Если на афише прошлого «Реального театра» его автор, Олег Лоевский, спал в пустом театральном зале, за его спиной поднималась заря нового, а слова «Реальный театр» были изъедены трещинами, то на афише нынешнего нарисована железная ограда, на которую навалилась, падая, коряга-монстр (непосредственно «реальный театр») с вырезанной скромной надписью «Алик дурак». Видимо, в том смысле, что опять собрал фестиваль, да еще по следам сезона, который явно не дал художественного урожая. Объезжая театральные угодья из края в край, Алик-дурак попадал в автокатастрофы, терял здоровье и усугублял невроз: фестиваль не складывался. Тем не менее в очередной, восьмой, раз «Реальный театр» не просто сложился, а опять собрал по России все лучшее.
В атмосфере его, правда, все-таки чувствовалось «природы увяданье» (сухой ствол…): если раньше это был фестиваль «друзей и близких Кролика» и, с фотоаппаратом в руках, я всегда могла настичь то одну, то другую живописную группу товарищей по театральному несчастью (см. № 26), то нынче объектив выхватывал из пространства… ну, пару коллег. В отсутствие Марины Тимашевой наши традиционные обсуждения (театр в театре!) поменяли внутреннюю драматургию, и, хотя каждое утро критики радостно бежали в театр, не было прежнего накала страстей, пафоса размежевания и радости единения.
А спектакли были. Речь о них — во многих материалах и этого номера, и предыдущих (так, мы писали в № 39 об «Укрощении строптивой» Екатеринбургского ТЮЗа, а в № 40 — о «Ревизоре» «Коляда-театра»).
Завсегдатаем «Реального театра» долгие годы был З. Я. Корогодский. Нынче на открытии, в память о старшем поколении, сыграли «Вечного мужа» — давний спектакль Ю. П. Киселева (Саратовский ТЮЗ) с изумительным Юрием Ошеровым в главной роли. Появилась ось координат.

«Бери шинель, пошли домой!» О. Лоевский опять сумрачно заявлял, что фестиваль — последний.
Фото М. Дмитревской

Пока О. Лоевский веселился с гостями фестиваля, Я. И. Кадочникова печально пересчитывала в уме деньги.
Фото М. Дмитревской
При общем ликовании прошел спектакль «До свидания, Золушка!» Анатолия Праудина — и повеяло прежним «Реальным театром». А вот его же «Чудаки» в омском Пятом театре, не однажды увенчанные премиями и несомненно полезные для этого театра («ПТЖ» писал о них в № 39) еще раз подтвердили для меня, что Праудин на выезде и Праудин у себя (будь то Екатеринбургский ТЮЗ или Экспериментальная сцена Балтийского дома) — «две большие разницы», и «невыездной» Праудин категорически отличается от «выездного».
Для многих (я в их числе) событием стал «Ревизор» Николая Коляды, для других — «Вишневый сад» Евгения Марчелли. Мне он показался спектаклем, сводящим все свойства пьесы — в минус: здесь отсутствует сюжет, нет отношений героев, не нужен текст… Вообще ничего не нужно, все купировано. На обсуждении Е. Маркова сказала, что этот спектакль — как реклама знаменитой фирмы: чистый лист и надпись «В рекламе не нуждается». Хочется сделать акцент на словосочетании «чистый лист». Или вспомнить рассказ Резо Габриадзе, в котором киномеханик продавал мальчишкам кадрики из фильма «Тарзан», и в конце концов сеанс сократился до нескольких минут: заглавие, титры, первый кадр, последний — и слово «конец». Очень технологичный «Вишневый сад» Марчелли показался мне такой пленкой, из которой вырезали все. Мы — и пустота. Чехов — и пустота. Всеобщая энтропия.
Не только «Ревизор» и уфимская «Тварь» Олега Рыбкина развернули сюжет фестиваля в сторону изучения отечественной власти тьмы. Спектакли Сергея Федотова, замечательно поставившего в Перми трилогию ирландца Мартина МакДонаха, странным образом тоже имеют отношение к российской действительности. И это при том, что у «Красавицы из Линэна» и «Черепа из Коннемары» не отнять ни ирландского колорита, ни влияния Джона Синга, ни о’ниловских мотивов… Приходит мысль о том, что убогая провинциальная жизнь в Ирландии и у нас до ужаса сходны, но если современная российская драматургия, двигающаяся спазматическими скетчевыми перебежками, склонна рыдать над ужасами затхлого российского быта, скорбеть над «семьями вурдалаков» и эстетизировать страдания их пластилиновых жертв, то МакДонах не льет слез. Он строит настоящую интригу, владея психологическим гротеском, он не плачет над своими героями — жертвами жизни, а сразу «смазывает карту будня», плеснувши в пьесы множество красок, и дает театру неограниченные возможности интерпретаций. Федотов выбрал будто бы гиперреалистический, «киношный» ход, действие филигранно проработано, оправдано в каждую секунду, но тут же оживлено травестией (старуху играет крепкий мужчина). И так же, как у МакДонаха, в бытовом мире («на блюде студня») возникает густая, многожанровая театральность. «Реальный театр» зафиксировал начало победного шествия МакДонаха по России. Страна обрела своего драматурга.
В рамках фестиваля играли студенты Вячеслава Кокорина и студенты Пермского института, а вообще Лоевский думает превратить «Реальный театр» в фестиваль дебютов тех молодых режиссеров, которые впервые заявили о себе на лаборатории, раз в два года проходящей в Екатеринбурге (см. № 38). То есть хочет либо привесить к сухому стволу клейкие листочки, либо прорастить на нем новые ветки (ведь «даже пень в весенний день березкой снова стать мечтает!»).
А закончилось все апофеозом — 75-летием Екатеринбургского ТЮЗа. И была традиционная шляпка замечательного директора Янины Ивановны Кадочниковой, и труппа, одетая по-бальному, и кинокадры с юным Д. Астраханом, и зрелый Астрахан на сцене вместе с другом В. Рубановым… И Пантыкин — Праудин — Шубин, переломившие судьбу этого театра и сделавшие его бесконечно «выездным»… Из уст в уста передавались совершенно серьезно сказанные в интервью слова Астрахана: «Приходит время, и каждый художник задумывается: каково его место… в рейтинге». Фраза, несомненно, требует анализа и театроведческого осмысления, но пока ясно одно: в рейтинге многочисленных российских фестивалей старейший из них, «Реальный театр», должен… осознать свое место. Наступил возраст.
Декабрь 2005 г.
Комментарии (0)