Сценографическое решение Александра Боровского вызывающе аскетично. Белая веранда (или беседка), выдвинутая на авансцену, нависает над первыми рядами зрительного зала; белая дверь, ведущая в дом Тайронов, — в глубине сцены, слева. Несколько автомобильных покрышек и люк в погреб. Вот и все. Редкий для современной сцены минимум реквизита — бутылка виски и три стакана. На небольшом пятачке и предстоит четырем актерам разыгрывать историю болезненного существования семьи Тайронов. Весь спектакль — на крупном плане. Додин ставит перед актерами задачи повышенной сложности — средствами только актерской игры удерживать зрительское внимание в течение трех с половиной часов.
В медлительной походке, настороженном поведении Мэри Тайрон (Т. Шестакова), единственной женщины в этом спектакле, в ее дрожащем голосе с неверными, завышенными, чуть плаксивыми интонациями с первого появления чувствуется ожидание беды. Мэри, как никто, понимает, что семья уже давно не семья, а просто живущие под одной крышей люди, объединенные прошлым — но никак не настоящим. Пожалуй, Мэри — единственная, кто действительно страдает от этого. Именно поэтому пытается наладить отношения, примирить всех. Взятая Шестаковой интонация нервной утомленности задает тон всему спектаклю. Но этот тон остается неизменным до финала.
Чувствуется, что все члены семьи устали друг от друга и живут вместе больше по привычке, чем по огромному желанию. Есть в этом спектакле что-то от товстоноговских «Мещан». Та же разваливающаяся семья. Те же три состояния персонажей: до скандала, скандал, после скандала. Но скандалы эти никак не меняют актеров и персонажей. Можно сказать, что актеры в этом спектакле играют состояния, качества своих персонажей. Шестакова — «взвинченность» Мэри, Иванов — самолюбование Тайрона, Курышев — мягкотелость Эдмунда, Семак — серьезность Джейми. И все, как один, нервны. Во втором акте исполнители мужских ролей изображают пьяных персонажей — на протяжении всего второго акта у них однообразно-утомительно подкашиваются ноги и заплетаются языки. На их поведение не влияет даже появление Мэри, хотя по здравой логике при ней они должны хотя бы постараться взять себя в руки. В этот момент психологический театр Додина оказывается неточен. Впрочем, не психологическая достоверность, похоже, интересует режиссера. Он не исследует причины такого состояния семьи — только констатирует. Процесс распада — однообразный, выматывающий и безысходный — вот чем живет этот спектакль. Это состояние в принципе не могут изменить ни ссоры, ни скандалы, ни болезнь — твердое убеждение режиссера.
Характеристики персонажей — вялость, усталость, инертность, утомленность — вполне применимы и к самим исполнителям. Совпадение это стирает границу между актером и героем, появляется ощущение, что «актер играет себя». Раздражение, которое они выдают как типовую и предсказуемую реакцию на происходящее, — достаточно формально. Юмор натужен и искусствен: немолодой Эдмунд спускает штаны, чтобы дать себя отшлепать еще более немолодому отцу. А в отношениях между персонажами в этом спектакле можно заподозрить историю отношений между актерами. Не зная истории жизни МДТ, нельзя уверенно говорить об этом, но у о’ниловского сюжета здесь определенно есть свой, лирический подтекст. Уставшая семья Тайронов — измотанная актерская труппа МДТ. Мэри Тайрон — единственная женщина в семье, актриса Шестакова — прима труппы, актриса, вокруг которой, так или иначе, организуется репертуар. Не случайно Додин «приноравливает» пьесу к такому актерскому составу — исполнители на порядок старше своих персонажей. Констатация усталости труппы звучит сильнее, чем сюжет распада семьи Тайронов.
Переступающий порог Малого драматического зритель наслышан о том, что «великий Додин — это наше все», что его МДТ — «оплот психологического театра» и здесь много «потрясающих спектаклей». А если он не знает истории МДТ и смотрит спектакль «с чистого листа», без придыхания? Знаменитый психологизм Малого драматического оказывается приблизительным и формальным. Да и не психологизм это в чистом виде — не через психологию персонажей раскрываются замысел и содержание спектакля. Актеры инертны и однообразны. Додин не ставит задач «на преодоление», черпает из них уже имеющееся и нажитое. «Высказывание о человеке» выходит предсказуемым и монотонным рассуждением. Причем с заранее известным ответом.
Комментарии (0)