото Н. Разиной

Что же касается спектакля… Хотя мир этой оперы в редкостной для Римского-Корсакова мере открыт слушателю, он весьма непрост. Как в большинстве оперных, симфонических вещей Николая Андреевича, здесь — картина бытия, монументальная и вместе с тем проработанная в тонких деталях. Напомним: чтобы воздвигнуть это сооружение, композитору не хватило материала гоголевской повести, он многое добавил от себя, причем не только в обрядово-мифологической области (о чем часто упоминают), но и в идеологическом плане (о чем почти не говорится). Над курьезным и прелестным мирком Рудого Панька воздвигнут небесный свод со всеми его светилами. Мы обозреваем его с земли, из малороссийской деревни, затем устремляемся в его выси в сцене полета Вакулы… Небеса то ясны, то затмеваются, то видны сквозь толщу атмосферы, то из разряженных ее слоев. И в каких мерцаниях, в каком торжественном сиянии звуков все это воплощено! Под небом движутся космические идолы, знаменуя ход времени. Мечется нечисть — и отнюдь не гоголевская фольклорная. Наконец, наступает миг Рождества — и наваждения исчезают, все заполняется светом.

Музыка и действие разворачиваются в двух регистрах. В верхнем все грандиозно, просторно, в нижнем — все обыденно, стеснено на крохотной площади деревушки, в клетушках хаток. Но верхний регистр просвечивает сквозь потешные разговоры жителей Диканьки, придавая им порою особенные, не самые потешные оттенки…

Сцена из спектакля.
Фото Н. Разиной

Не стану вдаваться в подробности спектакля. Ну да, приметы малороссийского быта прошлых времен: тулупы овчиной наружу, бумажные цветы и косынки, завязанные на лбу (не знаю, каким-то специальным термином, видимо, они обозначаются), штофы, опять же хатки… Мельтешит группа чертиков, кстати и некстати выскакивая на сцену. Взад-вперед катается печка. Бутафория и костюмы какие-то невзрачные, виданые-перевиданые — как тусклое воспоминание о реалистических спектаклях былой поры. И дивчины с парубками в обрядовых сценах ходят с шестами и лентами, как в фольклорной композиции, напоминая этнографический факультет какого-нибудь института культуры. Не очень, скажем, все это свежо и зрелищно. Но есть находка — и еще какая! Согласно постановочному замыслу, Вакула вовсе не летал в столицу — это его односельчане разыграли, создав видимость воздушного путешествия и посещения императорского двора. Что отсюда следует? Что высей и просторов нет — нет целого мира, где могут совершаться чудеса.

В итоге жанровые сцены поставлены обыденно a priori, полет в небесах выполнен как световая инсталляция, не далеко отстоящая от световых эффектов, принятых в барах и танцевальных клубах. И здесь, правда, есть придумка: под музыку звезд девочки в белом перекидываются с публикой шариками. Публика то ли веселится, то ли недоумевает. Что всего неприятнее, балет скачет с жутким грохотом, декорации, перемещаясь, гремят так, что музыки почти не слышно. Как назло, переезды сценического убранства и скачки чертей происходят именно в моменты, когда звучит звездная музыка и совершаются гармонические чудеса.

Очевидно, авторам хотелось создать некое новогоднее развлечение — живенький спектакль с элементами капустника. Такой, чтобы публика не заскучала, слушая длинную и довольно трудную оперу. Получается, музыка, а в особенности самое великое, что в ней есть, препятствует слушательским радостям, как они видятся постановщикам. Живость и развлекательность необходимы в такой опере, как «Ночь перед Рождеством», содержащей одни из самых уморительных сцен на свете. Но едва ли не важнее в этой опере другое — те грандиозные красоты, от которых в спектакле отмахиваются, как от чего-то досадного. Что ж, может, в наши дни люди не хотят величия. А может, постановщики — вне соприкосновения с ним? Во всяком случае, не умеют сделать так, чтобы музыка была услышана и доставила радость.

Январь 2009 г.