Образ Зиновия Яковлевича Корогодского, не отъезжающий на периферию сознания (то по одному поводу вспомнишь, то вдруг по другому мысленно схватишься за фалды его моли неподвластного сюртука), как-то особенно рельефно вырисовывается, когда думаешь про читки, широко внедренные нынче Олегом Лоевским.

В эпоху триумфа Ленинградского ТЮЗа им. А. Брянцева строго подобного, конечно же, не было. Представить пришлых молодых режиссеров, допущенных З. Я. до «тела» артистов театра, вообразить, что он позволил им вцепиться в горло неизвестной пьесы и продемонстрировать на публике как бы готовый спектакль, родившийся за три дня, — невозможно. Дебютировавших как драматурги на сцене ЛенТЮЗа (не грех напомнить эти имена) Р. Погодина, М. Бременера, Б. Окуджаву, М. Рощина, Н. Слепакову, А. Корина, Я. Гордина, Б. Голлера, В. Аграновского и многих других Корогодский окучивал в кабинетной тиши несуетливо, тщательно. Но в те далекие годы лабораторный штурм, культивируемый сегодня Лоевским, идеально подошел бы труппе Корогодского, труппе, которую мастер ежедневно бужировал (одно из любимых словечек З. Я.), требуя бесчисленного количества самостоятельных актерских работ, на создание которых отводились отнюдь не месяцы. Недели. Фразу «я сегодня не занят, нет ни репетиции, ни спектакля, напомню-ка я о себе на „Ленфильме“ или помогу теще починить крышу на даче» молвить не смели. В течение многих лет мне казалось, что актер Игорь Овадис вообще не покидает пространства театра, а о смене времен года лишь догадывается. Корогодский сам от рассвета до заката пребывал в наэлектризованном состоянии и требовал ежеминутного творческого возбуждения от каждого. То есть труппа стояла у станка с выпрямленной спиной практически круглосуточно. И нет тут преувеличения. Есть оборотная сторона — тема вредоносности подобных авторитарных театральных режимов, изматывающих артистов. Но сейчас не об этом. А о том, что и по прошествии десятилетий лидеры труппы Корогодского тоскуют о прежнем своем состоянии, когда творческий стресс был нормой ежедневной жизни. Лиана Жвания, например, на мои недавние ей рассказы о фестивале-лаборатории современной драматургии «Открытый финал» в Волгоградском ТЮЗе стала вспоминать репетиционные ночи на «Пятом этаже» со страстью, желанием погрузиться в любой эксперимент, с легкой и уж скорее всего белой завистью к цеховым товарищам — участникам лабораторных бдений.

Артистов Волгоградского ТЮЗа доселе никто не «мучил». Посему «work-in-progress» — формат, предложенный труппе, живущей размеренной, как течение Волги, жизнью, по идее должен был устрашить. Однако волгоградцы (причем всем театром, с цехами) кинулись осваивать четыре пьесы за три рабочих дня — с бесстрашием: репетировали 24 часа в сутки. Андрей Селиверстов, исполнитель главной роли в пьесе «История медведей Панда, рассказанная саксофонистом, у которого есть подружка во Франкфурте», делился: «Проснулся в четыре утра. Заболело все и везде. Взял в руки текст. Отбросил. Как ребенок, спрятался в одеяло. Снова стал читать. Думал до 7 утра». Придумал? Да.

Совместно с финским режиссером Йоэлом Лехтоненом и актрисой Светланой Клеминой практически готовый спектакль был предъявлен в подпольном, начиненном театральной машинерией пространстве театра. В современной французской пьесе Матея Вишнека (отчего-то переведенной нами уже с английского) актуальный замес: он — саксофонист и, скорее всего, кокаинист, она — случайная его встреча (то ли девочка, а то ли виденье). Долгие — короткие совместные девять ночей. Странные разговоры, притяжение, отторжение, экзистенциальная тоска, думы и разговоры о вечном, вкрапления мистического, любовь, помраченное сознание. Парное самоубийство. А уж когда в финале эффектнейшим образом разъехавшийся потолок трюма обнажил очертания пустого зала большой сцены, поехал по кругу и герои, как бы «с того света», красиво проплыли по тому же кругу, печально завершая сюжет: «Мы стали двумя летящими голосами, нет, двумя белыми летящими крыльями, да, мы похожи на два белых летящих крыла… мы скользим над всем, что нам больше не нужно…», — публика, привыкшая к чинному партеру, — онемела.

Волгоградскому театру можно позавидовать, так как его зритель обсуждал спектакль не из-под палки, выдавливая косноязычные реплики, а обильно цитировал в рассуждениях о «Медведях» фрагменты из трактатов Базиля Валентина (бенедиктинский монах, живший в ХVI веке) — одного из высших авторитетов в алхимическом искусстве.

Столь крутых ассоциаций не возникло, однако, после показа громкой благодаря Театру.doc и уже известной русскому уху немецкой пьесы Игоря Бауэршима «Norway. Today», давно идущей по миру. Молодые артисты Татьяна Доронина и Тимур Абдулфайзов с четким пониманием того, что два часа придется кормить и тинэйджеров, и взрослых голливудским мармеладом, выдаваемым за горький миндаль, весело, необременительно для наших нервов и слуха, с юмором сыграли в дозированно страшное. Коим являлось по сюжету желание девочки Юли, вызвавшей из чата мальчика Августа, совместно с ним расстаться опять-таки с жизнью. Игра в суицид обернулась романтическим come together, этаким путешествием к норвежскому фьорду. Молодые а) остались живы, б) окрепли духом от чистого воздуха и секса в комфортабельной палатке. Режиссер, выпускник РАТИ 2007 года Андрей Неделькин, остроумно и уместно снабдил действие видеорядом: за несколько часов он, обнаружив рядом с театром стройку, отлично снял и смонтировал бегающих по крышам и вот-вот готовых сорваться с них Юлю и Августа (Таню и Тимура).

Творение 36-летней Анны Богачевой, написавшей пьесу «Чемоданное настроение» про судьбоносную встречу на вокзале потерявшихся детей с теткой Феклой (образ Феклы — бесталанная попытка создать клон Карлсона вкупе с Пеппи), прельстить, на мой взгляд, способно лишь культмассовых работников забытых деревень. Ничтожнейшие, фальшивые диалоги с не сдвигающимся ни на миллиметр действием. На амбразуру драматургического провала бросили многоопытную актрису Юлию Коростылеву. Обаянием, энергией, собственными придумками она как могла спасала и Богачеву, и молодого режиссера Полину Стружкову, которой пришлось воплощать графоманскую вязь.

Главный режиссер театра Альберт Авходеев взял на себя пьесу 23-летней Анны Батуриной «Песня Войя», завоевавшую первое место на конкурсе драматургов «Евразия». В многословно-многофигурной выспренней сказке о сложных отношениях обольстительной колдуньи с добрым деревенским молодцем, написанной юной (забудем о возрасте отечественных гениев) девочкой из г. Коркино Челябинской области обнаружены явные признаки незаемной фантазии и поэтического дарования.