Напрасно вы будете искать имя Давида Авдыша в балетных справочниках и энциклопедиях. Его там нет. Одна из причин — отсутствие почетных званий, служащих «пропуском» в подобные издания. Но главное — 56-летний хореограф практически не известен балетному миру Петербурга. Так уж сложилась его судьба — слишком сложная даже в сравнении с непростыми судьбами его коллег.
Начало было многообещающим: еще на четвертом курсе балетмейстерской кафедры Консерватории — собственная версия «Петрушки» Стравинского. Спустя два года — полнометражный детский балет «Муха-Цокотуха» в театре Консерватории и там же — опера «Огниво». Вскоре — приглашение в новый музыкальный театр Омска, постановка «Тщетной предосторожности» и «Легенды о Тиле». Но следом — настоящий обвал. Если не считать «Мухи-Цокотухи» в Перми, то в течение почти четверти века Авдыш не имел ни одной балетной премьеры. Для натуры послабей это была бы катастрофа, но Авдыш без дела не остался, брался за все, что требовало фантазии и уменья, — эстрада, мюзик-холл, варьете, спорт (фигурное катание). А параллельно — балетмейстерская работа «в стол»: сочинение сценариев, режиссерских решений, выбор музыки. И вот нежданная удача — место главного хореографа в Пермском театре оперы и балета.
Первая акция в долгожданном качестве — постановка «Мастера и Маргариты». Сенсационный успех, критические баталии, но — главное — творческий подъем труппы, для которой эта премьера стала событием. Наконец-то Авдыш держал в руках непокорную птицу счастья. Но, как видно, стабильность и профессиональное благополучие — не для нашего героя. Не будем разбираться, почему он покинул пермскую труппу. Наверняка причины были вескими. Как бы то ни было, Авдыш вернулся в Петербург и погрузился в поденщину на целых пять лет. Затем ему вновь улыбнулась удача: из Киева пришел заказ на «Мастера и Маргариту» и тут же — назначение на пост хореографа балетной труппы петербургской Консерватории.
Сезон 2007/08 года был, как никогда, насыщен: сразу две премьеры — «Мастер» в Киеве и «Щелкунчик» в Консерватории. В обоих случаях — шумный успех, разноречивые мнения, увлеченность труппы, при том что спектакли полярны по художественным принципам. В «Мастере» — точное попадание в суть и поэтику булгаковского романа, мастерские драматургия и режиссура при достаточно традиционной хореографии. В «Щелкунчике», напротив, бесконечно изобретательная танцевальная материя, порой даже излишне усложненная, и явные драматургические просчеты, режиссерская невнятица, затемняющие придуманный оригинальный сюжет.
Что же можно сказать сегодня о хореографе Давиде Авдыше? С определенностью — что в будущих балетных справочниках его имя появится. Залог того — осуществленная на петербургской сцене дерзкая версия «Щелкунчика», не похожая ни на одну прежнюю. Достаточно этой работы, чтобы убедиться: Авдыш — человек талантливый, смелый, самостоятельно мыслящий, с собственными представлениями о современном искусстве. Как сложится его карьера дальше, известно одному Богу, поскольку Авдыш — человек непредсказуемый. Он действует не по расчету, не по логике или здравому смыслу, но только по велению сердца. Не потому ли его любят все, с кем он работает? С ним интересно, его необычность интригует. Правда, заставить Авдыша говорить о себе не так-то просто. И все же кое-что удалось выяснить.
«Я никогда не был балетным мальчиком», — говорит Авдыш. Странно слышать такое из уст выпускника Киевского хореографического училища, получившего академическое образование. Однако с виду Авдыш действительно не вполне «балетен». Стандарту он отвечает разве что отсутствием лишнего веса, но в остальном — сплошное нарушение классических норм: рост ниже среднего, коротковатые ноги, узкий торс и крупная голова. Однако стоит ему начать двигаться (а движение — его обычное состояние), как вмиг все меняется. Ноги становятся на диво проворными, торс — гибким, да и голова уже не кажется слишком большой. Пышная грива волос, вся в мелких завитках, взлетает черно-серебристым облаком, открывая лицо. Оно поразительно! В профиль — грек с античной вазы, но анфас — смесь Мефистофеля с библейским пророком. А самое удивительное — глаза — светло-карие с прозеленью, редкого разреза, как на древневавилонских стелах, а над ними двумя правильными полукружиями густые черные брови. Словом, облик балетмейстера весьма экзотичен. Недаром в нем течет, вернее, бушует кровь одной из самых древних народностей.
«Я — ассириец», — с гордостью говорит Авдыш и поясняет: прадеды бежали из Ирака от погромов, чинимых курдами, в Россию. Осели в Житомире, где и родился Давид. В семье говорили на родном языке и на украинском. Русским Давид овладел много поздней, уже будучи воспитанником Киевского хореографического училища. К танцу мальчик из провинции оказался весьма способным — ловким, музыкальным, стремительным. По заведенному порядку участвовал в детских сценах театральных спектаклей. Однако характер — непростой («ассирийский»?) — тоже не замедлил сказаться. Ершистый, непоседливый ученик терпеть не мог «классику», предпочитая характерный танец, притом не элегантный «салон», а тот, где можно выплеснуть неуемную энергию, дать волю южному темпераменту. Таким был Индусский в «Баядерке», исполненный на выпускном концерте (сольная партия Барабанщика). Здесь Авдыш чувствовал себя в родной стихии, ему даже грима не требовалось. Дьяволенок-индус с горящими глазами носился по сцене с бешеной скоростью, неистово бил в барабан, лихо запускал его в поднебесье, чтобы подхватить у самой земли, резко оборвав вихрь пируэтов. Бесноватый дикарь в экстазе ритуальной пляски заряжал энергией весь ансамбль, оставаясь до финальной точки его протагонистом.
Достаточно было одной этой партии, чтобы предсказать талантливому выпускнику, обладавшему к тому же высоким прыжком и природным вращением, карьеру солиста гротескового плана. Однако…
«Я не хотел быть танцовщиком», — заявляет Авдыш. В раннем детстве мечтал стать борцом, чтобы быть сильнее всех. В балетную школу его, слукавив, отвела мать: здесь его должны были подготовить к спортивной карьере, сделать выносливым, гибким, физически крепким. Но в старших классах узнал искус сочинительства, когда пришлось сделать номера для любительских представлений однокашников. Получив диплом артиста балета, Авдыш не захотел работать в театре, не замечая в себе склонности к амплуа танцовщика-гротеск. Вместо театра устроился в танцевальный ансамбль при филармонии в Черновцах, где числился скорее номинально, отдавая свободное время спорту — любимой борьбе. Но и мысль о балетмейстерском творчестве уже крепко засела в мозгу. При первой возможности приехал в Ленинград поступать в Консерваторию (1971). Приемную комиссию возглавлял сам Федор Лопухов. Авдыш выдержал испытание, но зачислен не был — срезался на сочинении (подвел русский язык). Вместо Консерватории абитуриент оказался в рядах Советской армии, но, по счастью, не где-нибудь в холодной Сибири или на Севере, а в родном Житомире. К тому же здесь дипломированный артист смог с головой погрузиться не в армейскую муштру, а в армейскую самодеятельность — танцевать, сочинять, руководить. Миновали три года службы, и летом 1974-го перед экзаменаторами Консерватории вновь стоял Авдыш. На этот раз удача ему улыбнулась: двери заветного храма искусства распахнулись.
«Я был как чистый лист бумаги, — вспоминает Авдыш. — Все, что делал раньше, было беспомощно. Я не понимал сути процесса». Познать суть помогли преподаватели профилирующей дисциплины: на первом курсе — Минтай Тлеубаев, а со второго — Александр Полубенцев, которому сразу после выпуска доверили преподавательскую должность. Двадцатидвухлетний мэтр курса, ровесник Авдыша, чтобы выглядеть солидней, даже отрастил бороду. Можно представить, какими своеобразными оказались взаимоотношения «наставника» и подопечных. К тому же в числе сокурсников Авдыша, занимавшихся с Игорем Дмитриевичем Бельским, были сплошь солисты балета: Вадим Бударин, Константин Рассадин, Виктор Федоров (Кировский театр), Владимир Серый («Хореографические миниатюры») и самый знаменитый и старший по возрасту — Никита Долгушин, в те годы — премьер Малого (Михайловского) театра. Поскольку молодые солисты были плотно заняты в театрах, лекции в основном посещали Авдыш с Долгушиным, а зачастую Авдыш оставался в одиночестве. Учился запоем, все было интересно. Атмосфера на кафедре была дружеской, семейной. Устраивали капустники, чаепития, отмечали премьеры в Оперной студии. Старшие товарищи помогали младшим. Огромным авторитетом пользовался Леонид Лебедев — одержимый пластической новизной, тяготеющий к философичности хореографии. Для Авдыша он стал старшим другом и главным учителем, заразил формотворчеством.
За давностью времени Авдыш подзабыл первые балетмейстерские пробы, в числе которых были такие разные опусы, как инструментальный «Второй концерт Рахманинова» (средняя часть); «Тени Кобыстана», навеянные наскальной живописью Азербайджана, и уже помянутый балет «Петрушка». После успеха этой сложной работы Авдыш был уверен, что «перед ним лежит весь мир». В голове теснились замыслы. Однако реальность оказалась куда скромней.
«Еще в Консерватории я понял, что никому не нужен». Вслед за Авдышем это могли бы повторить почти все выпускники балетмейстерского факультета. Единственным местом, где можно было заниматься творчеством, оставалась эстрада — Ленконцерт, Мюзик-холл, гостиницы и рестораны, имевшие варьете. Там и начал свою профессиональную деятельность Авдыш, как и многие его коллеги. Сегодня на его счету несметное количество эстрадных номеров, несколько спектаклей Мюзик-холла. «Знак качества» — сотрудничество с мегазвездами шоу-бизнеса — Филиппом Киркоровым, Валерием Леонтьевым, Машей Распутиной. Но главной площадкой уже три десятилетия остается варьете ресторана «Тройка».
Это была титаническая работа, принесшая Авдышу репутацию мэтра эстрадного жанра. Здесь нелишне заметить, что сочинить по-настоящему интересный концертный номер ничуть не легче, чем целый балет. Ведь оригинальный по замыслу, мастерски осуществленный номер по сути является балетом в миниатюре, его образной квинтэссенцией. Он требует безошибочной конструкции, предельной смысловой насыщенности и непременно — какой-либо «изюминки». Тут нужен не просто талант, но еще и особое мастерство, отвечающее специфике жанра. Много ли мы знаем таких мастеров? Первым вспоминается Леонид Якобсон — непревзойденный «миниатюрист», работавший с равным успехом во всех концертных жанрах и стилях. Мастеров такого масштаба больше, пожалуй, не было и нет, но многие именитые хореографы — от Петипа и Фокина до Голейзовского, Вайнонена, Бельского — превосходно владели малыми формами. А сколько блестящих номеров было создано на эстраде! Имена хореографов — пионеров жанра живут в устных преданиях, в мемуарной и специальной литературе. В капитальном труде Натальи Шереметьевской «Танец на эстраде» (1985) среди лучших хореографов-«миниатюристов» нового поколения названы выпускники Консерватории Валентин Елизарьев, Георгий Ковтун, Борис Эйфман. Продолжить список должны имена Леонида Лебедева, Евгения Сережникова, Эдвальда Смирнова и непременно — Авдыша.
«Я немного динамизировал варьете, в котором преобладало хождение». Так оценивает свою работу хореограф — по обыкновению более чем скромно. Но стоит посмотреть его программу в варьете ресторана «Тройка», чтобы убедиться: Авдыш не просто «динамизировал» эстрадное шоу, он поднял его на уровень искусства. Главная примета его стиля — экспрессия, при том экспрессия и внешняя и внутренняя. Внешняя — это предельная плотность движений на единицу музыкального времени. Внутренняя — неуклонное варьирование композиционных приемов. Но все это не цель, а средство сотворения увлекательного, эффектного зрелища, которое вынуждает посетителей ресторана на время предпочесть гастрономическим радостям эстетические. Оставаясь в границах жанра, подразумевающего броскую подачу, мажорный тон и толику пикантности, Авдыш умудряется превратить каждый номер в законченную миниатюру с оригинальным художественным решением. Какая же нужна изобретательность, чтобы располагая скромной труппой (семь женщин и трое мужчин) выстроить два концертных отделения с множеством разноплановых номеров! Какое требуется мастерство, чтобы на крошечной сцене ресторана создать иллюзию блестящего шоу! На помощь Авдышу-хореографу здесь приходит еще и Авдыш-художник, моделирующий великолепные костюмы, организующий настоящую световую феерию. Однако…
«Варьете мне не нравится, но нравится ставить. Из двух зол выбираю меньшее», — признается Авдыш. Ставить он готов всегда и везде. Особая страница биографии — работа с фигуристами и прежде всего завязавшийся в конце 1990-х годов творческий союз с Евгением Плющенко. Артистические задатки спортсмена, его особая пластичность проявились в полной мере в композициях, сочиненных для него Авдышем, так что к мировой славе фигуриста причастен и наш хореограф. Правда, это не принесло ему ни званий, ни правительственных наград, ни известности, но Авдыш о том не особенно тужит. От житейской суетности он защищен непрошибаемой броней — высоко развитым чувством собственного достоинства (спины не гнул ни перед кем), верой в себя, свое призвание и надежным тылом — домом, семьей. Жена — Ирина Соломенюк (выпускница вагановской Академии, танцовщица, педагог-репетитор) — помощница во всех делах, хозяйка дома и, конечно же, Муза. Дочери — Дарья и Ольга — красавицы, умницы, труженицы. Старшая, окончив Политехнический университет, работает. Младшая — учится в Театральной академии. Это — днем, а вечером обе превращаются в артисток варьете «Тройка». Дарья — солистка балета, Ольга — певица, восходящая звезда, ее звонкое и нежное сопрано звучит после каждого танцевального номера. Словом, в том, что называют личной жизнью, Авдыш по-настоящему счастлив. Опасаясь сглазить, скажем все же, что счастлив он и в профессии. Работы — хоть отбавляй. Репетирует с Плющенко, курирует «Тройку» и, наконец, сегодня в его руках — балетная труппа. Надолго ли? Какой очередной вираж готовит ему судьба?
Январь 2009 г.
Очень хорошая статья! Я многое узнала о жизни и творчестве такого замечательного, необычного хореогрофа. Мне нравятся работы Авдыша. Я думаю, он достоин больших серьёзных проектов!